Миссис Мердок ласково коснулась ее руки.

— Неудивительно, что Саутленд до сих пор не приезжал — он, должно быть, до смерти боялся его светлость!

Мрачно улыбнувшись, Амелия вышла из гостиной. Она понимала, почему Саутленд оттягивает решение столь важного вопроса, но если этот юнец был способен наставить рога Гренвиллу, то, несомненно, вполне мог открыто поговорить с ним и предъявить права на дочь! Для подобного промедления просто не было оправданий.

Мужчины стояли в кабинете, дожидаясь ее. Саймон упер руки в боки, Саутленд теперь был бледным и явно нервничал.

Амелия подошла к Саутленду.

— Она спит.

Амелия удержалась от того, чтобы передать ему дочь.

При виде Люсиль глаза Саутленда распахнулись.

— Она — настоящий маленький ангел! — воскликнул он. И наконец улыбнулся.

У Амелии оборвалось сердце. Все произошло именно так, как она и думала. Стоило Саутленду бросить один-единственный взгляд на свою дочь, как он тут же искренне полюбил ее.

— Держите, — прошептала Амелия, задыхаясь от душевной боли. Она собиралась передать Саутленду дочь, чтобы он взял ее на руки.

Но он вдруг отшатнулся, взвинченный до предела.

— Возможно, будет лучше, если я не буду брать ее на руки!

Амелия растерянно моргала, глядя на него сквозь слезы.

— Почему? — Она вдохнула воздух, стараясь успокоиться. — Мистер Саутленд, я должна спросить вас прямо: вы приехали сюда для того, чтобы забрать ее к себе домой?

— Я не знаю! — закричал Саутленд, и в его глазах блеснули слезы. — Я просто не знаю! Как я могу взять ее домой? Я — холостяк, мне — двадцать два. Я живу один, с единственным слугой. Я не готов заводить семью. Я даже не готов жениться!

В душе Амелии стала зарождаться робкая надежда. Она недоверчиво посмотрела на Саймона. И в тот момент, когда их взгляды встретились, его глаза заблестели.

Уже чуть не плача, Саутленд добавил:

— Конечно, ее могут взять мои родители. У них — целый штат слуг. Но я даже не рассказал им о ней. Мисс Грейстоун, я просто не знаю, что делать. Я разрываюсь на кусочки. Я боюсь!

Амелия взглянула на Саймона и взмолилась:

— Пожалуйста…

И тогда он решительно вышел вперед:

— Она желанна в этом доме, она может остаться здесь, Саутленд.

Молодой человек обернулся к Саймону, его глаза недоверчиво округлились.

— Вы оставите ее у себя?

— В этом доме она желанна, поэтому останется здесь, — категорично повторил Саймон. — Я ни за что не выгнал бы незаконнорожденного ребенка своей жены — упокой, Господи, ее душу. Но если вы сейчас уйдете, вас никогда не позовут обратно. Она или отправится с вами, или останется здесь — как дочь Гренвилла.

Сердце Амелии воспарило к небесам. Вот почему она так любила Саймона, так восхищалась им — он был так благороден и великодушен! Он был так добр!

Саутленд кивнул, явно разрываясь между чувствами облегчения и отчаяния.

— Убежден, будет лучше, если она останется с вами, милорд, потому что вы способны подарить ей ту жизнь, которую я никогда не смогу дать. — Он обернулся к Амелии: — Будет лучше, если я не возьму ее на руки. Будет лучше, если она не проснется и не увидит меня.

Амелия не могла поверить собственному счастью. Люсиль останется у них!

— Вам лучше уйти, — сказал Саймон Саутленду и встал рядом с Амелией, совсем близко, словно защищая ее и ребенка.

— Да, мне следует уйти, — замялся Саутленд, еще раз взглянув на Люсиль.

Парень явно колебался, и Амелия крепко обняла малышку, боясь, как бы он не передумал. Но Саутленд лишь печально улыбнулся и со слезами на глазах бросился прочь из комнаты.

У Амелии, все еще прижимавшей Люсиль к груди, подкосились колени.

Саймон успел подхватить вмиг ослабевшую Амелию, крепко сжав ее за локоть.

— Он стал бы отвратительным отцом. Он слишком молод, у него нет средств, чтобы заботиться о своем ребенке, как и истинного желания делать это.

— Саймон, спасибо! — вскричала Амелия.

И тут маска соскользнула с его лица. Теплота и участие наполнили его глаза.

— Я знаю, как сильно ты любишь ее, Амелия.

Слезы покатились по ее щекам.

— Я люблю и тебя, Саймон, очень сильно!

Его лицо снова посуровело.

— Но ты поставила под вопрос мою преданность Англии. И ты права. Я предал бы свою страну, если бы мне не оставили иного выбора. — Он обнял Амелию за талию. — Ты слишком хорошо меня знаешь… И все же умудряешься любить меня.

— Я люблю тебя таким, какой ты есть!

— Не сомневаюсь, сейчас ты говоришь то, что думаешь. Но я молюсь, чтобы никогда не наступил тот день, когда твои чувства ко мне изменятся.

— Они не изменятся никогда, — прошептала Амелия. — Саймон, я ничего не рассказала Уорлоку.

Он вмиг помрачнел.

— Если существует нечто, что он желает от тебя услышать, ты расскажешь это ему рано или поздно, хочешь ты этого или нет.

— Я никогда не предам тебя, — тоном не допускающим возражений сказала Амелия.

— Верно, ты никогда не сделала бы этого — сознательно. — Саймон привлек ее к себе и поцеловал в щеку, потом с нежностью провел носом по ее подбородку. — Я так скучал без тебя прошлой ночью.

Острое желание мгновенно пронзило ее тело. Душу наполнила любовь.

— Я тоже скучала по тебе.

Но тут Люсиль зевнула и стала просыпаться.

* * *

Амелия сняла передник, она стояла посреди кухни и внимательно осматривала идеально зажаренную свиную вырезку.

— Это выглядит восхитительно, господин повар, — сказала она, нисколько не кривя душой. — Воистину вы превзошли самого себя!

Повар просиял, поблагодарил ее и накрыл серебряное блюдо большой крышкой. Амелия, явно в приподнятом настроении, улыбнулась Джейн и Мэгги. С тех пор как Саутленд покинул дом этим утром, оставив здесь Люсиль, Амелия чувствовала себя так, словно с ее плеч сняли неимоверно тяжелый груз. В этот момент жизнь казалась ей почти превосходной — у Амелии создавалось ощущение, будто все они стали одной большой счастливой семьей.

Саймон ясно дал понять, что собирается растить Люсиль как свою собственную дочь. Никогда еще Амелия не чувствовала такого облегчения и такой благодарности. В тот самый миг, когда Саутленд ушел, а Люсиль вернули в детскую, Амелия с Саймоном занялись любовью — с нетерпеливой жадностью и безрассудным пылом, прямо на столе в кабинете. Амелия никогда не любила Саймона больше, чем сейчас, и не уставала повторять ему это снова и снова. А после их страстных игр Саймон сжимал ее в объятиях с такой силой, словно боялся, что она в любой момент может раствориться в воздухе.

— Я счастлив, что ты счастлива, — сказал он.

Любовь и радость неудержимо бурлили в ее груди. Вечером, после ужина, Амелия собиралась почитать мальчикам сказку, как это уже было заведено. Но сегодня Амелия решила подключить к чтению Саймона. Она представляла, как он будет сидеть на соседнем с ней стуле, перед камином, пока она будет читать уже забравшимся в кровати мальчикам. Она могла бы даже принести в комнату ребят колыбельку с Люсиль, чтобы та разделила с ними эти приятные семейные мгновения. А потом, как только мальчики и Люсиль заснули бы безмятежным сном, Амелия отправилась бы в свою спальню ждать Саймона…

Она то и дело задавалась вопросом: наступит ли когда-либо день, когда все они станут настоящей семьей? Все, что требовалось от Саймона, — это принять Люсиль в качестве собственной дочери и сделать ее, Амелию, своей женой.

Погрузившись в эти мысли, она почувствовала, как ее радость понемногу исчезает. Саймон еще не признался ей в любви. С одной стороны, его действия говорили красноречивее всяких слов. Но с другой — он никогда не упоминал о будущем, никогда не высказывал желания снова жениться. И это так беспокоило Амелию! Впрочем, она понимала, что сейчас Саймон находился не в том положении, чтобы просить какую-либо женщину стать его женой.

Грохот сковородки вывел Амелию из состояния мечтательной задумчивости. Она посмотрела на карманные часы. Саймона не было дома весь день, и он до сих пор не вернулся. Ужин должны были подать в семь вечера, как обычно, а до этого времени оставалось лишь четверть часа. Саймон не известил, что задержится, так что она ожидала его в любую минуту.

Встревоженная, Амелия резко опустилась с небес на землю. То радостное сияние, которое она носила в себе весь день, стало стремительно угасать. Саймон даже не удосужился сказать ей, что будет отсутствовать весь день. Впрочем, не в его привычках было докладывать ей о своих перемещениях.

Она вешала передник на стенной крючок, когда в кухню пришел Фред. Амелия взглянула на него:

— Его светлость уже вернулся?

— Нет, мисс Грейстоун, его пока нет.

Амелия еще больше встревожилась. Выйдя из кухни, она заглянула в столовую, как делала это каждый вечер. Стол был превосходно сервирован. В центре красовался букет из белых и желтых роз.

И вдруг перед мысленным взором Амелии предстал Саймон, сидящий во главе стола, в бархатном сюртуке бронзового цвета… Мальчики в своих синих нарядных сюртучках сидели по левую руку от него. А по правую руку Амелия неожиданно увидела саму себя в своем новом платье из розовой камчатной ткани…

Она замерла, изумленная этими нереальными грезами, а потом вдруг рассердилась на саму себя. Да что это с ней такое? Всему свое время и место. До тех пор пока Саймон не освободится от шпионской службы, ей придется забыть о своих мечтах.

Амелия вышла из столовой и поспешила в вестибюль. Было уже без пяти семь. Она подошла к парадной двери, возле которой стоял швейцар в ливрее, и выглянула в одно из расположенных поблизости высоких арочных окон. Кареты Саймона не было видно.

— Мисс Грейстоун!

Амелия обернулась на пронзительный крик и увидела миссис Мердок, которая, спотыкаясь, неслась вниз по лестнице. Паника явственно слышалась в голосе гувернантки, лицо которой было мертвенно-бледным.

— Миссис Мердок, что случилось? С кем-то несчастье?

— Мисс Грейстоун, я не могу ее найти! — на ходу, несясь к ней через весь зал, прокричала миссис Мердок.

Сердце Амелии дрогнуло.

— Кого вы не можете найти?

Задыхаясь, миссис Мердок прохрипела:

— Малышка исчезла! Я искала ее повсюду! Я оставила ее спящей в колыбели, но сейчас ее там нет — ее похитили, мисс Грейстоун, похитили прямо из кроватки!

Амелия в замешательстве смотрела на гувернантку, не веря своим ушам. Люсиль исчезла? Люсиль похитили? Нет, в это невозможно, было поверить!

— Миссис Мердок, возможно, мальчики забрали ее к себе!

— Я проверяла везде, — зарыдала миссис Мердок. — Люсиль исчезла!

И тут понимание происходящего навалилось на Амелию, а потом ее придавил панический ужас.


Нахмурясь, Саймон откинулся на спинку сиденья своей кареты, колесящей по окрестностям Мейфэра. Предпринятые днем попытки добыть сведения, которые могли бы задобрить его французских хозяев, окончательно и бесповоротно провалились. Саймон заезжал к Бедфорду, Грейстоуну и Пенроузу — именно в таком порядке. Но так и не смог разузнать ничего ценного, что помогло бы Пишегрю во время наступления на позиции союзников во Фландрии.

Виски мучительно ныли, и Саймон потер их, чтобы ослабить боль. Уже два дня прошло с тех пор, как он встречался с Марселем и Трейтоном. Отпущенное ему время истекало. Если бы он и получил какие-либо тайные сведения, потребовалось бы по меньшей мере двадцать четыре часа, чтобы передать эту информацию французам на линию фронта. Скорость передачи сведений зависела главным образом от погоды, но также и от работы сети курьеров внутри Франции. В любую минуту французы могли начать продвижение в Турне. Саймон был в отчаянии.

Угроза Марселя была более чем очевидной: прежняя камера в парижской тюрьме уже ждала Саймона, если он не сможет снабдить французов столь необходимыми им агентурными сведениями. И как бы ни пугала Саймона эта угроза — а он прекрасно знал, что не переживет еще один тюремный срок, — теперь его прежде всего назойливо преследовали мысли о Томе Трейтоне.

«Передайте мои приветы Сент-Джасту — и его прелестным детишкам»…

Этот ублюдок посмел угрожать его детям! К горлу подкатила тошнота, и Саймон резко распахнул окно кареты.

Трейтон решил использовать детей в качестве рычагов давления на него. И это делало его злейшим врагом.

Уже не в первый раз Саймон обдумывал идею устроить встречу с Томом один на один. Саймон знал точно: если бы ему это удалось, Трейтон не ушел бы с этой встречи живым…

Образ Амелии ярко вспыхнул перед глазами. Она не сомневалась в его благородстве, но Саймон безжалостно и хладнокровно думал о том, чтобы убить человека.