Д. Рид - Прекрасное безумие

— Твоя подруга. Мэнди.

— Я знаю ее имя, — бормочу я, все еще глядя на него. — Ты спросил ее?

— И не нужно было, — говорит Келлан. — Как только она узнала, что мы встретились перед «Клубом 69», она выпалила все твою биографию, в особенности последние три месяца твоей жизни.

Он многозначительно шевелит бровями. Я не должна была пустить все на самотек, но к сожалению, я это сделала.

После того, как я легла спать, они значит много говорили…

Мэнди такой предатель! Отныне я собираюсь сознательно раскрыть ее.

— Что именно она рассказала? — осторожно спрашиваю я.

Келлан смеется, играя на моих нервах, и я понятия не имею, почему.

Но меня это похоже не раздражает. На самом деле, это самый красивый смех, который я когда-либо слышала. Жаль, что такой сексуальный голос и потрясающая внешняя упаковка поставляются с самым дерьмовым характером, который я когда-либо встречала.

— Я мог бы сказать тебе, но что получу взамен?

— Ничего, — я смотрю на него. — Я могла бы спросить ее, ты знаешь. Она моя лучшая подруга.

— Я ее не вижу, — он смотрит на меня. — Разве ты не задавалась вопросом, почему она ушла?

Я сужаю глаза в подозрении.

— Я это знала, — говорю я медленно. — Она рассказала тебе кое-что, прежде чем уйти?

— Мои губы запечатаны.

Он «застегнул» губы, и это такой смешной жест, что я рассмеялась.

— Ее попытка безуспешна. Я не буду спать с тобой.

— Ты уверена? — спрашивает он. — Мне нравится, когда ты извиваешься.

Он такого высокого мнения о себе.

Стремясь сохранять спокойствие, я глубоко вздыхаю и медленно выпускаю воздух.

— Я не извиваюсь.

— Вот на этой лошади ты извивалась.

— Я не буду спорить с тобой, — говорю я, качая головой.

— Потому что у тебя нет доводов.

Я задыхаюсь от смеха. Он бросает мне вызов. Я вижу как его рот кривится в ухмылку, настолько сексуальную, что я боюсь, это подожжет меня. Я уверена, чувствую это между моими ногами.

Что я могу ответить, когда он прав, и он это знает?

Я извивалась против него, и, честно говоря, я уверена, что, учитывая этот шанс, мое предательское тело сделает это снова.

В тишине комнаты я наблюдаю, как он применяет лосьон, который пахнет обычным больничным запахом.

— Итак, ты врач или обучен в медицинской области?

Я указываю на свою лодыжку, желая узнать о нем больше.

— Ничего подобного, — он закрепляет повязку на моей лодыжке. — Я просто хорош с лошадьми. Они не так сильно отличаются от женщин.

— Ах.

Я киваю в знак согласия.

— Ты действительно очаровательна. Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе об этом?

Он смеется хриплым смехом. Несмотря на обидные слова, которые он просто бросил мне в лицо, я обнаружила, что меня совсем не оскорбляют. Я не знаю почему, но я не ожидала от него ничего другого.

— Лошади верны, пока ты заботишься о них, — объясняет Келлан, игнорируя мое заявление. — Но их эмоции, как правило, улучшают их, и они всегда ставят себя на первое место. Они, не колеблясь, сбросят тебя.

Его слова застали меня врасплох.

Его улыбка все еще на месте, но темный блеск покинул его глаза.

Что-то в его тоне заставляет меня думать, что у него были плохие отношения.

Может быть, именно поэтому он такой, какой есть.

— Мне жаль, что ты так думаешь. Но я могу заверить тебя — не все женщины одинаковы.

Я откидываю волосы с лица, недоумевая, что случилось с ним в прошлом, что он обобщил всю женскую популяцию.

У каждого свой шкаф, полный эмоционального багажа. Он приходит с людьми, которых мы пускаем в наши сердца и жизни. Очевидно, я здесь не для того, чтобы доказать, что Келлан ошибается, поэтому я прочищаю горло и немного размышляю над изменением темы.

Через кухонное окно я смотрю на Снайпера снаружи. Он растянулся на лужайке, его голова лежит между лапами. Из его расслабленной осанки, я могу сделать вывод, что он в собачьей дремоте.

— Он хорошая собака, — говорю я из необходимости поддерживать разговор.

— Так и есть.

Я возвращаюсь к Келлану.

— Ты говорил, что ты его приютил?

— Это длинная история.

— У меня нет ничего, кроме времени, как ты видишь.

Я указываю на свою лодыжку.

Он рассмеялся.

— С вывихнутой лодыжкой, действительно, есть.

Он откладывает аптечку и садится рядом со мной. Вместе мы поворачиваемся к Снайперу.

— Он военная рабочая собака, которая должна была быть усыплена, — говорит Келлан.

— В самом деле? Но почему? Он такой милый, — я не могу не расстраиваться. — Кроме того, как военная рабочая собака, он, вероятно, очень полезен.

— Он был, — Келлан делает паузу, нерешительно. — Снайпер был одним из лучших на службе. Его обучили находить мины-ловушки, бомбы и мины, отслеживать войска противника и пропавших без вести. Все, что нужно было сделать, это позволить ему ознакомиться с запахом, и он убежит и найдет человека. Он был безжалостным, — он с восхищением качает головой, его глаза теряются в воспоминаниях. — Он спас столько солдат. Но потом…

Я задерживаю дыхание.

— Потом что?

— Его хозяин погиб в результате взрыва бомбы, и он прекратил слушаться кого-нибудь.

— Он должен был быть усыплен, чтобы не навредить? — спрашиваю я недоверчиво.

— Это было нечто большее. Он начал нападать на близких людей. Каждый громкий звук был для него травматичным. Это стало настолько плохо, что он не ел. Он не позволял никому прикоснуться к нему. Он не подчинялся, — Келлан смотрит на меня. — Он считался опасным, неуправляемым, бесполезным.

— Пока ты не спас его.

Он снова кивает.

— Я сделал это, потому что чувствовал, что должен.

Его голос настолько низок, что дрожь пробегает по моему позвоночнику.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, затаив дыхание.

Он отводит взгляд, не спеша с ответом. Его глаза стекленеют, когда он смотрит вдаль, его разум находится в миллионе миль.

— Хозяин Снайпера был моим лучшим другом, — шепчет Келлан наконец. — Когда она умерла, мне показалось, что я должен забрать его.

Я смотрю на собаку, тысячи вопросов проносятся у меня в голове.

Его лучшим другом была женщина, и она была солдатом. Я не могу представить, чтобы кто-то вроде Келлана дружил с женщиной, и, конечно же, не с тем, кто сражался за свою страну.

Черт, я даже не представляю, как он живет на ферме.

И все же, похоже, это так.

Это, как если бы Келлан был совершенно другим человеком, чем тот, которого я себе представляла. Кокетливая сторона его — это только начало. Я чувствую, что мне придется снимать слой за слоем, освобождать по частям, чтобы узнать его.

Может быть, он не так плох, как я думала.

Возможно, за игроком, которого он изображает, кроется настоящий человек с эмоциями, такой, что способен создавать значимые привязанности.

— Я рада, что ты его забрал, — говорю я мягко. — И мне очень жаль твою подругу.

Он кивает, а затем возвращается ужасная тишина.

— Тебе холодно, — говорит Келлан, неверно истолковывая короткую дрожь, сотрясшую мое тело. Или, может быть, он также хочет сменить тему. Я киваю, внезапно видя свой шанс избежать этой ситуации.

Наш разговор.

Его.

— Я отведу тебя в гостиную, — говорит он.

— Не нужно, Келлан.

Игнорируя мой слабый протест, он поднимает меня со стула и ведет внутрь, останавливаясь только, когда мы доходим до дивана. Медленно, он меня подводит, устраивает несколько подушек за моей спиной, а затем обертывает вокруг меня одеяло — движение настолько интимное, что мне неудобно.

Мне не нравится, что парень заботится обо мне, потому что я боюсь, что в один момент, в будущем, я невольно ослаблю свою бдительность, а его все еще будет в силе. Как и любой другой человек, отказом он не согласен со мной.

Невообразимая внешность Келлана не является реальной опасностью для моего внутреннего равновесия. Это все те мелочи, которые он, кажется, делает, и не делает из этого ничего страшного. Например, ехать домой со мной, и убедиться, что я не отморозила свою задницу.

Был там. Сделал это. Больше никогда.

Как и он, у меня есть собственный эмоциональный багаж. Как и он, я не хочу повторять попытку.

— Я принесу тебе что-нибудь выпить, — говорит Келлан и выходит из гостиной, наконец оставляя мне достаточно места, чтобы дышать.

В его отсутствие я расслабляюсь на подушках. Солнце течет сквозь открытые занавески, купая красное дерево в оранжевом свечении.

В этой комнате что-то странное. Она слишком мужественная, слишком грубая. Но есть и нежность. Я решила, что это декор. Нежное женское прикосновение в виде тонкой рамы для картин и пустой стеклянной вазы.

Он жил с кем-то. Этот человек уже ушел.

Мой взгляд невольно упал на изображение белокурой женщины, которую обнаружила Мэнди.

Он сказал, что она его сестра. Он говорил правду? Я думаю о его лучшем друге, солдате. Каковы были шансы, что он был в отношениях с ней до ее смерти?

Он не сказал этого, но я чувствовала, как печаль исходит от него, ему было трудно разговаривать. Как только я проявила сожаление, он закрылся.

Его внезапная смена темы только подтвердила это.

— Извини, что это заняло так много времени, — Келлан ставит стакан на стол возле дивана.

Я не слышала, как он вошел, и поэтому он поймал меня врасплох. Мои мысли не могут быть написаны на моем лбу, и все же я чувствую, что он может видеть меня насквозь и догадается, что я пытаюсь понять его.

— Спасибо, — я хватаю теплый стакан, глядя на желтую жидкость.

— Это рислинг горячий тодди, — отвечает он на мой невысказанный вопрос. — Теплое белое вино с медом, лимоном и кардамоном. Это согреет тебя, — он указывает на мою лодыжку. — Она все еще болит?

Я качаю головой и обнаруживаю, что в какой-то момент пульсация, должно быть, прекратилась.

— Нет.

— Хорошо. Через несколько часов ты сможешь снова ходить.

— Я надеюсь, что это так. Я имею в виду, я не хочу навязываться.

— Не беспокойся об этом, — говорит Келлан и садится рядом со мной. — Как я уже сказал, мне нравится твоя компания. Это приятное изменение.

Я прячу лицо в своем напитке, заставляя себя делать медленные, размеренные глотки. На вкус приятный, сладкий и освежающий.

— Ты живешь здесь один? — я избегаю его взгляда, когда я задаю вопрос, боясь создать впечатление, что меня это волнует.

— Да, — небольшая пауза. — Ты живешь одна в Нью-Йорке?

Как и раньше, он избегает говорить о себе. Либо он любит односложные ответы, либо не хочет, чтобы я слишком много знала о нем. В любом случае, я нахожу его уклончивую природу грубой.

— Я этого не делаю, — я смотрю на него, не желая больше говорить. Если он хочет остаться окутанным тайной, тогда я тоже.

Уголки его губ дергаются.

— Я знаю. Мэнди сказала, что вы живете вместе с первого дня колледжа.

Я гримасничаю.

Что еще ускользнуло из ее большого рта?

— Она также сказала, что на следующей неделе ты занимаешь новую должность, и у тебя нет времени на отношения, — продолжает Келлан, похоже, наслаждаясь своим преимуществом.

— Я никогда не говорила, что у меня нет времени на отношения. Я просто этого не хочу.

Он кивает, будто знает, что я чувствую.

— В прошлом отношения были плохими?

Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Наконец, я качаю головой.

— Неа. На самом деле, нет.

Это ложь.

Кто-то причинил мне боль, но я не могу сказать ему это. Он не поймет, не тогда, когда я уверена, что он, вероятно, разбил тысячи сердец.

Его брови проявляют явный интерес.

— Не хочешь делиться?

Я снова качаю головой.

Я не буду раскрывать свое романтическое прошлое кому-то вроде него. Если я хочу освободить себя, тогда я послушаю песни Тейлор Свифт, чтобы лучше почувствовать все, что пошло не так в моей жизни.

— Я хороший слушатель, — Келлан наклоняется вперед, локти упираются в колени, как будто его физическая близость может подтвердить его слова.