Николай Верещагин

ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Я не поучаю,

Я просто рассказываю.

М.Монтень

1

Познакомился он с ней самым тривиальным образом, если не считать очень раннего часа — не было еще и семи утра. В ту субботу он проснулся рано и в таком бодром настроении, а утро было такое свежее и обещало такой ясный день, что захотелось за город, и он решил навестить приятеля, который жил в дачной местности и давно к себе приглашал. Спустился в метро, почти пустое в этот ранний час, и поехал на Курский вокзал. В электричке, переходя из одного конца вагона в другой, он мельком увидел в окно проходившую по перрону женщину. Одного взгляда было достаточно, чтобы заметить, как она хороша. Не долго думая, он выскочил из готовой отойти электрички… Он был уверен потом, что ощутил какой-то толчок в сердце, какой-то приказ сойти немедленно, но, возможно, это стало казаться впоследствии, а в тот момент ему просто захотелось новой интрижки, тем более, что никто не мешал.

На соседнем пути стоял недавно прибывший скорый поезд, но толпа пассажиров уже схлынула, и в длинном коридоре между поездом и электричкой женщина неторопливо шла к выходу с перрона одна. В руке она несла большой и, кажется, тяжелый чемодан и шла медленно, как человек, которому некуда спешить, которого никто не встречает. И со спины она была хороша. Во всей ее точеной фигурке было то редкое, гармоничное сочетание благородной стройности и изящной полноты, которое свойственно породе особенно красивых женщин, изначально красивых и долго, до седины, не стареющих. Ее ноги, в юбке выше колен, ее шея и руки, открытые до плеч, были тронуты смуглым южным загаром.

Пройдя до середины платформы, она поставила чемодан на перрон и остановилась, то ли разглядывая вокзал, то ли просто отдыхая. Увидев ее случайно на улице в толпе, он и тогда заметил бы, как она хороша, но скорее всего, оглянувшись, прошел бы мимо. Здесь же, на пустом перроне, они, как нарочно, были одни, и он почувствовал, что долго себе не простит, если не попробует эту красотку «склеить». Женщина подняла чемодан, оттянувший ей руку, и чуть подламывающейся походкой двинулась к выходу с перрона. Не давая себе времени на раздумья, боясь волнения, которое может помешать, он быстро нагнал ее и взялся за ручку чемодана.

— Позвольте, я вам помогу? — сказал он легко и просто. Она не слишком приветливо глянула сбоку, но не испугалась, не отшатнулась, а спокойно свой чемодан отдала.

— Носильщики у нас еще спят, — начал он, сразу идя на сближение. — А вам явно нужен носильщик…

— Обошлась бы и так, — проговорила она безразлично, как отвечают на случайный вопрос случайного прохожего, и тон этот несколько смутил его. Он не стал продолжать в прежнем духе, но и тушеваться было не в его правилах.

— Я Сергей, — выдержав паузу, сообщил он просто.

— Нина, — ответила она тоже просто, без тени удивления или кокетства, без всякого интереса к нему.

На площади он двинулся было к стоянке такси, но женщина сказала, что такси ей не нужно, и повернула к метро, даже не оглянувшись, идет он за ней или нет. За все время, пока лестница эскалатора текла вниз, она ни разу не посмотрела на него, нисколько не интересовалась им, словно он был каким-то служебным лицом, направленным лишь встретить ее и куда-то препроводить. Он не привык к такому отношению и не сразу смог найти нужный тон. Пока что он держался скромно и сдержанно, как если бы и впрямь был неким служащим, не претендующим ни на что. Он не знал, куда она поедет: к родным, в гостиницу, или все-таки домой, где ее ждут муж и ребенок, но пока не спрашивал ни о чем. Стоя сбоку (встать на ступеньку ниже и лицом лицу он почему-то не решался), он что-то говорил о Москве, о метро, о только что установившейся хорошей летней погоде, и она слушала с безучастным спокойствием, а в какой-то момент зевнула, прикрыв рот узкой смуглой ладошкой. Зевнула так просто и естественно, что это даже не обидело. Ни показной скуки, ни пренебрежения к нему — просто сладкий утренний зевок недоспавшего в поезде человека.

Тут, стоя рядом с ней на эскалаторе, он поразился, до чего она все-таки хороша, хотя чем именно определил бы не сразу. Но эти нежные, чуть подсохшие губы, этот ровный точеный нос, эти брови под гладким лбом, будто мастерски прочерченные углем, и глаза, темно-синие за густыми и темными, но без признаков туши ресницами… Эти темно-синие глаза на смуглом лице особенно нравились ему. Но в ее красоте не было ничего броского, деланного, вызывающего. Казалось, скажи ей, как она хороша, и она с удивлением вскинет свои тонкие брови: о чем это он?..

Он не в первый раз вот так на улице знакомился с женщиной, знал правила съема, знал, как женщину «зацепить», и если не всегда добивался успеха, то резкого отпора тоже не встречал. Он знал многих женщин и уже давно научился по некоторым едва заметным признакам определять, пойдет дело на лад или нет. Легко угадывал прятавшийся за внешней холодностью интерес, но знал и то, что легкомысленный, даже фривольный разговор ничего еще не значит, что на него часто идут женщины совсем не легкомысленные, а особы твердые и уверенные в себе, которые умеют поставить на место увлекшегося ухажера и потому не боятся мимолетных знакомств.

С Ниной было непонятно. Она держалась так спокойно и безучастно, так мало замечала его (будто он и вправду просто встречающий), что он не знал, как лучше повести себя с ней. Ее спокойствие и обнадеживало и пугало: это могла быть и доступность привыкшей к таким легким знакомствам женщины и совсем даже наоборот. Скорее, наоборот. Он уже чувствовал, что она как-то особенно нравится ему, и это делало его каким-то непривычно робким. Его и напрягало это и странно нравилось в себе уже забытым юношеским, мучительным, и в то же время сладким, волненьем. Он, как всегда в таких случаях болтал ни о чем, пытался острить, и раз или два Нина улыбнулась его шуткам, но он был не в ударе — сам это чувствовал, а хотелось быть особенно обаятельным и остроумным. Может, оттого, что очень хотелось, как раз и не выходило.

Хоть и односложно, она все-таки отвечала на его вопросы, и слово за слово он узнал, что она приехала поездом из Таганрога, у нее какой-то семинар, что занятия начнутся в понедельник, но она решила приехать на два дня раньше, чтобы Москву посмотреть, побывать в театрах и, может быть, хотя знает, что это нереально, даже в Большой попасть, а на эти два дня рассчитывает устроиться в гостинице. Он сказал, что летом в Москве это трудно, почти невозможно, придется объехать десяток гостиниц, да и то не факт, что поселят в какой-то из них. Она выслушала, но пожала плечами, как будто на нее лично это не распространяется. Все складывалось удачно, и он решил действовать наобум. «Я знаю одну гостиницу, где можно устроиться, — сказал он, — но это не в центре, в Черемушках». Она спросила, как называется гостиница, и он ответил: «Мечта». Усмехнулась: «Название подходящее».

2

Он повез ее к себе в Черемушки, в свою кооперативную однокомнатную квартиру, отделку и обстановку которой только недавно завершил. Пока ехали в метро и шли к его дому, Нина немножко оживилась и потеплела к нему. Он с юмором рассказал о своих командировочных приключениях с гостиницами в разных городах, и она слушала с интересом, смеялась от души. Он почувствовал себя уверенней, но и сейчас держался в рамках простого дружелюбия, не претендующего ни на что. Его беспокоило, как Нина воспримет сюрприз, который он ей приготовил, но будь, что будет, успокаивал он себя. В крайнем случае извинюсь и сам устрою ее в гостиницу. Позвоню Семе, он поможет. Особенно, если его «материально стимулировать».

— Но это же не гостиница, — сказала Нина, когда вошли во двор.

— Гостиница, — сказал он, улыбаясь. — Вывеска с другой стороны.

Она настороженно огляделась, но все-таки вошла вместе с ним в подъезд, а там и в лифт. На своем этаже, не мешкая, он отомкнул дверь и вошел с чемоданом в прихожую. Нерешительно Нина вошла за ним.

— Но это же не гостиница… — сказала она, глядя на него строго и в упор. — Чья это квартира? Вы за кого меня принимаете?..

— Не велите казнить, велите миловать, — сложив руки на груди, склонился он пред ней. — Для вас это гостиница, и она в вашем распоряжении, а я в ней ваш покорный слуга… Чемодан мы положим вот сюда. — Он спрятал чемодан в стенной шкаф. — Входите, располагайтесь..

Нина хмуро стояла в передней, прислонившись к двери.

— Я ухожу, — сказала она. — Отдайте мой чемодан.

— Но куда вы пойдете? Летом в Москве нереально без брони устроиться в гостиницу. А здесь к вашим услугам все. Вот кухня, вот ванная… — Он распахнул дверь в ванную, сияющую новеньким расписным кафелем. — Можно принять душ, пока я приготовлю завтрак. — Он подошел, осторожно взял ее за руку. — Ну чего вы боитесь? Вы же видите, что перед вами не Джек-потрошитель, а интеллигентный, вполне воспитанный человек. — Он был сама кротость и смирение. — Давайте позавтракаем, вы немного отдохнете, а после что-нибудь придумаем, где-нибудь вас пристроим.

— Отдайте чемодан, — сказала она спокойно, ничуть не нервничая, но каким-то усталым голосом.

— Ну куда вы пойдете? — умоляюще сложил руки он. — Вы же устали, хотите спать… Ведь не выспались в поезде?

— Не выспалась, — просто, без жеманства сказала она, — но из этого ничего не следует.

— Ну, выпьем хотя бы чаю… — он попробовал увлечь ее в комнату, но Нина вырвала свою руку и осталась у двери. — Ну хорошо, — сказал он со вздохом. — Давайте сядем и спокойно обсудим положение. — Он принес из кухни две табуретки, и Нина у самого порога присела на одну из них, а он уселся напротив, коленями почти касаясь ее колен. Она смотрела на него спокойно, с легкой иронией, словно говоря: «Ну что вы еще скажете, синьор?»

— Вы любите приключения? — таинственно понизив голос, спросил он.

— Смотря какие… — ответила она, с некоторым интересом ожидая продолжения.

— Безвредные, — поспешил заверить он. — Подумайте, ну разве это не приключение?.. Приехать в Москву и вместо скучной гостиницы, где вам без брони дадут разве что койку за рубль двадцать в номере на шестерых, жить в прекрасной благоустроенной квартире, а вместо банальных экскурсий на автобусе иметь своего личного гида, который подарит вам в столице все, что пожелаете. Неужели вам никогда в жизни не хотелось испытать приключение?… Вы не знаете, кто я — я не знаю, кто вы. Ну и что? Так даже интереснее. Ну как, идет?.. — спросил он замирая, но с ухмылкой на лице.

Она смотрела спокойно, задумчиво, но смотрела как-то мимо него, будто раздумывая.

— Ну что ж… — помедлив, сказала она и тут же строго нахмурила брови. — Но только без глупостей!.. Понятно, о чем я говорю?..

— Клянусь Аллахом, Буддой и Юпитером! — смиренно сложил он руки на груди.

Окрыленный, он кинулся в ванную, отвернул краны до упора, и мощная струя воды с клекотом ударила, рассыпалась крупными брызгами по белоснежной эмали. В кухне он зажег газ, поставил кофейник и вернулся в комнату. Нина со скептическим интересом разглядывала репродукции на стенах, полки с книгами, обстановку. Он ждал, какое впечатление произведет его благоустроенная холостяцкая квартира. И произвела…

— Шика-арно!.. — протянула она, правда, несколько иронически.

— Номер люкс в пятизвездочном отеле, — напрашиваясь на комплименты сказал он.

— И кто это все устраивал?

— Сам. Все до последней занавески сам…

— Похвально. Достойно восхищения, — небрежно бросила она, и снова иронии, пожалуй, было больше, чем одобрения.

Его слегка задело, что эта провинциалка не оценила его шикарно отделанную и обставленную квартиру, которую хвалили даже многие знакомые москвичи. Паркет и кафель, импортную сантехнику, румынский мебельный гарнитур — все это не просто было достать. Чистота идеальная — беспорядка и грязи он не терпел. Книг много, но не те ровные томики подписных изданий, которые заполняют полки иных «шикарных» квартир, и не те серые груды старинных изданий и библиографических редкостей, от которых разбегаются глаза у любителя. Это была хорошо подобранная библиотека, которую читают, а не только демонстрируют. Были и старые, и редкие книги, но мало — в основном классика. Кремовые шторы, на подоконнике статуэтка Венеры из желтоватого мрамора. Бара у него не было. Их сейчас много развелось, поэтому у него не было. Выпивку он держал в резном шкафчике хорошей работы. В холодильнике всегда в наличии нарзан и апельсиновый сок. На кухне порядок идеальный, продуманный, на который тоже ушло много денег и сил. Но он давно уже понял, что порядок себя окупает.


Пока он нарезал колбасу тонкими ломтиками и аккуратно вскрывал консервные банки, Нина, щелкнув замками, достала свои вещи из чемодана и вошла в ванную. Задвижки в ванной у него не было, дверь открывалась простым поворотом ручки, и, вспомнив сейчас об этом, он почувствовал, как сладко напряглось все внутри. Он давно уже был не мальчик, давно уже не терялся, имея дело с женщинами, но сейчас, прислушиваясь к шуршанью ее одежды и плеску воды в ванной, так завелся, что вспотели ладони, как у мальчишки.