В его глазах появился странный огонек:

— А если я скажу тебе, что единственный способ для тебя отсюда уйти — это заняться со мной любовью. Что ты ответишь?

— Джоун, я…

— Ну же, Жюли, — сказал он, притягивая ее к себе. — Ты же можешь притвориться, и я даже этого не замечу. Ты так хорошо это делаешь.

И, прежде чем она успела что-то сказать, его рот впился в ее губы, с яростью и темной страстью, которая вызвала у нее головокружение. Она не могла бороться, да и не хотела. Жюли мечтала оказаться в его руках и слиться с ним в поцелуе. И, каким бы яростным ни был этот поцелуй, он все еще хотел ее. А она хотела его.

Джоун не успел подумать о том, что делает. И теперь уже не мог остановиться. Он хотел повалить ее на пол и взять ее прямо здесь и сейчас. Он хотел любить ее до тех пор, пока она не будет беспомощно прижиматься к нему, до тех пор, пока не рухнут все ее барьеры, ее защита. Он хотел любить ее до тех пор, пока она не будет умолять его о покое, пока не будут обнажены полностью все ее чувства. А потом он бы посмотрел ей в глаза и увидел бы, остались ли там еще ложь и предательство. Он безумно хотел этого.

Сделав над собой усилие, он оттолкнул ее от себя и отошел к открытой двери, пытаясь совладать с собой.

За его спиной Жюли бессильно опустилась на ближайший диван. Она все понимала. Джоун считал, что обрел доверие и любовь, но это оказалось очередным обманом. И виновата в этом она одна.

Джоун вдруг развернулся и пошел в другую сторону, к бару. Он налил себе довольно большую порцию виски и одним глотком осушил ее. Он подождал, пока тепло спускалось вниз, к желудку, ожидая, что наступит какое-то облегчение.

Но этого не произошло. И больнее всего было то, что он все еще любил ее, все еще хотел.

Жюли никогда не сомневалась в могуществе Джоуна Дамарона. Никто другой бы просто не смог вытащить из постели эксперта по картинам на самом рассвете, но он смог. Он просто позвонил, предложил крупный гонорар за консультацию и послал за экспертом вертолет. Тот появился и провел экспертизу.

Жюли зря надеялась, что Джоун смягчится, если узнает, что она сказала ему правду. Он воздвиг между ними ледяную стену, и Жюли чувствовала ее холод и неприступность.

Она привыкла защищать того, кого любила. Если бы она только знала, как защитить Джоуна от самой себя. Жюли сильно его ранила и теперь должна вылечить его рану. Или заставить его доверять ей.

«Что же делать теперь?» — спрашивал себя Джоун, потирая рукой лицо. Как же он устал… Он посмотрел на часы и с удивлением отметил, что уже позднее утро. Он привык подолгу обходиться без сна, но одного взгляда на Жюли было достаточно, чтобы понять, как она себя чувствует. Она выглядела такой утомленной и уязвимой, готовой вот-вот сломаться. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы не приласкать ее. Он вспомнил ее шелковистую кожу, к которой он столько раз прикасался, мягкость ее губ и нежность прикосновений.

Джоуну захотелось обнять ее и поцеловать.

Но он должен помнить, что ей удалось то, что не удавалось раньше ни одной женщине. Она заставила его влюбиться, а потом разбила его сердце.

Он считал, что система безопасности в его доме — самая лучшая, без изъянов. Но он не думал о себе, как о ее составной части. Жюли использовала его и смогла пробраться к картинам. Второй раз этого не случится. В ближайшие двадцать четыре часа он планировал установить новую охранную систему. Такую, сквозь которую не проникнет никто.

Но что ему делать со своим сердцем?

Не в силах больше выносить напряженную тишину, Жюли спросила:

— Ну, что теперь?

— Теперь? — эхом отозвался он.

Какие-то метры отделяли их друг от друга. Он стоял у бара, она сидела на диване. Но у них обоих было ощущение, что между ними пролегли не метры, а мили.

— Что ты решил насчет полиции? Будешь ее вызывать?

— Нет, не буду… Не могу.

Она не могла позволить себе надеяться, но все же спросила:

— А что насчет… нас?

— Нас? Я не думаю, что это слово имеет право на существование.

Жюли думала, что больнее, чем сейчас, быть не может, но его слова доказали обратное.

— Я ни в чем не притворялась, Джоун. Ни в чем. Если ты больше ни во что другое не веришь, поверь этому.

— Прощай, Жюли, — мягко сказал он. Посмотрев на нее в последний раз, Джоун повернулся и вышел из комнаты.

Он была измучена, ее ноги словно налились свинцом, и слова, которые она могла бы ему сказать, уже иссякли. Идти за ним было бессмысленно. Беспомощно Жюли смотрела, как он уходит, думая о том, что никогда не ожидала такого конца. Ярость, крики, угрозы — все, что угодно, но только не эту глубокую, тихую боль, разбивающую на части их сердца.

Что же ей теперь делать?

10

В темноте Жюли пробиралась к дому Джоуна. Было четыре часа утра, окна в его спальне не горели, но она знала, что он у себя. Она видела, как он выходил на балкон около двух часов. Жюли смотрела, притаясь в темноте, как он зажег сигарету и стоял, облокотившись на перила, пока не выкурил ее до конца. Она наблюдала, как он какое-то время расхаживал взад-вперед по балкону, потом сел в плетеный стул и замер. У нее занемело все тело от долгого напряжения, но она не уходила.

Где-то через час он встал и скрылся в своей комнате. Погас свет. Все затихло.

Как Жюли была рада его видеть, даже издалека! Насколько она знала, Джоун не был дома несколько ночей подряд. Жюли оставалось только гадать, где он пропадал все это время.

Он установил новую систему сигнализации. Она была уверена, что он так и сделает. Когда Жюли впервые столкнулась с ней несколько дней назад, она ничуть не удивилась и даже была рада этому. Когда Жюли взломала ее в первый раз, она заставила Джоуна почувствовать себя уязвимым и незащищенным. Устанавливая новую систему, Джоун хотел доказать себе, что никто больше не сможет проникнуть в его дом без его ведома.

Последние несколько дней и ночей Жюли провела, изучая его новую систему. Кто бы ее ни придумал, это был гениальный человек, объединивший в одно целое лучшие элементы разных охранных систем. Кроме того, в ней были узлы и детали, с которыми она раньше никогда не встречалась и о которых никогда не слышала. Могло случиться так, что Жюли не удастся справиться с ними. Но она должна попробовать.

Джоун перевернулся с живота на спину и тяжело вздохнул. Бессонница мучила его сильнее, чем прежде. Даже теперь, после нескольких насыщенных до предела дней и ночей, проведенных без сна, он никак не мог успокоиться. Все было не так. Простыни смялись, кровать казалась слишком жесткой, кондиционер шумел и не охлаждал его разгоряченного тела. Все его тело ныло, и никакие таблетки не могли избавить его от боли.

Джоун лежал, уставившись в потолок, и думал о том, что за последние несколько дней он чуть не поссорился со всеми своими родственниками. Они благоразумно оставили его в покое, так как понимали, что он не может разобраться с самим собой, и это является источником его раздражительности.

Он потерял Жюли, и ему некого в этом винить, кроме самого себя.

Господи, каким он был идиотом, когда ушел от нее в тот раз. Но пострадала его гордость, и ему было так больно, что он не мог тогда нормально думать и разумно вести себя.

В ту же ночь Джоун улетел в Гонконг, чтобы помочь Синклеру в их семейном деле, но главной целью его поездки было желание уехать от Жюли как можно дальше.

Но это не помогло. Ему не удалось ни привести в порядок собственные мысли, ни заглушить боль, разрывающую сердце. И ему ни на секунду не забыть Жюли. Ее голос, ее смех, ее улыбка постоянно преследовали его.

В конце концов Синклер сказал, что у него есть выбор: вернуться домой и выяснить отношения с Жюли или же остаться в Гонконге, но тогда ему, Сину, придется поместить Джоуна в больницу.

Поэтому он и вернулся сюда. И теперь Джоун ждал рассвета, чтобы сразу же отправиться к Жюли.

Ему наконец удалось разобраться в собственных мыслях и чувствах. Даже если Жюли использовала его, она делала это ради своего отца, как она и пыталась тогда объяснить ему. Ему пришло в голову, что он совершил гораздо более тяжелые преступления ради своей семьи и, не задумываясь совершит в будущем, если потребуется.

Он с самого начала чувствовал, что Жюли скрывает какую-то тайну, что она чего-то недоговаривает. Она была слишком осторожной в своих отношениях с людьми, и Джоун догадывался, что она не раз познала страх и опасность. Именно загадка, таящаяся в ней, и притягивала его.

Ему казалось, что он спокойно воспримет то, что он узнает о ней, но ошибался. Он оказался совершенно не готов узнать правду, когда Жюли попыталась объясниться с ним напрямую.

Джоун снова перевернулся на кровати и раздраженно ткнул кулаком подушку. Жюли ранила его в самое сердце, и в результате благоразумие оставило его. Он создал проблему там, где все было так просто.

Он любил Жюли и не мог жить без нее, а все остальное не имело значения.

Как только взойдет солнце, он отправится к ней и будет умолять ее простить его.

Вдруг раздался тихий шорох, и кто-то опустился к нему на край кровати.

Джоун вскочил и инстинктивно бросился к темной фигуре.

Жюли протянула вперед руки, стараясь удержать его, прежде чем он сможет причинить ей боль.

— Джоун, это я.

Он с силой опрокинул ее на кровать, так что у нее вырвался крик.

— Какого черта?

Джоун отпрянул от нее, перегнулся через кровать и включил настольную лампу.

Широко раскрытыми глазами он смотрел на нее, ничего не понимая.

— Жюли! Боже мой… — Не говоря больше ни слова, он притянул ее к себе и обнял. — Жюли… Моя Жюли.

Смеясь и плача одновременно, Жюли прижалась к нему. Он чуть не раздавил ее в своих объятиях, но она не чувствовала боли. Она была готова к гораздо худшему, к тому, что он встретит ее с револьвером в руках. А эти объятия означали, что он рад ее видеть.

Внезапно Джоун отпрянул и с удивлением посмотрел на нее.

— Но как ты сюда попала? Ведь охранная система…

Даже сейчас, в середине ночи, Жюли чувствовала силу, исходившую от него. Но он не хмурился и не кричал на нее. А она была так рада его видеть, что с трудом удерживалась от смеха.

— Да, я знаю, ты установил новую систему, и должна сказать тебе, что ты не зря это сделал. Это самая лучшая из всех, что я видела.

— Но ты смогла пробраться сквозь нее.

Ее лицо стало серьезным.

— Да, смогла. Я проникла в дом, не попавшись ни в одну ловушку и не используя тебя. Точно так же я смогла бы сделать и в тот раз. Ты не нужен был мне для этого, я бы справилась сама. Я не использовала тебя, Джоун. Я ничего не получила от тебя, что могло бы помочь мне. Ты меня понимаешь? Ты веришь мне?

Джоун не отрываясь смотрел на нее:

— Ты хочешь сказать, что забралась сегодня в мой дом, чтобы доказать мне, что не использовала меня?

— Я не знала, как еще доказать тебе это. Поэтому я надеялась, что ты поставишь новую систему и я смогу снова проникнуть к тебе в дом.

— Но мне сказали, что она универсальна и никто не сможет пробраться сквозь нее.

Жюли снова улыбнулась.

— Тебя не обманули. Но тот, кто конструировал ее, не подумал, что ничто не сможет остановить отчаявшуюся влюбленную женщину. Даже самая совершенная сигнализация.

Джоун вгляделся в ее лицо.

— Что ты сказала?

— Я люблю тебя, Джоун. Я люблю тебя всем сердцем.

Джоун медленно покачал головой, не веря своим ушам. Он почувствовал, как необыкновенное облегчение нахлынуло на него, смывая всю боль и горечь последних дней.

— Я выиграл немало битв в своей жизни, но ни одна из них не была так тяжела, как разлука с тобой в последние дни. Я скучал по тебе. Я безумно скучал по тебе и собирался мчаться к тебе с восходом солнца.

— Правда?

— Правда.

Жюли дотронулась до темных кругов у него под глазами:

— Ты ужасно выглядишь.

— А ты — прекрасно.

— Ты знаешь, — медленно сказала она, — я думала, что, если у меня ничего не выйдет и мне не удастся тебя убедить, я все равно не сдамся. Я собиралась бороться за тебя.

— Замечательно, — прошептал Джоун, — никто никогда в жизни не говорил мне таких прекрасных слов.

— Теперь ты часто будешь слышать их. Я люблю тебя, Джоун, и собираюсь посвятить всю свою жизнь тебе. Я хочу, чтобы эти синяки под глазами наконец исчезли и никогда больше не появлялись.

— Всю свою жизнь, — глухо сказал Джоун, прижимая ее к себе. — Мне нравится, как это звучит. Но мне и этого мало.

Жюли засмеялась в ответ: