— Я никогда не буду шпионить за ним, — повторила Амелия, не в силах унять дрожь в теле.

— Даже ради того, чтобы спасти его от французов? — Уорлок взглянул ей в глаза. — Даже ради того, чтобы спасти его от самого себя? Даже ради того, чтобы просто… спасти его?

Амелия смотрела на него сквозь слезы, не в силах отвести взгляд.


Тело Саймона отозвалось острым желанием, когда Амелия заскользила по нему губами.

— Амелия… — задыхаясь, прохрипел он, сжимая ее руки. Саймон крепко обнял девушку и глубоко вошел в нее. Их тела буквально расплавились от любви и отчаяния. Амелия знала: каждый новый миг, когда они занимались любовью, мог оказаться последним. Она никогда не была такой дерзкой, такой настойчивой, такой безрассудной, как сейчас.

С уст Саймона слетел неистовый крик, а спустя мгновение и Амелия застонала от бурной чувственной кульминации.

Теперь она покачивалась в его объятиях, на волнах эйфории, которая становилась уже привычной.

— Ты не должна была это делать, — прошептал Саймон. Амелия еще сильнее прижалась к нему, прильнув щекой к его груди. Ощущение блаженства стремительно угасало. Вместо сладостного послевкусия тело сковало напряжением, а в душу вползла коварная тревога. Каждый момент этого дня в мельчайших деталях воскресал в памяти Амелии. Лукас подверг сомнению благонадежность Саймона. А ее дядя хотел, чтобы она шпионила за ним…

— С тобой все в порядке? — прошептал Саймон, целуя ее в висок и укладывая на постель рядом с собой. Он по-прежнему держал Амелию в кольце своих рук.

Что же им теперь делать? Что ей теперь делать? И как им уберечь детей от опасности? Амелия коснулась губами груди Саймона, чувствуя, что ей хочется плакать.

— С тобой так хорошо, Саймон.

— Тогда почему ты выглядишь такой грустной? — В его взгляде мелькнула тревога.

Амелия подтянула одеяло выше, внезапно ощутив пронизывающий до костей холод.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы сбежать со мной и детьми?

Его глаза удивленно округлились.

— Если я и думал о том, что мы смогли бы убежать и скрыться где-то, не рискуя быть узнанными, то всего лишь на какое-то мгновение.

Она с тревогой посмотрела на него:

— Почему?

— Я — состоятельный джентльмен. Ты — леди. На нас сразу обратили бы внимание, куда бы мы ни направились. — Саймон сел на кровати, и Амелия — тоже.

— Для того чтобы избежать опасности, я готова на все.

Саймон покачал головой:

— А как же твои братья? Неужели ты могла бы убежать, не сказав им, куда направляешься? Как же Джулианна? Твоя мать? Ей не удалось бы поехать с нами — она ведь может легко нас выдать.

А ей и не пришло в голову ничего подобного, подумала Амелия, откинувшись на подушки.

— Так каков же тогда выход? Мы останемся здесь, будем жить, как сейчас, до окончания войны — или до того времени, пока мой дядя не отправит тебя обратно во Францию?

Саймон помрачнел:

— Амелия, я никогда не жалел ни о чем больше, чем о решении втянуть тебя в свою жизнь.

— Ты — радость моей жизни! — с жаром возразила она.

— Нет, я — причина, по которой в твоих глазах поселился страх. — Он резко поднялся. — Как я мог подумать даже на мгновение, что ты не узнаешь всю правду обо мне?

— Я рада, что узнала правду: теперь ты оказался не один в этом затруднительном положении, мы — вместе.

Амелия старательно отводила взгляд от Саймона, но не смотреть на него было выше ее сил. Огонь в камине почти погас, но комнату озаряли полдюжины свечей. До этого момента Амелии еще не доводилось видеть Саймона в столь откровенном виде. Он всегда вел себя осторожно, успевая повернуться к ней спиной и быстро накинуть одежду. Теперь же, наблюдая, как он подошел к креслу, где лежал его длинный восточный халат, Амелия чувствовала, как сердце начинает учащенно биться от нового приступа страстного желания. Саймон был стройным, поджарым, с крепкими мускулами, его превосходной лепки тело заставляло вспомнить о греческих античных атлетах. Погрузившись в сладостные грезы, Амелия подтянула колени к груди и обняла их.

Саймон посмотрел на Амелию, уловив на себе ее пристальный взгляд, а потом повернулся и набросил на себя шелковый халат.

Амелия знала, что не должна была отвлекаться от самого главного.

— Ты куда-то собираешься сегодня вечером?

Не обернувшись к ней, Саймон коротко бросит:

— Нет.

— Я знаю, рано или поздно тебе придется встретиться с Марселем, — осторожно завела разговор Амелия.

Он грубо перебил:

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

Саймон не уходил из дому ни прошлой, ни позапрошлой ночью. Тогда, возможно, он встречался с Марселем днем? — подумала Амелия. Если это было так, она могла вздохнуть с облегчением. Но разве осмелилась бы Амелия его спросить об этом?

И тут ей пришла в голову странная мысль: если бы она понаблюдала за Саймоном, как просил Уорлок, то наверняка узнала бы ответы на все свои вопросы. А заодно представляла бы себе, что грозящая им опасность не стала еще серьезнее, что над ними не нависла новая угроза. С другой стороны, если Саймон еще не виделся с Марселем, на этой встрече могло произойти все что угодно.

— Ты признался бы мне, если бы над нами нависла какая-нибудь новая опасность? — после долгого молчания спросила Амелия.

Саймон медленно обернулся и взглянул на нее, понять что-либо по его непроницаемому лицу не представлялось возможным. После долгой паузы он наконец ответил:

— Нам не грозит еще большая опасность — по крайней мере, насколько мне известно. Но мне ненавистна сама мысль о том, что тебе теперь тоже может грозить опасность!

— Но, Саймон, это не твоя вина!

— Это целиком и полностью моя вина. Но ты должна знать, что я очень осторожен, Амелия, я тщательно заметаю следы, — решительно произнес он. — На протяжении некоторого времени мне придется быть крайне осмотрительным, чтобы по-прежнему на шаг опережать всех своих шефов.

Он собирался обвести вокруг пальца и Уорлока, и якобинцев, догадалась Амелия, ощутив, как волна ужаса с новой силой захлестывает ее.

— Даже если дети будут жить в Корнуолле, они все равно окажутся в опасности, если тебя когда-либо разоблачат, Саймон, — сказала она.

Саймон промолчал и ничего не ответил, что уже само по себе было достаточно ясным ответом.

И тут Амелия неожиданно спросила:

— Ты доверяешь моему дяде?

Саймон метнул в нее острый как бритва взгляд.

— Это провокационный вопрос, Амелия.

— И все же?

Саймон расхаживал взад-вперед по спальне, не приближался к Амелии.

— Иногда доверяю — безоговорочно. А временами — нет, не доверяю.

Осознавая, что кривит душой, Амелия чувствовала себя виноватой и коварной одновременно, словно она предавала его.

— Но он — патриот, Саймон. И все мы — на одной стороне.

Он в изумлении уставился на нее.

Амелия выскользнула из кровати, придерживая простыню, которой обернула обнаженное тело. Саймон окинул ее многозначительным взором. Амелия подошла к нему.

— Все мы — на одной стороне, не так ли? — прошептала она.

— Это что, допрос?

Ее сердце оглушительно заколотилось.

— Нет. Почему ты ему не доверяешь? Я спрашиваю, потому что по некоторым причинам тоже не могу полностью доверять ему.

Саймон скользнул взглядом по ее груди, потом поднял глаза.

— Им движет одно наиважнейшее желание — победа в этой войне.

— Но ты разделяешь это амбициозное желание.

Он схватил Амелию за руку, которой она придерживала простыню у груди.

— Мое самое большое желание — уберечь от опасности своих сыновей.

Саймон потянул ее за кисть. Амелия отпустила простыню, и он на мгновение замер, наблюдая, как ткань спадает с ее тела. Потом посмотрел ей в глаза и холодно произнес:

— Теперь ты за мной шпионишь? Уорлок приказал тебе делать это?

Амелия покачала головой. Но она только что узнала ответ на вопрос, так интересовавший Лукаса и Уорлока. Главным для Саймона была не победа в войне, а безопасность его детей.

Это означало, что Саймон сделает все, чтобы их защитить.

— Ответь мне, Амелия, — резко произнес он, еще сильнее сжимая ее запястье.

— Я никогда не стала бы шпионить за тобой, — прошептала она. И это было ложью, потому что она только что занималась именно этим. Они оба прекрасно знали это.

Глаза Саймона вспыхнули. Амелия думала, что он сейчас отпустит ее и уйдет. Но он рывком притянул ее к себе и впился в ее губы жадным поцелуем.

* * *

Погода для встречи с агентом стояла просто идеальная, подумал Саймон. Дождь лил как из ведра, темное ночное небо затянуло тучами, и разглядеть что-либо в этом ненастье было почти невозможно. Свернув за будкой сапожника на Дарби-Лейн, Саймон скакал вниз по переулку. Он тщательно изменил внешность, натянув ярко-рыжий парик и выбелив лицо асбестом. Ненастная погода позволила Саймону надеть плащ с капюшоном.

Тревожное напряжение сковывало Саймона. Он собирался встретиться с Марселем, который мог очень хорошо его знать. А еще у Саймона возникло странное ощущение, будто за ним следили всю дорогу от дома. Хотя он был крайне осторожен в своих передвижениях по городу и знал, что любая слежка исключена.

В конце переулка Саймон заметил двоих мужчин, тоже в плащах с капюшонами, прятавшихся от дождя под крышей ближайшего здания.

Его сердце отчаянно заколотилось. По-прежнему избегать встречи с Марселем было уже невозможно. На этой неделе Саймон дважды отправлял секретные сведения курьером, но Марсель настаивал на личной встрече. В итоге они условились о месте, причем Саймон позаботился о том, чтобы встреча происходила после наступления темноты и на улице, в неосвещенном переулке. Саймон не знал, что будет дождь. Сегодня ночью Господь Бог определенно был на его стороне.

Но это нисколько не ослабляло его страх.

— Ну наконец-то, — сказал один из мужчин, судя по речи — англичанин, выходя из-под крыши на проливной дождь. — Мы заждались, Журдан.

Саймон тут же выбросил из головы все личные переживания. Капюшон сполз с головы англичанина, и перед Саймоном предстали смутно знакомые черты: кудрявые русые волосы, бледная кожа, голубые глаза. Саймон остолбенел. Он не сомневался, что уже встречал этого человека — когда-то давным-давно.

Саймон не спрятался под крышу, а остался под дождем. Капюшон надежно закрывал его лоб и щеки, а под поднятым вверх воротником прятался подбородок.

— Это просто черт знает что — передвигаться по городу в такую погоду! — произнес он с французским акцентом.

— Вы так долго избегали нас, — сказал белокурый джентльмен, и его глаза сверкнули. — Не то чтобы я упрекаю вас…

Ни какой другой выпад не мог быть более очевидным, но Саймон всего лишь улыбнулся.

— Я не пляшу ни под чью дудку, подчиняясь только своим собственным желаниям, и, когда мы будем встречаться, как теперь, это будет происходить исключительно на моих условиях. Но я приношу свои извинения за то, что заставил вас ждать в такой дождь. С кем имею честь разговаривать?

— Трейтон, — ответил блондин. — Том Трейтон.

Сердце Саймона на мгновение остановилось, чтобы тут же заколотиться с новой, неудержимой силой.

Том Трейтон улыбался холодной враждебной улыбкой.

— Как поживает ваш дорогой кузен, Журдан? Тот самый кузен, который должен был встретить вас с распростертыми объятиями в своем доме?

Саймон собрался с духом, невозмутимо поведав:

— Сент-Джаст недавно потерял свою жену. Мне показалось неприличным злоупотреблять гостеприимством и бесцеремонно вторгаться в дом, погруженный в траур, хотя я и навестил его, чтобы принести свои соболезнования. Кузен очень любезно меня принял.

Саймон старался сохранять спокойствие, хотя в голове неотступно крутилась мысль: а что, если Трейтон следил за Ламберт-Холлом?

Трейтон скептически взирал на него, резко вскинув темную бровь.

— И вы, разумеется, обнаружили много общего? В конце концов, вы — кузены, и, в то время как он потерял жену, вы потеряли своих родителей, братьев и сестер, своих французских кузенов.

Саймону интуитивно не понравился этот странный намек — непонятно было, куда же клонит Трейтон.

— Я не хотел обременять его своими собственными потерями, — ответил Саймон, имея в виду резню в Лионе, в ходе которой погибла вся семья Журдана.

— Ну конечно же нет. Хм, я только сейчас осознал, что он — ваш единственный оставшийся в живых родственник.

Саймон в напряжении замер, не понимая, куда же так настойчиво клонит Трейтон. Но в этот момент человек, стоявший за Томом, сделал шаг вперед. Он был высоким и худым, с очень белой кожей и неприятными бледно-голубыми глазами. Саймон встретился с ним взглядом — и понял, что видит перед собой Эдмунда Дюка.