Бренда Джойс - Преследование

Амелия обвила его шею руками и застонала от наслаждения.

Амелии показалось, что она почувствовала легкое прикосновение губ Саймона к своему виску. Она, несомненно, спала, не так ли? По мере того как она медленно пробуждалась, ее замешательство нарастало. И внезапно она осознала, что находится в объятиях Саймона — и они лежат в ее постели. Амелия почувствовала, что Саймон встал. Сон тут же слетел с нее.

Вчера вечером они занимались любовью снова и снова. Невероятная, непостижимая разумом радость наполнила душу. Амелия сощурилась, потому что они были в ее спальне, а за окном еще не рассвело. Саймон подбирал свою одежду и одевался.

Амелия вспоминала, как они занимались любовью на диване в кабинете, наконец-то дав волю своей взрывоопасной страсти. Это было одновременно и умопомрачительно, и чудесно. Ничто в ее жизни не казалось еще столь же правильным и естественным.

Позже они прокрались наверх, в ее спальню. Они занимались любовью снова — и снова… И каждый раз с неистовой, безрассудной и в высшей степени волнующей страстью.

Амелия с наслаждением потянулась, поглощенная глубиной своей любви. Она никогда и никого не любила вот так, обреченно подумала она. Амелия знала, что никогда не перестанет любить Саймона, — собственно, она никогда и не переставала его любить. И все же к ее глубокой радости примешивалось отчаяние.

Ему грозила опасность. Ее подозрения, судя по всему, были ненапрасными, но Саймон отказывался хоть что-нибудь признавать! Единственное, что она знала наверняка, — то, что Саймон чего-то боялся и считал необходимым позаботиться о том, чтобы она и дети были в безопасности. Но от чего или от кого исходила эта опасность?

— Саймон? — прошептала Амелия, услышав шуршание его одежды.

Он сел на кровать в наполовину расстегнутой рубашке и коснулся лица Амелии.

— Я не хотел тебя будить. Доброе утро, — улыбнулся он. Ее сердце тяжело перевернулось в груди. Улыбка Саймона была такой нежной, такой заботливой — и Амелия тут же вспомнила его пылкие, буквально испепеляющие страстью взгляды прошлой ночью.

— Все в порядке. Ты пытаешься ускользнуть? — спросила Амелия, стараясь скрыть свою неуверенность за легкомысленным и непринужденным тоном. Ну разумеется, Саймон не собирался ускользать от нее, во всяком случае, не после той невероятной страсти, которую он демонстрировал прошлой ночью!

Его глаза удивленно распахнулись.

— Да, я собираюсь ускользнуть из твоей спальни — но вовсе не потому, что хочу покинуть тебя. Я лишь пытаюсь защитить тебя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что мы провели ночь вместе. Я не хочу порочить твою репутацию.

Сейчас Амелия не могла поверить, что еще совсем недавно питала какие-то сомнения в отношении Саймона. И все-таки она не могла избавиться от чувства неуверенности.

— Я думала, что ты вполне мог захотеть сбежать от меня.

— С какой стати мне хотеть сбежать от тебя? — Казалось, он был искренне озадачен.

— Потому что тебе стыдно, потому что ты чувствуешь себя виноватым, потому что ты жалеешь… — ответила Амелия.

Какое-то время Саймон молча смотрел на нее. Потом тихо спросил:

— А тебе стыдно? Ты жалеешь?

— Я знаю, мы решили всеми силами противиться тому, что в итоге все-таки произошло, но я не могу жалеть о ночи, которую мы провели вместе. Это была лучшая ночь в моей жизни.

Его глаза потемнели.

— Ты действительно не шутишь?

— Я говорю чистую правду! — с жаром воскликнула Амелия.

Саймон наклонился ближе и провел рукой по ее волосам, скользнув по затылку.

— То, что произошло прошлой ночью, значит для меня гораздо больше, чем ты можешь себе представить. — Его тон был резким от едва сдерживаемых эмоций. — Я лишь хочу…

И Саймон вдруг замолчал.

Любовь, наполнявшая ее душу, стала, казалось, еще сильнее. Амелия коснулась его лица.

— Чего ты хочешь? Ты о чем-то жалеешь?

Саймон ничего не ответил, и от Амелии не ускользнуло его замешательство.

— Да, жалею. — Он взглянул ей в глаза. — Ты заслуживаешь большего, чем это. Мы оба знаем, что ты не должна быть просто моей любовницей. Ты заслуживаешь собственного дома и собственной семьи, а не тайной связи. Я нанял тебя в качестве экономки, но ты оказалась в моей постели!

И прежде чем Амелия успела возразить, он добавил:

— Ты заслуживаешь всего лучшего, что только может предложить жизнь. Но вместо этого я втянул тебя в самые низкие, самые отвратительные стороны своей жизни, Амелия. Я поклялся себе, что никогда не сделаю ничего подобного, и все же именно это я и сотворил.

Амелия не совсем понимала его. И тут же встревожилась:

— Выходит, ты все-таки жалеешь о том, что произошло между нами?

— Я не жалею, что мы занимались любовью, — ответил Саймон. И замялся. — Но я жалею о том, что обесчестил тебя, Амелия, ведь именно это я и сделал.

Он взял ее девственность и, судя по всему, не собирался предлагать ей руку и сердце. Амелия совсем растерялась, не зная, что думать, что чувствовать, что говорить… Это было не совсем правдой, но она сказала:

— Мне двадцать шесть. Я не думала о браке долгие годы. И мне совершенно все равно, что мы стали любовниками, не будучи мужем и женой. Ты небезразличен мне, Саймон.

Поэтому я хочу присутствовать в твоей жизни — как в хорошие времена, так и в плохие.

Он снова долго, сосредоточенно смотрел на нее.

— Я по-прежнему потрясен твоей преданностью, Амелия, потому что я не сделал ничего, чтобы заслужить ее. Почему? Почему ты так хочешь помочь мне?

Амелия не могла признаться Саймону, что любит его.

— Нас связывает нечто по-настоящему важное, — тихо произнесла она.

— Да, это верно. Эта связь существовала десять лет назад, и, очевидно, время не разрушило ее, — серьезно, без улыбки согласился он.

И Амелия вдруг почувствовала себя такой же неуверенной, как была когда-то, шестнадцатилетней девчонкой.

— Не думаю, что течение времени вообще как-либо на нее повлияет.

— Я — эгоистичный ублюдок, не так ли? У меня такое ощущение, будто я воспользовался тобой. И прекрасно это понимаю. — Саймон вдруг притянул ее к себе и стиснул в объятиях.

Это была вспышка нежной привязанности, осознала Амелия, прижимаясь к нему. Но она не понимала, почему Саймон не предложил ей руку и сердце. Она явно была ему небезразлична. Он не раз говорил, что нуждается в ней. А его детям нужна была мать. К тому же Саймон был вдовцом. Так что же его удерживало?

И тут Амелия поймала себя на том, что боится: Саймон просто не хочет жениться на ней. И что было еще хуже, теперь стало очевидно, что она хотела от него большего, чем тайная любовная связь. Саймон ведь сам сказал, что ей едва ли подходит роль просто любовницы.

— Мне лучше уйти, — вдруг тихо произнес он. — Скоро — пять, и слуги начнут вставать.

— Я — единственная, кто поднимается до шести, — возразила озадаченная Амелия, внезапно ощутив укол острой боли. Но всепоглощающая любовь в ее душе осталась. Амелия знала, что эта любовь не исчезнет никогда.

Саймон поцеловал ее в щеку и встал.

— Мы можем поговорить позже. Амелия… Если ты вдруг решишь, что все же жалеешь о произошедшем, не бойся честно сказать мне об этом.

Амелия сумела выдавить из себя жалкую улыбку и, прижимая одеяло к груди, посмотрела вслед уходящему Саймону. Потом снова откинулась на подушки. Она была влюблена до беспамятства, но все равно ощущала некоторое замешательство. Амелия вдруг застыла от ужаса, предположив, что оказалась не слишком искусной любовницей. И внезапно испугалась, что Саймон снова причинит ей боль.

Но она не хотела потерять его. Разве их нынешние отношения не были лучше, чем совсем ничего?

И Амелия решительно отбросила одеяло. Она знала, что уже не сможет заснуть. А поэтому стоит начать день пораньше.

Спускаясь через полчаса вниз, Амелия не переставала спрашивать себя, когда же сможет выкинуть из головы мысли о ночи, которую они провели вместе. Понимая, что в доме еще никто не проснулся — за исключением, разумеется, Саймона, — она прошла по центральному коридору и заглянула в кабинет. Дверь оставалась открытой, и Амелия улыбнулась, вспоминая, как они бежали из этой комнаты вчера вечером, впопыхах приводя в порядок свою одежду и старательно делая вид, будто все в порядке. Они медленно, стараясь не шуметь, выскользнули из кабинета, совершив стремительный рывок к лестнице. А потом, задыхаясь от смеха, со всех ног кинулись в ее спальню.

Кабинет был пуст — Саймон, судя по всему, еще оставался наверху, — и Амелия машинально вошла внутрь, чтобы привести в порядок диван, на котором они в первый раз занимались любовью.

Чувствуя, как радость от свершившегося перекрывает ее прежние сомнения, она поправила подушки, и тут за окном что-то мелькнуло. Амелия выглянула в окно. Солнце уже встало, осветив все вокруг первыми утренними лучами. Розы распахнули свои бутоны. И вдруг Амелия заметила какого-то человека, стоявшего у окна!

От ужаса она на мгновение застыла на месте, а потом кинулась к столу Саймона и дернула ящик, в котором лежал пистолет. Схватив оружие, Амелия обернулась. Подняв пистолет, она увидела, что человек прижимается лицом к стеклу.

От потрясения у нее перехватило дыхание.

— Амелия! — одними губами проговорил он.

Это был Джек, ее давно потерянный брат!

Джек, за голову которого была назначена щедрая награда.

Амелия махнула рукой в сторону западного крыла дома и выбежала из кабинета. Она распахнула двери первой попавшейся гостиной — роскошной золотисто-красной комнаты — и тут же закрыла их за собой. Только тут Амелия осознала, что все еще сжимает в руке пистолет Саймона. Пробежав через гостиную, она открыла двери террасы. Джек торопливо вошел в комнату, широко улыбаясь сестре.

Не успела она открыть рот, чтобы как следует отчитать непутевого братца, как тот кинулся к ней. Ловко выдернув пистолет из ее руки, Джек рывком притянул Амелию в свои крепкие объятия и стал кружить по комнате — до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание.

— Пистолет заряжен, — переводя дух, предупредила Амелия, опасаясь, как бы он не выстрелил.

Джек пренебрежительно рассмеялся и отпустил ее, положив пистолет на маленький стол.

— С каких это пор ты носишь с собой оружие?

Амелия уставилась на брата. Его лицо казалось бронзовым от ветра и моря, батистовая рубашка под скромным коричневым сюртуком была распахнута на груди, золотистые волосы растрепались, а под бриджами вместо чулок и туфель красовались ботфорты. На поясе Джека висел ремень с мешочком для пороха и кобурой, в которой Амелия ясно рассмотрела большой пистолет-карабин.

— А с каких пор ты носишь с собой оружие? — воскликнула она.

— Ты что, не рада меня видеть? — ухмыльнулся Джек. И прежде чем Амелия успела ответить, удивленно вскинул рыжевато-коричневую бровь. — Хм, а ты не похожа на экономку, хотя, если подумать, и на мою благоразумную старшую сестру тоже.

Амелия почувствовала, как щеки вспыхнули румянцем. Сегодня она действительно надела восхитительное бледнорозовое шелковое платье в мелкий цветочек, едва ли подходящее для экономки. Кроме того, она заколола вверх половину волос, а остальные локоны аккуратно расчесала и оставила ниспадать на плечи. Вдобавок к этому Амелия буквально сияет от счастья. В этом, разумеется, был повинен Саймон.

Джек слыл бессовестным ловеласом, и Амелия боялась, что он догадается о произошедшем прошлой ночью.

— Я счастлива видеть тебя, и ты это знаешь, — ответила она. — Лукас рассказал мне о награде за твою голову, Джек.

Брата это, казалось, совершенно не волновало.

— Только не вздумай читать мне сейчас нотации! С чего это ты так разоделась в пять утра?

— Джулианна прислала мне одежду. Если честно, я работаю не покладая рук, заботясь о бедных детях Гренвилла. И мне надоело смотреть на себя в зеркало и видеть, что я похожа на жену торговца рыбой!

— Как поживают дети Гренвилла, Амелия? И кстати, как поживает сам Гренвилл?

Амелия насторожилась:

— Мы с Лукасом уже обсудили эту тему. Он согласился с тем, чтобы я заняла место экономки Гренвилла. Его дети потеряли мать, Джек. А еще есть крошка, Люсиль, которая даже не приходится ему дочерью. В данный момент у девочки никого нет.

— У нее есть ты.

— Да, это так.

Джек вздохнул:

— Я прибыл в город вчера вечером. Лукас рассказал мне все — включая то, что ты чересчур увлеклась работой в доме Гренвилла. Амелия, я не забыл, как он разбил тебе сердце, хотя это и было много лет назад. Я не забыл, как ты плакала в своей спальне. Не забыл, как хотел выследить его и прикончить! Я был потрясен, когда Лукас сообщил мне, что ты стала его экономкой. А теперь я просто не могу удержаться от того, чтобы не заметить: ты никогда не выглядела красивее.