— Да пусть она берет это проклятое серебро, лишь бы Джули любила!

Графиня раздраженно посмотрела на старого друга, и на этот раз ее голубые глаза были действительно холодны. Дункана это не смутило. Он знал этот взгляд, способный осадить любого собеседника. И тем не менее он не поколебал его уверенности в своей правоте.

— Бумаг ее, дорогой друг, я, конечно, не видела, — вновь заговорила Мириам, — но я чувствую уверенность здесь и здесь. — Она притронулась изящным указательным пальцем к сердцу и виску. — И как бы там ни было, все уже решено окончательно.

Дункан подумал, что это не совсем так, но вслух ничего не сказал. Он сам займется этой последней находкой Мириам и если что-нибудь выяснит, то даст знать об этом графу. Дружба дружбой, но в жизни случаются вещи, в которых мужчины разбираются лучше, и женщина должна доверять им.

Мириам взглянула на него понимающе.

— Лучше убери это выражение мужского превосходства со своего лица, Дункан, или я запущу в тебя эту вазочку с повидлом.

Глаза графини решительно блеснули, и ее старинный друг, припомнив множество случаев, когда он имел несчастье стать объектом ее раздражения, глубоко вздохнул и опустил голову.

Глава 2

Пятый граф Монкриф не обратил ни малейшего внимания на то, что ступеньки лестницы были до блеска отмыты щелоком, а тропинка, ведущая к главному входу, тщательно вычищена граблями. Заводя Монти в стойло, он не заметил, что конюшня сияла чистотой и благоухала свежестью, будто весенний луг. Даже перемазанный дорожной грязью костюм и нижнее белье, пропитавшееся потом, словно он не менял его целую неделю, его не заботили. В данный момент у него было только два желания: поскорее ощутить в своей руке бокал с бренди и увидеть Джули. Все остальное, включая неудобства последних трех часов, было не важно.

Правда, графа беспокоили мысли о письме к матери. Как написать, чтобы успокоить ее и убедить, что он честно выполняет отцовский долг, заботится о воспитании и покое своей незаконнорожденной дочери и что она находится в хороших руках. Пожалуй, только это избавит его от вмешательства матери и даст ему возможность продолжать прежнюю жизнь, сохраняя мир и спокойствие в семействе. Однако послание может подождать. Сначала бренди.

Граф с удивлением поприветствовал ошеломленного дворецкого. Боже мой, Таунсенда надо было давно уже отправить на покой, подумал он, видя, как старый человек, взяв у него сюртук, сгорбился под его тяжестью. Движением плеч граф сбросил жилет и направился в гостиную прямо к буфету с заветным графином, наполненным бренди. Никто, кроме него и его взмокшей лошади, не знал, как тяжела была его поездка из Монкрифа.

Граф дернул тесемку колокольчика и стал с нетерпением ждать, когда послышатся шаркающие шаги дворецкого. Но, к его приятному удивлению, на пороге появилась румяная, миловидная девушка.

— Считай, что тебе удалось поразить меня своей услужливостью, — произнес граф во время третьего реверанса девушки. — Можешь на этом остановиться, — добавил граф, видя, что она вновь берет свой фартук и собирается кланяться.

Развлекаться с горничной у него времени не было, ведь «Экзетер» должен прийти в порт в один из ближайших трех дней.

— Таунсенд! — крикнул он, отсылая служанку взмахом руки прочь.

Девушка рванулась к двери с таким испугом, словно у хозяина на лбу начали расти рога.

— Да, милорд. — Седые брови дворецкого подчеркивали бесстрастное выражение лица. Но в глубине выцветших некогда голубых глаз старика метались подозрительно веселые искорки. Фрэдди было сейчас не до веселья, и он не собирался поощрять юмористический настрой слуги.

— Найди в этом мавзолее кого-нибудь, кто бы мог приготовить мне ванну и принести чего-нибудь поесть.

— Да, милорд.

— Кого-нибудь, кто не так часто кланяется.

— Да, милорд.

— Если в имении остались только мальчики, прибирающие конюшню, пусть это сделают они. Ты понял?

— Да, милорд.

У Таунсенда хватило ума, отвечая хозяину, лишь слегка кивать головой.

Это была его собственная ошибка, подумал Фрэдди. Он пожалел старика. В конце концов тот ни в чем не виноват. Монкриф был домом графа, где он жил, если дела не требовали его присутствия в Лондоне. В его владении было еще семнадцать поместий, в пятерых из которых имелись такие же старинные хозяйские дома, как здесь. Несомненно, Мертонвуд был настоящим сокровищем. Процветающие фермы окружали его с трех сторон, а с четвертой до самого горизонта раскинулся густой лес. Но место это, черт побери, вызывает слишком много воспоминаний, слишком много призраков бродят по окрестным холмам и резвятся в заброшенных конюшнях. Он не был здесь с тех пор, как умерла жена. Но не из-за любви Моники избегал он Мертонвуд; все было гораздо проще и очевиднее.

Из экономии он не держал полный штат прислуги в доме, который никогда не посещал и который сейчас надо было подготовить для няни и маленькой девочки.

— Хозяйские апартаменты, надеюсь, готовы, Таунсенд, — спросил со вздохом граф.

Еще раз кивнув головой, старик поплелся на кухню.


Фрэдди сердито взглянул в испуганные глаза кормилицы, стоящей перед ним с глупой улыбкой. Итак, сначала он чуть не утонул в потоке дождя, подобного всемирному потопу, затем его встретило трогательное древнее создание, не скрывающее радости при виде хозяйских неприятностей и неудобств. А еще через некоторое время его чуть не сварили в ванне чудовищных размеров, купленной еще его отцом. Далее ему подали скудный завтрак, состоящий из хлеба и сыра, приправленный объяснениями кухарки, которая, заикаясь, сообщила, что все остальное съела прислуга, поскольку «милорда ожидали только к обеду». Но это еще не все. Когда Фрэдди решил переодеться во что-нибудь более сухое и теплое, выяснилось, что его старую одежду раздали бедным. Натянув в конце концов прежнее мокрое и пропахшее лошадиным потом платье, он пошел в детскую к дочери. Однако не успел сделать граф и двух шагов, как ему сообщили, что девочки в ее кроватке нет — она с мисс Кэтрин.

А где, черт побери, эта мисс Кэтрин? Похоже, ей нет никакого дела до его прибытия. И почему она не встречает его в холле с ребенком на руках, как положено. Или мама посчитала излишним предупредить новую работницу о приезде хозяина?

Он нетерпеливо выслушал шепелявые, похожие на змеиное шипение объяснения испуганной няньки и решительно направился к комнате мисс Кэтрин, когда граф добрался до двери, он был готов, забыв все правила приличия, наброситься на воспитательницу дочери с кулаками. Кроткий ответ, раздавшийся на его стук, нисколько не смягчил раздражения. Но, войдя в комнату, Фрэдди увидел перед собой картину, от которой у него перехватило дыхание, и от гнева не осталось и следа. В приглушенном свете дождливого дня его взору воочию предстало изображение мадонны с младенцем на руках. Златовласая сирена сидела на венском стуле, и его малиновая с голубым обивка превосходно оттеняла ниспадающие на плечи вьющиеся локоны. Край слегка приспущенной желтой накидки прекрасной незнакомки сжимали пальчики закутанного в одеяло спящего дитя. Щека малютки покоилась на груди девушки, а розовый ротик уткнулся в кружево рубашки. Губы женщины слегка касались золотистых завитков на головке ребенка. Увидев вошедшего, она вздрогнула и попыталась поправить накидку, стараясь не разбудить малышку.

— Кто вы такой? Что делаете в моей комнате? — Выразить раздражение, говоря шепотом, было весьма трудно. Кэтрин это удалось. Граф улыбнулся.

— А кто вы такая и что вы делаете в моем доме? — также шепотом спросил он, делая несколько осторожных шагов.

Приблизившись так близко, что брюки его соприкоснулись с коленями девушки, Фрэдди посмотрел сверху вниз долгим, взглядом на нежную округлость груди, полные, нежные губы и гневные, сверкающие глаза.

Широко раскрытыми глазами Кэтрин осмотрела крупного, широкоплечего мужчину от мокрых ботинок до растрепанных волос.

В холле нижнего этажа, расположенном между столовой и гостиной, находилась галерея портретов всех графов Монкриф, кроме нынешнего. Если бы они представляли серьезную художественную ценность, Фрэдди, наверное, поместил бы их в своем родовом поместье. Но это были любительские парадные портреты. Кэтрин знала каждый портрет. Рассматривая их, она невольно искала сходство своей воспитанницы с фамильными чертами графов Монкриф. И вот сейчас первый граф Монкриф, словно сошедший со своего портрета, стоял перед ней. То же порочное лицо с иронично изогнутыми губами, те же угольно-черные волосы и блестящие зеленые глаза. У Кэтрин даже перехватило дыхание от столь очевидного сходства.

— Вы так похожи на первого графа! — пролепетала девушка.

— Вполне, — сухо ответил Фрэдди, абсолютно не понимая, что она говорит.

Резкое движение ребенка отвлекло его внимание. Крошечное личико сморщилось от страха и поглубже зарылось в мягкую, теплую плоть. Кружевная отделка рубашки при этом смялась, обнажив грудь с коралловым соском. Наслаждаясь этим зрелищем, граф заметил, что сосок такого же цвета, что и губы молодой воспитательницы.

Кэтрин перехватила его взгляд, посмотрела на себя и покраснела. Фрэдди ухмыльнулся, увидев, что краска на ее щеках сочетается остальным.

— Я полагаю, вы пришли посмотреть на свою дочь?

Он не ответил, лишь слегка наклонился и провел рукой по щеке малютки, коснувшись одним пальцем ее остренького носика. Само движение было вполне невинным, если бы большой палец графа не прижался к ее соску.

Она вспыхнула, на этот раз от гнева. Фрэдди, нисколько не смущаясь, опять улыбнулся.

Кэтрин вскочила на ноги, придерживая одной рукой ребенка, а другой пытаясь запахнуть накидку. Джули такой поворот событий не понравился, и она обиженно замыкала. Фрэдди все еще стоял рядом с Кэтрин. Оставалось только одно. И девушка не растерялась. Она передала девочку отцу и принялась спокойно завязывать пояс. На этот раз пришла ее очередь улыбнуться — вид у графа стал явно растерянный.

— Вот вам ваша дочь, милорд, — сказала она, открывая дверь. — Позвать вас, когда придет время ее кормить?

— О Боже, женщина, что мне делать с ребенком?

— Полагаю, что сейчас несколько поздновато обсуждать это.

Кэтрин захлопнула дверь перед самым носом графа. Это разбудило Джули. Она почувствовала чужие руки и начала плакать. Когда Кэтрин, вполне одетая, через несколько минут вернулась в комнату, Джули буквально закатывалась в рыданиях.

— А теперь позвольте мне взять крошку.

— Боюсь, что она обмочила меня! — раздраженно произнес граф и поспешно передал Джули девушке, стараясь не прикасаться к мокрым местам.

— Нет ничего удивительного, — улыбнулась Кэтрин. — У детей это случается довольно часто.

— Но не со мной. Честно говоря, я впервые оказался в такой ситуации.

На его и без того влажной рубашке образовалось мокрое пятно. Фрэдди брезгливо скривил губы и двумя пальцами оттянул материю. Граф Монкриф был не в лучшем расположении духа. Он ощущал себя грязным, уставшим и голодным. Его раздражало свежее и спокойное лицо юной красавицы с Джули на руках, которая умиротворенно ворковала, уткнувшись в шею Кэтрин. Да, эта обстановка его явно не устраивала.

— Разве у вас не было младших братьев или сестренок, милорд? — спросила Кэтрин и, устроив девочку поудобнее на своем плече, стала убаюкивать ее.

— Были. Но никому не приходило в голову позвать меня, чтобы поменять им пеленки, — сухо ответил он.

— Очень жаль, — бросила через плечо девушка, выходя из комнаты. — Мне всегда не нравились неумелые мужчины. — Она услышала громкий, сердитый голос Фрэдди, зовущего Таунсенда, и почувствовала в глубине души легкую тревогу.

Что же она наделала?!


В этот вечер Кэтрин удалось избежать новой встречи с графом — она просто не выходила из своей комнаты. Впервые она не уложила Джули и не рассказала ей сказку на ночь, хотя малышка была слишком мала и не понимала их. Встреча, с хозяином пугала девушку. Она не смогла сдержать себя во время первой встречи и не была уверена, что это ей удастся в дальнейшем. Несмотря на интимные прикосновения, эту дьявольскую улыбку, она не должна быть язвительной к нему: ведь она у него на службе. Хотя графиня была расположена к ней, Кэтрин хорошо осознавала, что должна произвести благоприятное впечатление на графа. Именно он платит ей жалованье и может в любой момент приказать собирать свои пожитки и убираться восвояси. Почему же она, зная все это, так себя вела? Почему глупость одержала верх над осторожностью?

На следующее утро, уверенная, что граф уже покинул Мертонвуд, она отправилась на кухню за овсяной кашкой для Джули. На обратном пути, проходя по галерее, Кэтрин еще раз остановилась перед портретом первого графа. Не обращая внимания на тяжелый поднос и остывающую кашу, она долгое время пристально разглядывала его.

— А ты красив, негодяй, не правда ли? — довольно громко произнесла она, и легкая улыбка тронула уголки ее губ. — И ты прекрасно знаешь об этом, не правда ли?