— Мне не нужно поговорить, и даже будь мне это нужно, ты была бы последним человеком, с которым я стал бы говорить.

Я кивнула.

— Простите, сэр.

— Хватит…называть меня так, — сказал он, говоря тише под конец.

Я выставила руки перед собой.

— Я подумала, что уже неуместно называть вас Томасом.

— Агент Мэддокс или просто Мэддокс подойдет.

Он посмотрел вниз на бумаги.

— Теперь, пожалуйста…пожалуйста уйди, Линди.

— Зачем ты меня сюда позвал, если не хотел видеть? Мог бы с такой же легкостью отправить по этим делам Констанс.

— Потому что иногда, Лиис, мне просто нужно видеть твое лицо. Мне нужно слышать твой голос. Некоторые дни для меня тяжелее других.

Я сглотнула и затем прошла к его столу. Он приготовился к тому, что я могла бы сделать.

— Не делай этого, — сказала я. — Не заставляй меня чувствовать вину. Я пыталась не…это именно то, чего я не хотела.

— Я знаю. Беру на себя полную ответственность.

— Это не моя вина.

— Я только что это сказал, — ответил он уставшим голосом.

— Ты сам нарвался. Ты хотел, чтобы твои чувства ко мне заменили твои чувства к Камилль. Тебе нужно было кого — то винить, потому что ты не мог винить ее. Тебе нужно строить собственные отношения, потому что она станет частью семьи, а я просто та, с кем ты работаешь…та, кто ты знал, что оставит прошлое позади.

Томас выглядел слишком вымотанным эмоционально, чтобы возражать.

— Господи, Лииз, ты и вправду думаешь, что я это спланировал? Как мне тебе еще объяснить? То, что я чувствовал к тебе, что чувствую, делает мои чувства к Камилль неважными.

Я прикрыла лицо.

— Чувствую, что звучу как заезженная пластинка.

— Так и есть, — сказал он ровным тоном.

— Думаешь, это для меня легко? — спросила я.

— Похоже на то.

— На самом деле все не так. Я думала…не то чтобы сейчас это было важно, я надеялась, что смогу измениться. Я думала, что для двух раненых, если бы мы достаточно вложились в наши отношения, если бы наших чувств было достаточно, у нас бы все получилось.

— Мы не ранены, Лиис. У нас просто одинаковые шрамы.

Я моргнула.

— Если бы мы и оказались на незнакомой территории, что для меня всё, мы бы адаптировались, знаешь ли. Но я не могу отвергать все, что запланировала на будущее, и надеяться, что однажды ты перестанешь грустить по поводу того, что ты не с ней, — я почувствовала, как слезы жгут глаза, — Если я отдаю тебе свое будущее, то хочу, чтобы ты оставил прошлое позади.

Я взяла рамку для фото со стола и выставила ее перед лицом Томаса, заставляя взглянуть. Его глаза переметнулись на рамку, и когда он взглянул на фото, уголок его рта приподнялся.

Возмущенная, я развернула фотографию, и моя челюсть отвисла. Это был черно — белый снимок нас с Томасом, который Фэлин сделала в Сейнт — Томасе. Он прижимал меня к себе, целуя в щеку, а улыбалась, будто впереди была целая вечность.

Я взяла другую рамку и посмотрела на нее. Фото всех пяти братьев Мэддокс. На последней я увидела его родителей.

— Она первая, кого я полюбил, — сказал Томас, — но ты, Лииз, ты последняя женщина, которую я когда — либо буду любить.

Я стояла, не находя слов, и затем поплелась к двери.

— Верни мне мои фотографии, пожалуйста.

Я поняла, что оставила папку на его столе, а вместо этого ушла с фотографиями в руках. Я медленно подошла к нему. Он протянул руку, и я вернула рамки.

— Просто отдам это Констанс, — сказала я, забирая папку, чувствуя себя при этом дезориентированной. Я повернулась на каблуках и заспешила к двери.

— Лиис, — позвал он меня.

В ту секунду, когда я вырвалась из офиса, то практически бросила папку в Констанс.

— Хорошего дня, Агент Линди, — сказала она, и ее голос разнесся по отделу.

Я удалилась в свой офис и села на стул, опустив голову на руки. Пару секунд спустя Вэл прибежала из коридора, а за ней Маркс, хлопнув дверью.

Я подняла голову.

Вэл указала пальцем на него.

— Прекрати! Ты не можешь гнаться за мной по всему зданию!

— Я перестану следовать за тобой, когда ты начнешь отвечать прямо на мои вопросы! — закричал он.

— Какого черта сегодня происходит со всеми? Весь офис с катушек съехал? — закричала я.

— Я тебе уже ответила! — сказала Вэл, игнорируя меня, — Я сказала тебе, что поговорю с ним сегодня вечером!

Сойер просунул голову в офис, одновременно стуча в дверь.

— Босс?

— Убирайся! — закричали Маркс, Вэл и я в унисон.

— Ладно, — сказал Сойер, удаляясь.

— И что дальше?

— Если он не съедет, я съеду, — сказала Вэл, будто кто — то вытягивал из нее слова.

— Слава Иисусу! — закричал Маркс невидимой аудитории, указывая всеми пальцами в сторону Вэл, — Наконец — то прямой ответ, черт подери!

Томас ворвался в офис.

— Какого черта вы все тут кричите?

Я снова прикрыла лицо.

— Лиис, ты в порядке? Что с ней случилось, Вэл? Она в норме? — спросил Томас.

Маркс заговорил первым.

— Простите, сэр. Вы…вы в порядке, Линди?

— Я в норме! — завопила я, — Мне просто надо, чтобы вы, сосунки, убрались из моего офиса!

Все трое застыли, уставившись на меня в неверии.

— Выметайтесь!

Сначала ушли Вэл и Маркс, и после некоторых раздумий, Томас оставил меня одну, закрыв за собой дверь. Весь Пятый Отдел уставился на меня. Я прошла к стеклянной стене, показала им оба средних пальца, выпалила пару словечек на японском и закрыла жалюзи.

Глава 24

Я приспособила свой мобильник так, что он находился между моей щекой и плечом, пока я пыталась готовить.

— Не клади трубку, мам. Секунду, — сказала я, прибегнув к тому, чтобы поставить телефон на шкаф.

— Ты знаешь, я ненавижу громкую связь, — В ее голосе чувствовалась строгость, — Лиис, отключи громкую связь.

— Я здесь одна, мам. Никто больше тебя не слышит. Мне нужны обе руки.

— Наконец — то ты готовишь для себя и не ешь эту переработанную гадость каждый вечер. Ты набрала вес?

— Вообще — то я потеряла несколько фунтов, — сказала я, улыбаясь, хоть она меня и не видела.

— Не слишком много, я надеюсь, — проворчала она. Я засмеялась, — Мам, ты вечно недовольна.

— Я просто скучаю по тебе. Когда ты приедешь домой? Ты же не будешь ждать до Рождества, правда? Что ты готовишь? Что — то хорошее?

Я добавила брокколи, морковь и воду в горячее рапсовое масло и распределила по сковороде, когда она зашипела.

— Я тоже скучаю по тебе. Я не знаю. Я посмотрю в своем расписании. Курицу и жареные овощи, и я надеюсь, будет превосходно.

— Ты смешала соус? Ты должна сначала смешать его, знаешь, чтобы все перемешалось и подышало.

— Да, мам. Он стоит на столе рядом со мной.

— Ты добавила что — то еще? Он хорош таким, как я его делаю.

Я хихикнула.

— Нет, мам. Это твой соус.

— Почему ты ешь так поздно?

— Я в часовом поясе Западного Побережья.

— И все же, там девять часов. Ты не должна есть так поздно.

— Я работаю допоздна, — сказала я с улыбкой.

— На работе тебя не слишком загружают, правда?

— Я сама себя загружаю. Но мне так нравится. Ты это знаешь.

— Ты не ходишь одна ночью, правда?

— Да! — поддразнила я, — И только в нижнем белье!

— Лиис! — закричала она.

Я рассмеялась вслух, и это было здорово. Казалось, что я не улыбалась долгое время.

— Лиис? — сказала она с беспокойством в голосе.

— Я здесь.

— У тебя ностальгия?

— Только по вам, ребята. Скажи папе, что я передаю привет.

— Патрик? Патрик! Лиис передает привет.

Я услышала отца где — то в комнате.

— Привет, малышка! Скучаю по тебе! Веди себя хорошо!

— На этой неделе он начал принимать капсулы с рыбьим жиром. Придают ему энергию, — сказала она.

Я услышала недовольство в ее голосе и снова засмеялась.

— Я скучаю по вам обоим. Пока, мам.

Я нажала на кнопку «завершить» мизинцем, и затем я добавила курицу и капусту. Прежде чем я добавила горох и соус, кто — то постучал в дверь. Я подождала, думая, что мне это показалось, но стук повторился, громче на этот раз.

— О, нет. О, дерьмо, — сказала я сама себе, уменьшая огонь почти до конца. Я вытерла руки кухонным полотенцем и побежала к двери. Я заглянула в глазок и затем дернула за цепочку и замок, хватаясь за него, как сумасшедшая.

— Томас, — прошептала я, не в силах скрыть свой шок.

Он стоял там, в простой белой футболке и спортивных шортах. У него даже не было времени надеть обувь, судя по его босым ногам.

Он начал говорить, но передумал.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Здесь вкусно пахнет, — сказал он, втянув носом воздух.

— Да, — я повернулась в сторону кухни.

— Жареная курица с овощами. У меня много, если ты голоден.

— Ты одна? — спросил он, смотря мне вслед.

Я усмехнулась.

— Конечно, я одна. Кому еще здесь быть?

Он уставился на меня на несколько секунд.

— На тебе мое худи.

Я посмотрела вниз. — О. Тебе его вернуть?

Он покачал головой.

— Нет. Ни в коем случае. Я просто понял, что ты все еще носишь его.

— Я часто его ношу. Оно иногда заставляет меня чувствовать себя лучше.

— Я… эммм… хотел с тобой поговорить. Офис гудит о твоем взрыве.

— Только моем? Я эмоциональна, потому что я женщина. Типично, — пробормотала я.

— Лиис, ты разговаривала на японском в офисе. Все знают.

Я побледнела.

— Мне жаль. Я была расстроена, и я… дерьмо.

— Старший оперативный сотрудник дал зеленый свет продвигаться дальше с планом убрать Гроува.

— Хорошо, — я обняла себя за плечи, чувствуя себя уязвимой.

— Но они не нашли его.

— Что? А как насчет Сойера? Я думала, что он мастер надзора. Разве он не следит за Гроувом?

— Сойер уехал, чтобы найти Гроува. Не волнуйся. Сойер найдет его. Ты… ты хочешь, чтобы я остался с тобой?

Я посмотрела на него. Его выражение лица умоляло меня сказать «да». Я хотела, чтобы он был здесь, но это будет означать только долгие разговоры, которые привели бы к аргументам, а мы оба устали бороться. Я покачала головой.

— Нет, я буду в порядке.

Кожа вокруг его глаз смягчилась. Он сделал шаг и подошел ко мне, охватив руками мое лицо. Он взглянул мне в глаза, и в его орехово — зеленых озерах глаз бурлил внутренний конфликт.

— Черт побери, — сказал он. Он наклонился и дотронулся своими губами моих губ. Я уронила кухонное полотенце и схватила в кулаки его футболку, но он не торопился уходить. Он наслаждался тем, что пробовал меня на вкус, чувствуя тепло наших губ, слившихся воедино. Его губы были уверенными и настойчивыми, но уступили, когда мой рот прижался к ним. Когда я подумала, что он оттолкнет меня, он обернул обе руки вокруг меня.

Томас целовал меня так, словно он веками нуждался во мне, и в то же время он целовал меня, прощаясь. Это было желание, и печаль и злость, соединенные вместе, но контролируемые, в сладком, нежном поцелуе.

Когда он, наконец, отпустил меня, я почувствовала, что наклоняюсь вперед, желая большего.

Он моргнул несколько раз.

— Я пытался не делать этого. Прости.

И он ушел.

— Нет… все… все отлично, — сказала я пустому коридору.

Я закрыла дверь и прислонилась к ней, все еще чувствуя его вкус. Место, где я стояла, все еще пахло, как он. Впервые с тех пор, как я въехала, моя квартира не чувствовалась моим святилищем или представлением моей самостоятельности. Я просто чувствовала себя одинокой. Ужин уже не пах так хорошо, как несколько минут назад. Я посмотрела на девочек на картине Такато, вспомнив, что Томас помогал мне вешать ее — даже они не помогали мне почувствовать себя лучше.

Я поплелась к плите, выключила ее, потом взяла свою сумку и ключи.

Лифт, казалось, полз невероятно долго, чтобы достичь вестибюля, и я подпрыгивала в ожидании. Мне нужно было уйти из дома, от квартиры Томаса. Мне нужно было сидеть напротив Энтони с «Манхэттеном» в руке, забыв о Гроуве и Томасе, и о там, от чего я отказалась для себя.

Я посмотрела по обе стороны и перешла улицу широкими шагами, но когда я достигла тротуара, большая ладонь обхватила мою руку, останавливая меня.

— Куда, черт возьми, ты идешь? — спросил Томас.

Я отдернула руку и оттолкнула его. Он просто отодвинулся, но я закрыла рот рукой, а потом положила ладони на грудь.