— Спасибо, — сказала она.

— Пожалуйста, — пробормотал он, поправляя шпагу.

Впереди виднелись руины храма, построенного еще римлянами: три колонны одиноко стояли на лугу, освещенные лунным светом. Эс-Ти прошел по тропе, ведущей к развалинам, снял с плеча сумку, положил ее на обломок стены.

— Мы сможем здесь поспать. — Он сел на землю и стянул промокшие сапоги.

Ли тут же взяла их. Порывшись в сумке, она достала пузырек с салатным маслом и, обмочив кончик своего галстука, стала смазывать мокрые сапоги.

— Не нужно этого делать.

— Иначе они засохнут.

Он вытащил сверток с едой. Немо подбежал к нему и сел рядом. Эс-Ти бросил волку ножку каплуна, соскоблил воск с горлышка бутылки, вытащил пробку и протянул вино Ли.

— Я не пью вина, — сказана она.

Он отпил большой глоток и вздохнул. Немо подвинулся ближе, неотрывно глядя на каплуна. Но как только Эс-Ти сделал еще глоток, Немо попытался пролезть вперед.

Эс-Ти ждал, поставив бутылку, словно не замечал, что волк медленно подкрадывается к еде. Внезапно он схватил Немо за загривок, навалился на волка и, грозно рыча, порядком тряхнул его. Немо тут же упал на брюхо и перекатился на бок, поджав хвост, визжа и скуля. Как только Эс-Ти отпустил его, волк поспешно удалился, плотно прижав уши. Он улегся в нескольких ярдах от хозяина, положив голову на лапы, и печально стал глядеть, как Эс-Ти ест каплуна.

Эс-Ти взглянул на Ли, которая сидела, скрестив ноги, на траве и втирала масло в его сапога.

— Вы не голодны?

— Я поем, когда закончу.

Эс-Ти расстелил салфетку, разложил для нее хлеб и птицу и стал искать в ее сумке серебряную чашку, чтобы принести воды.

— Не смейте. Я не желаю, чтобы вы копались в моих вещах.

— Почему? Одно платье и пара туфель, один корсет, одно жемчужное ожерелье, альбом, две золотые пряжки, веер, лекарства — всякие там порошки, разное белье, чашка, ложка, три ливра двадцать пенсов денег. Стоимость оценивается в четыре гинеи — не считая жемчуга. Я покопался во всем этом уже давно.

— Пока я болела? — Она гневно взглянула на него. — Вы не джентльмен.

— Во мне нет ни капли благородства. — Он улыбнулся. — А вы чего ожидали? Я разбойник. — Он нашел чашку и осторожно вернулся к реке. Немо бесшумно поднялся и потрусил впереди него на почтительном расстоянии. Эс-Ти встал на колени перед водой, взглянул на волка и тихо позвал его. В ответ Немо чуть слышно заскулил.

— Ну будет, старина, ты же знаешь, нельзя воровать еду. Иди сюда. Ты что, думаешь, я больше тебя не люблю? Что с тобой происходит?

Волк вопросительно склонил голову, глядя в глаза Эс-Ти.

— Это из-за нее, да? Боишься, что она войдет в нашу стаю? Дело в том, Немо, что я настоящий болван, когда дело касается женщин. Я не могу устоять против них. Я знаю, только чертов остолоп может влюбиться. Ну, не волнуйся. Она мне даже не нравится.

Он снова вздохнул. Немо навострил уши, рысью подбежал к нему и стал лизать его подбородок и щеки.

— Ну вот, так-то лучше. Помирились?

Когда они вернулись, Ли все еще занималась его сапогами. Эс-Ти сел на траву, опираясь спиной о камни. Легкий ветерок шевелил страницы альбома, который он положил на каменную плиту, когда искал чашку.

— А вы художница, — сказал он, держа альбом на коленях.

— Это просто наброски.

Он положил альбом обратно в сумку, думая о папе, спящем в библиотеке, и Анне, с ее высоким капитаном. Эс-Ти нравилась ее семья. Сама мысль о ней вызывала у него улыбку, ностальгию по тому, чего у него самого никогда не было.

— Где вы учились рисовать? — спросила она.

— Вас это действительно интересует?

— Мне это интересно. У вас романтический стиль, и вы широко используете светотень, но я не смогла определить школу письма.

— Венецианская академия. Я учился у Джованни Пьяццетта. А потом провел три с половиной года в студии маэстро Тьеполо.

— Я думаю, он мог бы вами гордиться. Ваши картины… они светятся.

Эс-Ти перевел дух. Ей нравятся его картины. Она считает, что они светятся. Боже!

Ему захотелось поцеловать ее, сжать в своих объятиях, утонуть в ней.

— Позвольте мне нарисовать вас. Давайте вернемся в мой замок… Я вас напишу такой, как сейчас… при свете луны, на фоне развалин. Вы так прекрасны.

Она покачала головой:

— Нет.

— Вы сводите меня с ума. Вы хотите, чтобы я научил вас обращаться со шпагой? Вернитесь и дайте мне написать ваш портрет, и я обещаю, что буду учить вас.

— Не думаю, что это у вас получится.

— Почему? Потому что я больше не могу драться сам? Моему учителю фехтования было восемьдесят восемь лет, когда я пришел к нему, мисс Страхан, и он сделал из меня хорошего бойца — лучшего из всех.

Да, конечно, это правда: его учитель был лучшим наставником во всей Европе. В его школе Эс-Ти оттачивал свое мастерство.

— Художник и рубака, — задумчиво проговорила она. — Кто вы, монсеньор дю Минюи?

— Я не знаю.

— Простите меня. Я не хотела выпытывать ваши секреты.

— А тут особых секретов нет. Моя мать убежала от мужа и произвела меня на свет по прибытии во Флоренцию. Я почти уверен, что не он был моим отцом. Но дата моего рождения была достаточно убедительна, чтобы он признал меня. А что еще ему оставалось делать? Мой старший брат дрался на восемнадцати дуэлях, каждый раз убивая своего противника, а потом свернул себе шею, выпав из окна борделя. Несомненно, старик молился, чтобы во мне проявился твердый характер. Чего, к несчастью, были полностью лишены остальные члены нашей семьи. Его ждало горькое разочарование. Тем не менее я имею право называть себя достойным английским именем Мейтланд.

— Я думаю, вы специально подчеркиваете, что вы англичанин. Закутываетесь в национальность как в плащ.

— Просто говорю на другом языке. Я не знаю, где мое место и есть ли оно вообще. Мать моя так и не вернулась в Англию. Мы путешествовали. Венеция, Париж, Тулуза, Рим… Жили там, где она могла найти английского джентльмена и вовлечь его в достаточно отчаянные романтические похождения.

— Вы вели не очень размеренную жизнь, — сказала она.

— Это было довольно весело. Старик Мейтланд посылал деньги на обучение меня фехтованию и верховой езде. В своих письмах регулярно сообщал, какие дьявольские унижения он вынужден терпеть из-за нас. Мать жила на деньги своих покровителей. Именно она и очаровала Тьеполо, чтобы он взял меня к себе. Мы отлично подходили друг другу, maman и я.

Ли допила воду из серебряной чашки и собрала остатки еды:

— Отдадим это волку?

— Да. Оставьте одного каплуна на утро. Другого бросьте Немо. Он не возьмет у вас из рук.

Немо прыгнул на упавшую рядом с ним птицу, схватил ее и улегся за спиной Эс-Ти.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

— Здесь? Я пришел вас спасти.

— Здесь, во Франции. Почему вы скрываетесь? Почему вы не в Англии?

— Я не сбежал. Просто… эмигрировал.

— За вашу голову назначена награда.

— Ну и что? Она ждет тринадцать лет. «Ограбление произведено в понедельник мужчиной в черно-белой маске, с вежливыми манерами, говорящим иногда по-французски, ускакавшим на высоком коне, вороном или темно-кауром». Если бы Англия могла похвастаться такой тайной полицией и постоянной армией, как Франция, джентльменам удачи не было бы так привольно. Ни один свободолюбивый англичанин не потерпит такой тирании, как неукоснительное выполнение законов.

— В самом деле? — промолвила она скупо.

— Настоящая угроза исходит от доносчиков и скупщиков краденого. Если не знать, как вести себя с ними, можно глубоко раскаяться. Надо остерегаться также объявлений о розыске преступников. Такое объявление появилось как-то после одного ограбления. Одна хорошенькая черноглазая голубка решила донести на меня. — Губы его презрительно скривились. — Мисс Элизабет Берфорд. Наверное, я был просто околдован — позволил ей снять с меня маску. Никогда раньше не допускал такого.

— Она дала судье описание вашей внешности? И вы бежали во Францию?

— Конечно, нет. Никто не знал моего имени — может, я и был очарован, но не окончательно растерял мозги. Описание — ерунда, если быстро передвигаться и уверенно врать. Нельзя же повесить человека только за то, что у него необычной формы брови.

— Тогда почему?

— На то были свои причины.

— Какие причины?

— А вы настойчивая, не так ли?

— Почему вы стали разбойником?

— Из озорства. Ради сильных ощущений. А вы думали, ради высокой идеи? В первый раз я заключил пари в двадцать лет. Победил отличного фехтовальщика, выиграл тысячу фунтов, завоевал благосклонность прекрасной дамы и понял, что такая жизнь мне по душе. А вы, мисс Страхан? — спросил он. — Вам что нужно?

— Все очень просто. Мне надо убить человека. Хочу научиться это сделать.

— Какого-нибудь знакомого вам человека? Мужчину, я так понимаю. А может, вы просто ненавидите весь мужской пол?

Она растянулась на траве, а потом приподнялась на локте. Без узкого жилета ее женская фигура проступала отчетливо: изящные округлые бедра, выпуклая грудь. Она вытащила ленту из косички и, встряхнув головой, рассыпала волосы по плечам.

— Одного мужчину. Единственного.

— Почему?

— Он убил мою семью. Мать, отца и двух сестер.

Голос ее не дрогнул, не выдал никаких чувств, Эс-Ти не отрывал глаз от холодного, омытого лунным светом лица.

Он лег рядом, обнял ее и стал гладить шелковистые волосы.

Глава 6

— Если вы собираетесь это сделать, — сказала она ему в самое ухо, — можете продолжать.

Рука его замерла. Сделав глубокий вдох, он перекатился на спину.

— Что вы этим хотите сказать?

— Я не против. Я в долгу перед вами.

— Не нужна мне ваша жалкая благодарность.

Она лежала совершенно неподвижно, словно мираж, созданный бесстрастным лунным светом, такая же безжизненная, как окружавшие их руины. Он даже не слышал ее дыхания.

— Очень жаль, — внезапно заговорила она. — Потому что больше мне вам дать нечего.

Эс-Ти повернулся к ней, вновь прижал к своей груди, уткнувшись лицом в нежный изгиб шеи.

— Ради Бога, не окружай себя стеной, не отгораживайся от меня.

— Я не строю стену, — шепнула она. — Я сама и есть стена.

Он покачивал ее, как ребенка, не зная, что ответить, как расшевелить ее.

— Позволь мне любить тебя. Ты так прекрасна.

— Как вы легко влюбляетесь. — Взгляд ее был устремлен в ночное небо. — И сколько раз это случалось прежде?

Прядь ее черных волос, упавшая на щеку, полностью лишила его рассудка. Он погладил ее по щеке и нежно поцеловал.

— Ни разу. У меня было много женщин. Любовниц. Но никогда не было так, как сейчас. Чувства мои всегда быстро остывали.

Печальная насмешливая улыбка тронула ее губы.

— Я клянусь, — сказал он.

— Глупый человек. Вы даже не знаете, что такое любовь.

Он немного отстранился от нее.

— А вы, конечно, знаете.

— О да, — тихо сказала она. — Я знаю.

— Тогда прошу меня простить. Я не знал, что у вас есть другой.

— Оставьте ваши церемонии. Я полностью свободна от этого романтического вздора. — Она покачала головой, словно ей было жаль его. — Я не влюблена. Не замужем. Даже не девушка. Можете с чистой совестью удовлетворить свои потребности.

Он закрыл глаза. Он чувствовал ее запах — теплый, пьянящий аромат женщины, от которого ему стало нестерпимо жарко.

— Я знаю, что вы хотите переспать со мной. Не будем говорить о любви. У меня много долгов перед вами, которые я хотела бы оплатить. Позвольте мне это. Не страдайте из-за своей галантности.

— Мне ничего не надо. Мне не нужна продажная женщина.

— Вам нужна иллюзия.

— Я люблю тебя. С того самого мгновения, как впервые увидел.

— Вы хотите переспать со мной. Я не буду вам препятствовать.

— Я хочу получить твое сердце!

Она отвела глаза.

— Вы зря растрачиваете себя, чтобы быть разбойником. Мне кажется, из вас вышел бы пылкий трубадур.

Все шло не так, как надо. Она реагировала совсем по-другому. Ему хотелось затащить ее в траву и целовать, пока она не станет податливой, нетерпеливой, беспомощной в своем страстном желании, как и должно быть в любви.

— Я ведь не безмозглый жеребец. Мне не нужно, чтобы меня обслужили, как жеребца.

Она подняла руку и коснулась его щеки, медленно провела пальцем по подбородку и губам. Дыхание его участилось.

— Не отказывайте себе в этом, — прошептала она. — Не ждите ответного чувства, которое я не могу вам дать.