— Ты был великолепен, — прошептала Лина Артему, медленно отстраняясь от его большого крепкого плеча.

Крид нежно посмотрел на Лину и тихо, почти шепотом сказал ей:

— Расстанься с ним. Я прошу тебя.

— Это невозможно.

— Я поговорю с Юлей, она должна понять меня. Будешь встречаться со мной. Ты же этого хочешь?

Лина кивнула. Артем нежно убрал прядь ее волос и прикоснулся к ее щеке.

— Я не могу видеть Диму рядом с тобой.

— Темочка, — капризно отвернулась от него Гвоздич, — Мы же об этом два часа назад говорили. Зачем обламывать такой прекрасный вечер?

— Еще Ермолаев к тебе клеится, — гнул свое парень. — Жаль, что не было возможности вдарить ему.

— Ты ревнуешь? — улыбнулась Лина, поправляя складку юбки. — Брось, Ермолаев и твоего пальца не стоит, не обращай внимание.

— А на Диму мне тоже не обращать внимание?

— Окончим школу, и я с ним расстанусь. Буду с тобой, как ты и хотел.

— А ты хочешь этого?

Лина кивнула и обняла любовника. Артем и Лина начали встречаться год назад, когда Гвоздич уже была девушкой Димы. Это случилось совершенно спонтанно и для девушки эти отношения не играли особую роль. Она хотела лишь иметь кого-то в качестве запасного варианта. Артем прекрасно подходил для этого. Однако он ничего не должен был об этом знать, хотя как он может узнать? Да никак. Никто ведь не в курсе происходящего.

Гвоздич знала, что может обдурить любого, стоит только захотеть. И все происходящее она расценивала как игру, не принимая во внимание то, что может быть рушит судьбы других людей.

— Завтра встретимся? — спросил Тема Крид.

— Не могу, свидание с Москалем.

Артем опустил голову, и уже собрался было отвернутся и пойти домой, как Лина сказала:

— Мысленно я буду с тобой. Тём, сейчас я не могу открыться ему. Должно пройти время.

— Я понимаю, — кивнул Артем и поцеловал девушку на прощанье.

Она мило помахала ему рукой и села в такси. Крид проводил взглядом машину и направился в противоположную сторону. На этом их встреча подошла к концу…


Уже как пол столетия назад город Тюмень охватило такое явление как индустриализация. Начали появляться заводы, новые дороги, взамен старых домов строились новые. Однако в исторической части города сохранился тот клочок земли, который назывался зеленым островком. Его не тронули не одни изменения, ни одна реформа или указ правительства. Старые деревянные дома ровным строем стояли вдоль дороги и смотрели своими маленькими оконцами на братьев гигантов десятиэтажек. Именно к этим домам и направлялся Слава Ермолаев. После неудачного признания в любви он хотел лечь на гамак, сорвать с дерева большое яблоко и прочесть до конца книгу, которую никак не мог добить еще с прошлого года.

Отворив калитку, бледно зеленого дома он вступил на мягкую чуть скошенную траву. Здесь он жил со своим дедом Иваном Сергеевичем, с которым у Славы были теплые, даже можно сказать дружеские отношения. Дед был довольно пожилым человеком, однако ни по его поведению, ни по внешнему виду этого не скажешь. Он всегда был весел, жизнерадостен и полон энергии. Проработав половину своей жизни на КСК, он довольно рано вышел на пенсию и больше никуда не смог устроится, хотя его это мало беспокоило, ведь в любой пусть и в самой трудной ситуации можно найти что-то хорошее. Иван Сергеевич полностью посвятил себя внуку, домашним делам, за что Слава был ему благодарен. Это единственный человек, который был готов выслушать мальчика в любую минуту…

Так сложилось, что родители Ермолаева развелись, когда ему было пять лет. Иван Сергеевич хорошо помнил этот период, но с внуком об этом практически не разговаривал. Да и Славе не хотелось об этом вспоминать. Он практически не знал отца, после развода он уехал в Лондон и дальнейшая его судьба никому не известна. Смутно вспоминал он и эпизоды с его мамой, она покинула страну десять лет назад, когда маленькому Славику не было еще семи. Укатив в Штаты, Олеся Ивановна вспоминала о существовании сына лишь изредка, созваниваясь с ним только по большим праздникам. Зато она сделала успешную карьеру писателя фантаста и, кажется, сидя в своем трехэтажном особняке, она ни о чем не жалеет. Ермолаев очень хорошо знал ее голос: звонкий, ясный совершенно не похожий на него. И мама спрашивала всегда одно и то же. Как дела? Хорошо ли учишься, а Слава всегда отвечал «нормально», да и что он мог сказать тому человеку, которому было совершенно все равно, что он ответит? Впрочем, отсутствие родителей почти не угнетало Ермолаева. У него был замечательный дед и на этом точка.

Войдя в небольшой заросший садик, Слава окликнул деда:

— Я дома. Ты где?

Ответа не последовало. Ермолаев пошел к центральному входу в дом. Отворив дверь, он внимательно стал прислушиваться. Вроде бы никого нет. Странно дед же не хотел никуда выходить. На всякий случай Слава еще раз спросил:

— Есть кто дома?

— Уже пришел, — откликнулся Иван Сергеевич, высунув седую голову из гостиной.

— Линейка кончилась, — небрежно бросил Слава и сел на ближайшую табуретку.

— Неудачный день? — осведомился дед, войдя на кухню и начав протирать руки отчего-то слишком черные.

— Да устал что-то. Я наверх пойду. — Пожаловался парень и уже собрался подняться на второй этаж, как вдруг любопытство взяло над ним верх. — А что у тебя руки такие черные? Трубу же месяц назад чистили.

— Это краска.

— Краска? — изумился Слава.

— Да. Решил начать заниматься живописью.

— Неожиданно, — заметил Ермолаев и прошел в гостиную, которая буквально за несколько часов превратилась в мастерскую. Пол был застелен прозрачной пленкой, везде стояли ведра, банки с красками, постелены газеты, на которых были разбросаны разных размеров и цветов кисти. В центре всего этого «великолепия» возвышался мольберт, на котором был изображен темный лес, написанный отвратительными масками черной краской.

— Ну как? — спросил Иван Сергеевич.

В эту минуту каждый человек подумал бы: стоит ли говорить правду? С одной стороны не хочешь обидеть, а с другой, если деду не сказать, что художник из него отвратительный его может и занести, он станет малевать ужасные пейзажи с чудовищной скоростью, и не дай боже, понесет их на рынок.

— Я не разбираюсь в этом, — обтекаемо ответил Ермолаев. — Может у кого-нибудь еще спросить. По- моему очень необычно.

— Думаешь? — спросил Иван Сергеевич.

— Уверен, — твердо сказал Слава и положил руку ему на плечо.

— Ну, раз ты уверен, то ладно.

— Кстати, а что у нас на обед? — спросил Слава, собираясь подняться к себе в комнату.

— Макароны, — кратко ответил дед. — Пенсия через две недели только.

Ермолаев протяжно вздохнул. Да, лишние деньги бы им не помешали…

У каждого в своем доме есть одно любимое больше чем все место. Где можно запереться и не думать ни о чем. Такое место было и у Славы. В минуты, когда ему было особенно грустно, он поднимался на чердак дома, где и обустроил свою комнату. Тихий, маленький уголок. Что может быть лучше? Пожалуй, только гамак рядом с яблоневым деревом. Бывает летом лежишь на гамаке и грызешь яблоки, а солнце тебе прямо палит в глаза. Но минус этого гамака заключался в том, что зимой на нем не полежишь, холодно все-таки. А чердак был единственным местом для уединения в холодные зимние вечера. Слава садился на ступеньки и начинал писать. Да именно писать свои будущие романы. За эту страсть дед часто сравнивал его с матерью и говорил, что Слава пошел в нее. Но удивительный факт, взяв обычную шариковую ручку и листок бумаги, он становился совершенно другим человеком. В нем не было той замкнутости, неуклюжести и какой-то нелепости в его внешнем виде. Он уверенно писал строчки на бумаге, выводил усердно каждую буковку и чувствовал, что к нему приходит энергия свыше. Может это и называется талант? Слава не знал. Однако знал совершенно точно, что ни одно свое произведение он не закончит. Ему всегда что-то да не достает. Писал в восьмом классе книгу про древних скифов, не дотянул знаний истории оказалась маловато. Писал приключенческий роман, но как оказалось, что бы интересно писать, нужно интересно жить.… И в школе перо он никогда не брал, а то чего доброго засмеют еще. И его мечта так и останется мечтой. Он же не Москаль и удача не сыпется ему прямо в руки. И если бы Ермолаеву удалось бы, хоть на секундочку заглянуть в будущее возможно бы он так не рассуждал. А пока Слава и предположить не мог, что ждет его впереди…


— Не правда ли город сильно изменился за последнее время? — спросила Василиса Потаповна.

Аня пожала плечами. В последний раз, когда она здесь была ей было пять лет. А что здесь могло измениться? Все те же многоэтажки, дороги, деревья. Юлиана, шагая по тротуару и оглядываясь по сторонам, пыталась разглядеть в городском облике что-то необычное, того чего в особняке она не могла увидеть. Светило солнце, люди проходили мимо нее. Почему-то никто из них не улыбался. Аню это смутило, казалось бы, такой замечательный солнечный денек, однако все навесили на свои лица хмурые маски и идут, смотря лишь себе под ноги. Девушка внимательно вглядывалась во все, что ее окружало. А может быть, город-то все-таки изменился? Появились новые яркие панельные дома, более комфортабельные больницы, школы. Да и в целом город стал более ярким живым. Дети бегали по дорогам, катались на роликах. Юлиана смотрела им в след и улыбалась. Этот день был самым лучшим в ее жизни.

— В последний раз, когда я здесь была, — продолжала бабушка. — Не было столько машин, а их избыток сильно вредит здоровью. Да и вообще Тюмень прямо не похожа на себя. Помнишь, мы как-то ходили в парк?

— Не знаю, возможно, это и было. Честно не помню, — ответила Аня, продолжая оглядываться.

— И что ты все время высматриваешь? — удивленно спросила Василиса Потаповна, посмотрев на нее. — Все время летаешь в облаках. А я и не знаю, о чем ты думаешь.

Аня пропустила эти слова мимо ушей. Бабушка часто была ей недовольна и поэтому сегодняшняя придирка не вызвала у Ани ни малейшего внимания. Да и кому интересно здесь, о чем она думает? Не все ли равно?

Василиса Потаповна продолжала говорить о чем-то своем. Аня не обращала на нее никакого внимания. «А все-таки, — спросила себя она. — Интересно было бы узнать, какие люди попадутся мне на моем пути? И что произойдет со мной дальше?» Пока Нечаева рассуждала над этими вопросами, время шло, и невероятные события уже поджидали наших героев…


Этот день не отличался от других особой оригинальностью. Вячеслав Ермолаев прибыл в школу в 7:30, стоя в толкучке, он попытался разглядеть Лину, но так ее и не обнаружил. Когда дежурные соизволили открыть большие пластиковые двери, ведущие к главному школьному коридору, он оставил куртку на крючке в раздевалке и поплелся к 210 кабинету.

Там тоже не наблюдалось ничего сверхъестественного. Девчонки обсуждали новый роман, парни поголовно сидели в телефонах. Никем незамеченный, Слава сел на свою последнюю парту и начал доставать учебники. Дневник, пенал, тетрадь, старенький телефон… учебника не обнаружилось, ну и фиг с ним, Федя принесет.

— Ну, здравствуй, Ермолаев, — раздался голос над Славой. Он поднял голову и увидел перед собой нагло ухмыляющегося Москаленко. Как всегда в своем неизменном черном слегка обтягивающем костюме и волосами слегка зачесанными назад.

— Чего тебе? — буркнул себе под нос Ермолаев.

Москаленко уперся рукой о парту Славы и тихо, но очень четко сказал:

— Я вижу, ты очень хочешь занять мое место?

— Больно надо.

— А все-таки хочешь?

— Отвали.

— А знаешь, не так это уж и плохо быть мной. Вокруг тебя только самые лучшие девчонки, друзей немеренно, да и учителям ты нравишься. И Лина. Она моя, слышишь…

От этих слов у Ермолаева все вспыхнуло. Кровь быстро прилила к мозгу. Вся ненависть и злость на Диму обрушились на него в один миг и слились в единый поток.

— Да пошел ты! — резко встав со стула, рявкнул Слава и замахнулся на Москаленко. Противник не ожидал нападения со стороны тихони Ермолаева, покачнувшись, он рухнул на пол.

Класс обмер. Каждый присутствующий отложил свои дела и принялся смотреть на эту удивительную картину.

— Что ты сделал? — вдруг подбежала к Славе, только что вошедшая в класс Лина.

— Вот гад! — не удержался от резкого высказывания Москаленко. Он попытался встать, но что-то ему помешало, и Дима остался в таком, же положении. Вытерев нос рукой, он обнаружил на своих пальцах капли крови.

— Димочка, — присела к нему Лина и влажным платочком начала подтирать ему нос, — У тебя кровь. Тебе было больно?

— Офигеть, Ермолаев Диме нос разбил! — воскликнул Вадик Гульчевский.