Каролина Дэй - Принуждение

Он внимательно оглядывает меня, будто пытается поймать на лжи, но затем достает телефон, вбивает адрес моего общежития, и ставит его на специальный держатель.

Едем в полнейшей тишине. Даже тихая музыка радио не прерывает молчание между нами. Да и не нужны сейчас слова — бессмысленно. Я не хочу ничего говорить, а он ен станет спрашивать. Мы не настолько близки, чтобы интересоваться делами и вникать в личные травмы.

Не прекращаю смотреть в одну точку. Долго пялюсь на нее, слежу за маленькими дорожками. Даже когда попадаем в пробку на полпути не отрываюсь от нее. Стараюсь ни о чем не думать. Не вспоминать. Вообще отключить разум, насколько это возможно. Как вы понимаете, получается хреново.

— Думаю, не стоит спрашивать, как поживает твой брат, — первый разрывает молчание в салоне. Вовремя, блин!

— Наверное.

— А как ты?

Он серьезно спрашивает, или шутит? Не видит, что я не могу унять бесшумные всхлипывания? Что я подавлена? Разбита? Что я сдохнуть готова, лишь бы не вспоминать совместное прошлое с братом! А точнее все мое прошлое. Потому что в каждом моменте присутствовал Адам. Всегда. До этого момента. Мы были связаны невидимой нитью с самого рождения, и сейчас мне дико хочется отрезать ее и освободиться.

Но не могу.

— Какое вам до меня дело? — слишком грубо срывается с уст.

— Моя студентка в последнее время ведет себя странно, а ты задаешь такие глупые вопросы. Скажи спасибо, что в психиатрию не звоню.

Спасибо, блин!

Злость охватывает меня лишь на несколько секунд, пока я не поворачиваюсь лицом к своему преподавателю и не рассматриваю его внимательно, будто вижу впервые. На аристократические черты лица с хорошо выделенными скулами. На чуть поджатые от злости губы, на руки в перчатках, сжимающие руль с такой силой, что кожа готова вот-вот порваться.

Молча восхищаюсь им, как девчонки в аудитории. В первый день, когда я сидела в шоке на последнем ряду и думала, что это незнакомец.

И сейчас почему-то думаю точно так же.

— Ты не ответила на вопрос. Как ты?

— Вам не плевать? — выплевываю этот вопрос. Мужчина никак на это не реагирует.

— Нет, я уже сказал. И твоему брату тоже. Вряд ли он обрадуется, что родная сестра находится на грани нервного срыва.

— Откуда вы знаете, обрадуется он или нет? Ему плевать, скорее всего, — спрашиваю, не отрывая взгляд от мужчины.

— Сомневаюсь. Он заботится о тебе, как и любой старший брат.

— Он хотел продать меня за долги наркодилерам. Думаете, тогда он заботился обо мне?

Вновь тишина нависает над нами темным облаком, но на этот раз какая-то напряженная и не слишком успокаивающая. Понимаю, что больше не в состоянии молчать, что слезы невозможно сдержать внутри. Как и боль, разрывающую меня на сотни молекул.

— Я все для него делала! Все! Спасала его из передряг, оплатила лечение, заботилась о нем во время химиотерапии! Мне пришлось дом продать, чтобы оплатить лечение в больнице, я даже стала…

— Кем?

Серьезно? Нет, он серьезно спрашивает, или шутит? Он еще будет спрашивать кем? Сам же в курсе всего, к чему произносить слова лишний раз? Только…

Это не я случайно сомневалась в своих догадках? Не я заметила маленькую нестыковку в образе незнакомца? Однако кандидатура Салливана все равно не была снята окончательно. Лучше промолчу, чем буду снова и снова вытаскивать этот ад наружу.

В кармане вибрирует телефон. Наверняка звонит кто-то, но я не тянусь к трубке и не поднимаю ее. Плевать. Пусть звонят сколько угодно. Хотя нет, лучше его выключить. Да, верное решение. Мельком гляжу на пропущенные вызовы и одно сообщение от незнакомца, которое он прислал две минуты назад. Вот давай не сейчас, а? Мы еще успеем поиграть в твои грешные игры.

— Не берите в голову, — отвечаю, отключив телефон и отправив его обратно в карман.

— Тогда зачем ты рассказала?

— Я ни о чем не рассказывала.

— Пусть будет по-твоему.

Пробка постепенно рассасывается, и вот мы уже спокойно едем по трассе к моему общежитию. Салливан больше не задает вопросов, не спрашивает о моем состоянии. Больше ни слова об Адаме и его предательстве. Вслух. Но фраза Эндрю, разбивающая меня на «до» и «после», непрерывно звучит на повторе в голове.

Останавливаемся на углу здания. Не спешу выходить, а надо. И как можно быстрее.

— Если тебе что-то нужно, смело звони, — говорит он строгим голосом с едва слышными заботливыми нотками, будто отец заботится о своем чаде, но физически не может находиться с ним двадцать четыре на семь. Интересно, у него есть семья?

— Ладно. Спасибо, что подвезли, — небрежно кидаю дежурно-вежливую фразу, но затем в голове появляется вопрос, который не давал покоя еще на улице. — Откуда вы знаете мистера Гранда?

— Мы хорошие друзья, — отвечает без запинки, одаривая меня темно-карим взглядом. — А что?

И что мне сказать? Что меня смутила встреча с человеком из прошлого? Смутило знакомство с мужчиной, который сообщил о смерти родителей? Не знаю. В ответ слетает с губ только:

— Ничего. Еще раз спасибо.

Выхожу из машины, попрощавшись с преподавателем. Точнее убегаю, замкнувшись в собственных мыслях. Снова. Однако они уже не связаны с братом. Совсем.

Голос, аромат, знакомая хрипотца и прикосновения, которые ощущала лишь с незнакомцем. Может, все же я ошибалась насчет той повязки в заднем кармане джинс? Может, Салливан все же и есть тот самый незнакомец?

У меня есть только один способ проверить свою теорию.

Включаю телефон и читаю единственное входящее сообщение, миную извинения Адама и крики «Где ты?» от Эндрю.

«Вечером тебе придет посылка. Надень ее к кануну нового года. Будь готова, что встретишь его со мной».

Сообщение доставлено ровно в три. В это время мистер Салливан уже сидел за рулем и к телефону не притрагивался. Значит не он. Ошиблась.

Это не он…

Или специально отводит от себя следы?

«Праздник к нам приходит…»

Помните старую рекламу «Кока-колы»? Вот и я помню. Санта на машинах всем подарки раздает, много волшебства и хорошего настроения. В Рождество это особенно актуально, на новый год тоже. Но не в моем случае. И не сейчас, когда настроение приравнено к нулю, а в сердце практически закаменело и ничего не чувствует. По крайней мере, пытаюсь сохранить это положение.

В прошлом я встречала новый год сначала с родителями, затем просто с Адамом в палате больницы, а теперь с друзьями. И ради них я готова закрыть глаза на глаза на дерьмо в душе. Ради вечно улыбающегося Эндрю, ради Алекса, глядящего на моего друга влюбленными глазами. И это при условии, что у Эндрю не будет смены в праздники. Он говорил, что отпросился.

Мы помирились, кстати, после двух дней отчуждения от всего мира. Без света, без еды и без связи с внешним миром. Только я, четыре стены и воспоминания, убивающие меня изнутри. Была. Пока в комнату не заявился Эндрю. А точнее не выбил дверь ногой, потому что я даже не услышала громкие стуки и просьбы открыть ему.

— Какого хрена происходит? — выкрикнула я, стянув наушники и завидев у двери взъерошенного друга.

— Ты чего не открываешь? — спрашивает таким же тоном Эндрю.

— Я не слышала.

— Ага. Звонки ты тоже не слышала, да?

Слышала. Ни раз и ни два. Считала количество пропущенных вызовов, прочитала сообщение от незнакомца, после чего выключила телефон окончательно. Потому что мне было не до вас.

Эндрю стягивает с головы привычную медвежью шапку и садится возле меня на кровать. Точнее плюхается. Как в старые добрые времена, когда мне было хреново, а друг приходил на помощь. Когда Адам пропадал вечерами, когда его положили в больницу, когда я прощалась с родным домом.

Когда предложили контракт на крупную сумму.

Раньше я могла с легкостью положить голову на крепкое плечо друга и поддаться эмоциям, но сейчас…

— Чего надо? — двигаюсь от него, заглядывая мельком в золотисто-карие глаза. — Позлорадствовать пришел? Мол «Я же говорил, а ты не слушала!»? Да? Что зря помогала утопающему? Что зря вообще ввязалась во все это? Я угадала или…

— Я хотел узнать, как ты, — перебивает друг спокойным тоном, в отличие от моего, и подсаживается ближе ко мне. — Столько дней не отвечала, мне даже Адам позвонил, спрашивал, как ты там и когда приедешь.

— Никогда! Никогда больше не появлюсь в той гребаной палате! Почему ты не сказал сразу?

— Чтобы ты страдала еще больше?

— Лучше тогда, чем сейчас! — кричу во всю силу своего голоса. — Я бы не продала наш дом, не мучилась бы и не подыхала на работе! Я бы не подписала этот гребаный контракт и не пошла бы работать в эскорт, если бы ты все сказал, понимаешь? Жизнь сложилась бы иначе и…

— И Адам умер бы, а ты не простила бы себе этой потери. Ты же его любишь, от этого не избавишься.

И вновь его слова бьют меня прямо в грудь. В самое сердце. В глубину души, куда я запрятала все свои эмоции, позволив им выплеснуться наружу именно сейчас.

— Вылезай из своей конуры, — он прижимается ко мне и обнимает за плечи, гладит по голове, как маленькую девочку, а я не сопротивляюсь. Устала.

— А если я не хочу?

— Захочешь.

Эндрю ненадолго отодвигается от меня и достает из рюкзака комплект рождественских пряников. Тех самых, которые я когда-то покупала за углом нашего дома. Он что, съездил в пригород по новогодним пробкам и достал их для меня?

— Убедил, — отнимаю у друга подарочную упаковку и принимаюсь за трапезу. Не одна я, конечно, Эндрю тоже перепадает парочка имбирных пряников.

Едим, смеемся, вспоминаем юность. Те моменты, когда нам было тяжело, когда мы вместе переживали сложные этапы в жизни. В душе постепенно усмиряется буря, минуют наводнение и тайфун. Это если сравнивать с погодой. А так… Наверное мне действительно становилось чуть легче, чем эти два дня, когда я отрешилась от всего и вся. На то и существуют друзья, чтобы делить не только радость, но и горе.

Ведь когда-то я разделила горе с Эндрю. В те непростые времена, когда он признался в гомосексуальности, ушел из дома и познакомил со своим первым и единственным парнем. До сих пор помню свою реакцию на эту весть, подозрения в отношениях с братом и в симпатии к нему, и даже то, как мы делили одну территорию, пока Эндрю не нашел жилье и не снимал его вместе с парнем. Кстати…

— Мы с Алексом помирились, — добавляет друг как бы невзначай.

— Правда?

— Да. Он просто все не так понял, но простил.

— Зачем тогда ты потопал к Адаму, если знал, какое он дерьмо? — спрашиваю, внимательно слушая ответ на свой вопрос.

— Думал, ему есть что сказать. Откуда ж я знал, что этот идиот выдумает предсмертное состояние?

И правда. Ничего умнее мой младший братик придумать не смог. Очень похоже на него, странно, что Эндрю его не раскусил.

— Обещай, что больше не будешь ничего от меня скрывать, — поворачиваюсь лицом к

— Ладно. А ты пообещай, что больше не будешь встречаться с Салливаном.

А вот это обещание сдержать гораздо труднее, хотя бы потому, что контакт между нами все еще действует. Что я не могу вот так взять и отказаться. Это невозможно… было бы, если бы я не знала, что срок договора подходит к концу, а наша встреча перед новым годом будет последней.

И я пообещала себе, что больше этого не повторится. При Эндрю сделала то, чего душа требовала уже давным-давно — удалила профиль на сайте эскорт-услуг. Не знаю, почему не сделала этого раньше, почему никак не решалась пойти на этот шаг. Все равно я не собиралась работать в этой сфере дальше — свою цель я выполнила и даже перевыполнила.

На остальные деньги выкуплю дом родителей не попытаюсь смириться со своей участью. Научусь жить дальше с поддержкой ребят, выучиться и стать первоклассным специалистом в сфере робототехники. И пусть хоть кто-то попробует помешать мне — не выйдет. Слишком долго я жертвовала собой ради других, перешагивала через себя ради счастья близких людей.

Готовлюсь к сегодняшней вечеринке с друзьями. И к последней встрече с незнакомцем. Не верится даже, что скоро все это закончится. Знаете, странные ощущения складываются, честно. Вроде бы должна облегченно выдохнуть и мечтать о будущем при больших деньгах. Но не в моем случае.

После разговора с Эндрю эмоции будто вышли из спячки и заполнили меня до краев. Воспоминания событий, чувства, которые испытала в последнюю нашу встречу с незнакомцем, все это навалилось на меня, как снежный ком. И его пришлось очень долго разгребать, прежде чем дойти до сути.

Чувства смешались. Его поиски, наши встречи, мотив его поступка. Ведь на этот шаг меня натолкнула болезнь брата. Мы ее вылечили, прошли курс реабилитации, а сейчас…