Бренда Джойс - Преследование

Саймон остолбенел. Он пришел сюда, чтобы встретиться с Марселем, под личиной которого, судя по всему, и скрывался Дюк. Крайне осторожно, старательно отводя глаза, Саймон склонил голову в приветствии:

— Здравствуйте, Марсель.

— Наконец-то мы встретились, — произнес французский шпион на превосходном английском.

Определенно, перед Саймоном сейчас стоял Дюк, но агент якобинцев, похоже, не узнал Сент-Джаста.

Саймон поднял взгляд.

Глаза Дюка вспыхнули гневом.

— Два дня назад, — бросил французский шпион, — Кобург взял Туркуэн.

«Это произошло 17 мая», — с тревогой подумал Саймон. Эти новости дошли до него вчера.

— Его отбросили к Турне, — сказал он.

— У Кобурга было шестьдесят тысяч солдат! — воскликнул Дюк.

Саймон в смятении смотрел на него, а в сознании крутилась одна ясная мысль: Уорлок его подставил. Это ведь Уорлок настоял на том, что в распоряжении союзников будет всего сорок тысяч. Черт его побери!

Но внешне Саймон по-прежнему оставался спокойным и сдержанным. Ему ничего не оставалось, как решительно констатировать:

— Значит, мои источники ошиблись.

— Да, ваши источники ошиблись, и вам не удалось доказать нам свою ценность — или свою преданность, — холодно заметил Дюк. — Кто передал вам эту информацию, Журдан?

— Мой кузен, разумеется.

— Ага, значит, он вам не доверяет!

— Нельзя построить Рим за один день, — ответил Саймон, думая об Амелии. — Я не могу подружиться с Сент-Джастом за один вечер, даже притом, что мы — кузены. И мы не можем говорить о том, что он намеренно дезинформировал меня. Он, наверное, считал эти факты верными.

Дюк сосредоточенно изучал его. Перехватив его взгляд, Саймон вздрогнул, но не отвел глаз.

— Если вы находитесь под подозрением, если они используют вас в игре против нас, вы не представляете никакой ценности ни для меня, ни для Ляфлера, ни для Франции.

— Никто меня ни в чем не подозревает. Я прибыл в город совсем недавно. Я еще только должен создать тайную сеть, необходимую мне, чтобы добывать сведения, которые помогут вам выиграть войну.

— Сент-Джаст водит дружбу с Себастьяном Уорлоком и Домиником Педжетом. Он вхож в круги тори. Внедритесь и вы в них, Журдан, чтобы дать нам то, что мы хотим, — прежде, чем генерал Пишегрю нападет на союзников.

Саймон старательно сохранял бесстрастное выражение лица.

— Я сделаю все, что в моих силах.

С губ Дюка слетел резкий смешок.

— Вы ведь не хотите, чтобы я доложил Ляфлеру, что вы оказались абсолютно для нас бесполезным!

Внутри у Саймона все перевернулось.

— Мне нужно время.

— А вот времени-то у вас как раз и нет. Пишегрю нападет на Турне через несколько дней, — сообщил Дюк и, зловеще сверкая глазами, добавил: — Я слышал, что в тюрьме «Люксембург» пока пустует одна камера. Номер 403.

Саймон застыл на месте. 403 — это была его камера.

И неожиданно переулок наполнился запахом крови. До него донесся вопль толпы:

— На гильотину!

«Бам!» — послышался звук удара.

Саймон моргнул, прогоняя страшное видение, и осознал, что покрылся испариной, хотя стоял под холодным дождем, а Дюк уже шагал прочь. Саймон молча наблюдал, как тот вскочил на коня, рысью пронесся мимо и вылетел из переулка, даже не удосужившись еще раз взглянуть в сторону Журдана. Медленно, со страхом, Саймон обернулся к Трейтону, снова подумав: «Ни какая другая угроза не могла быть более очевидной».

Том улыбнулся ему:

— Вы ведь не хотите оказаться бесполезным для нас, Журдан, так что можете мне доверять. — Трейтон подошел к своей лошади, отвязал узды и повел ее вперед, под ливень. Потом вскочил в седло и задержался возле Саймона. — Передайте приветы Сент-Джасту — и его прелестным детишкам.

— Не впутывайте в это моего кузена и его детей! — неожиданно для себя самого резко выпалил Саймон.

— Хм, так я и думал: теперь они — ваши единственные родственники, и вы переживаете за них, — заключил Том и, отсалютовав ему, пустился вскачь.

Холодея от ужаса, Саймон посмотрел ему вслед.

Амелия улыбнулась Люсиль, которая лежала в своей колыбели. Амелия наклонилась, и малышка быстро схватила ее за палец, принявшись безмятежно гулить. Любовь переполнила душу Амелии.

Но даже любовь не могла побороть острую боль, с недавних пор поселившуюся внутри. Амелия вдруг почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Саймон ушел вчера вечером, сразу после ужина. Дождь лил как из ведра, и ни один человек в здравом рассудке не выбрался бы из дому в такую погоду. Но у Саймона не было выбора, и Амелия знала об этом.

Она поймала Саймона на лестнице: его лицо было белым — он загримировался с помощью асбеста. Губы накрашены. Он уже надел плащ, но капюшон случайно соскользнул, и Амелия увидела ярко-рыжий парик.

Она умоляла Саймона не уходить.

Но он даже не стал слушать ее горячие мольбы. Вместо этого сказал, что не стоит ждать его допоздна, лучше лечь спать, и продолжил спускаться по лестнице. Амелия так и осталась стоять, в страхе замерев на ступенях. Саймон ускользнул из дому осторожно: парадная дверь не хлопнула, значит, он вышел через дверь террасы. Вконец обессилев, Амелия рухнула на одну из ступеней, обхватила колени и горько заплакала.

И он не пришел к ней в постель прошлой ночью…

С тех пор как начался их тайный роман, Саймон каждую ночь занимался любовью с Амелией, оставаясь с ней до рассвета. Теперь же, судя по всему, он очень сердился на нее; за завтраком он погрузился в чтение своей газеты и даже ни разу не взглянул на нее.

— Что ж, по крайней мере, он цел и невредим, — прошептала она Люсиль. Амелия не уставала спрашивать себя, не следует ли объяснить Саймону, что она не шпионила за ним. Она не передала Уорлоку ни единого слова из сказанного им. Впрочем, Амелия не была уверена в том, что ее поведение сильно отличалось от слежки: в конце концов, она манипулировала Саймоном, чтобы выяснить его истинные намерения.

— Мисс Грейстоун! — громко окликнула миссис Мердок.

Обернувшись на крик, Амелия увидела няню.

— В чем дело? — спросила Амелия, встревоженная выражением лица миссис Мердок.

— Мистер Саутленд здесь!

Сердце Амелии екнуло так сильно, что на какой-то миг она потеряла способность дышать.

— Но ведь еще так рано, даже одиннадцати нет, — рассеянно сказала она. Значит, Саутленд приехал за Люсиль. — Он забирает ее?

— Я не знаю. Его светлость провел Саутленда в кабинет и плотно закрыл двери.

— О боже! — вскричала Амелия. Сердце по-прежнему неистово колотилось. Ей вдруг захотелось взять малышку и бежать прочь. И в этот момент Амелия осознала, что полюбила Люсиль, словно та была ее собственной дочерью.

Что же теперь делать? Она в замешательстве взглянула на миссис Мердок:

— Как он вам показался? Как он выглядит?

— Он кажется обеспокоенным, мисс Грейстоун.

Амелия посмотрела на Люсиль, которая по-прежнему радостно гулила, с интересом рассматривая подвешенную над колыбелькой гирлянду вращающихся погремушек. Саутленд был отцом Люсиль, и у него было полное право забрать девочку, чтобы заботиться о ней и любить ее. Но Амелии было нестерпимо больно.

— Его светлость не приказывал вам принести Люсиль вниз?

— Нет, он ничего не говорил. О, мне будет так ее не хватать! — Глаза гувернантки наполнились слезами.

Амелия быстро выхватила Люсиль из колыбели и крепко прижала к себе. Дышать по-прежнему было трудно. Как же Амелия любила эту крошку! Но теперь следовало сделать то, что было правильным. Саутленду нужно предоставить возможность забрать своего собственного ребенка, это его право.

— Вы можете сопроводить меня вниз? — обратилась Амелия к гувернантке и сама удивилась, как же хрипло прозвучал ее голос.

Они стали медленно спускаться вниз. Вне себя от ужаса, Амелия крепко прижимала к себе малышку. В вестибюле она передала ребенка миссис Мердок, опасаясь, что никогда уже не сможет взять Люсиль на руки.

— Подержите ее пару минут. Я хочу познакомиться с Саутлендом. Подождите пока в розовой комнате?

Миссис Мердок кивнула и направилась в гостиную. Амелия долго смотрела вслед гувернантке и Люсиль, собираясь с духом. Потом, набрав в легкие побольше воздуха, она прошла в восточное крыло дома и решительно постучала в дверь кабинета.

— Войдите, — отозвался Саймон.

Амелия переступила порог и тут же поняла, что Саймон ее ждал. Он сидел за своим письменным столом, но при ее появлении поднялся, сохраняя на лице бесстрастное выражение. Саутленд сидел в кресле перед столом, спиной к двери. Он тоже поднялся, оборачиваясь.

— Мистер Саутленд, это — моя экономка, мисс Грейстоун. Она лично заинтересована в благополучии Люсиль, — отрекомендовал Саймон, и в его глазах застыл немой вопрос.

Она посмотрела на Саймона и еле-еле, вымученно, улыбнулась ему. Саймон должен был понять ее грусть: он прекрасно знал, как Амелия привязалась к малышке, и знал, как сильно она не хочет отдавать девочку. Потом Амелия широко улыбнулась отцу Люсиль:

— Доброе утро, сэр.

— Я как раз объяснял его светлости, что не нахожу слов, чтобы поблагодарить его — и вас — за все, что вы сделали, — сказал Саутленд.

Теперь Амелия могла как следует рассмотреть его. Перед ней стоял высокий мужчина в светло-каштановом парике и зеленом, под стать глазам, сюртуке. Ей показалось, что Саутленд был славным парнем и, безусловно, джентльменом. Но в его взгляде мелькала озабоченность, а дежурная улыбка быстро сбежала с его губ.

— Люсиль стала желанным прибавлением в этом доме, — довольно резко произнесла Амелия. — Мы все очень полюбили ее.

Краешком глаза она заметила, что Саймон стоял не шелохнувшись. Понять что-либо по его лицу было нельзя.

И Амелия многозначительно добавила:

— Мы ждали вас еще некоторое время назад.

Она просто хотела знать, почему Саутленду потребовалось добрых шесть недель, чтобы приехать навестить своего собственного ребенка.

Он засунул руки в карманы светлых бриджей.

— Мне следовало приехать раньше, но я путешествовал… и не мог решить, как поступить.

Саймон вышел из-за стола и с подчеркнутым спокойствием поведал:

— Саутленд только что сказал мне, что даже не подозревал о существовании ребенка до тех пор, пока не получил мое письмо.

Саутленд покраснел.

А Саймон добавил:

— Судя по всему, эта интрижка закончилась осенью.

Саутленд залился краской и выглядел так, словно хотел в ту же секунду бежать из кабинета. Разумеется, таковым и было его истинное желание. В конце концов, ведь он наставил рога всемогущему графу Сент-Джастскому.

— А у нас много общего, ведь я тоже не знал о ребенке до недавнего времени. — Губы Саймона растянулись в холодной улыбке, которая тут же исчезла.

Саутленд обернулся к нему:

— Мне очень жаль, милорд, что я поставил вас в подобное положение!

— Я ведь уже сказал вам, что сам разрешил леди Гренвилл иметь связи на стороне, — небрежно отмахнулся Саймон.

Амелия с нарастающей яростью переводила взгляд с одного мужчины на другого. Ее совершенно не заботило соперничество, которое могло существовать между ними. Но она никак не могла понять, почему визит Саутленда так затянулся. Он ведь наверняка панически боялся встречи с Саймоном.

— Что же насчет ребенка? Что вы решили по поводу Люсиль и ее будущего?

Саутленд обернулся к ней, его лицо по-прежнему было пунцовым.

— Я хотел бы увидеть ее. Вы позволите? — Он нервно взглянул на Саймона.

То же самое сделала и Амелия. Она ожидала, что Саутленд поведет себя иначе, заявит, что собирается забрать свою дочь, но пока оставалось неясным, сделает ли он это. В конце концов, должны же они были знать, что Саутленд надумал? Но Саймон молчал, не задавая ему никаких вопросов.

Саймон посмотрел на нее. Их глаза встретились, и внутри у Амелии все оборвалось. Она пыталась одним взглядом показать Саймону, что не хотела отдавать Люсиль. Но он с досадой отвернулся.

— Конечно, вы можете взглянуть на Люсиль. Она — ваша дочь.

— Благодарю вас, милорд.

— Я принесу ее, — с трудом проговорила Амелия, которой вдруг стало дурно. Она кинулась из кабинета в розово-белую гостиную, к миссис Мердок.

— Что происходит? — с тревогой воскликнула гувернантка, передавая ей ребенка. Люсиль спала.

— Не знаю. Саутленд очень молод и, судя по всему, больше заинтересован в том, чтобы задобрить Гренвилла и объясниться по поводу связи с его женой, чем в том, чтобы увидеть Люсиль!

Глаза малышки медленно приоткрылись, и Амелия покачала ее на руках, чтобы немного успокоить. От страха и смятения к горлу подкатила тошнота. Амелии было так плохо, словно ее сердце уже безнадежно разбилось.