И кончить… снова.

Незнакомец изливается спустя пару секунд. В презерватив, как я поняла. Хорошо, что кто-то из нас позаботился о контрацепции. Боже, о чем я сейчас думаю?

— Умница, — целомудренно целует меня в висок. — Слева в пакете будут чулки и салфетки. Повязку можешь снять через десять секунд после моего ухода. Договор с подписью оставь на диване. До встречи, Донателла.

И покидает меня. Как тогда, оставив одну среди прохлады, пропитанной нашим сексом. Хотя по закону жанра должно быть жарко. И мне жарко. Внутри. Временно. Пока дыхание и сердцебиение не приходят в норму, а в голове не формируется понимание. Нет, не секса с незнакомым мужчиной, а моей реакции.

Ведь мне понравилось…

Его прикосновения, приказы, шепот возле уха. Движения члена внутри меня. Немаленького, достаточно толстого. Я сделала то, что просили. Расслабилась. Получила удовольствие. Вроде все должно быть в порядке. Клиент доволен, да и мне не было неприятно.

Но внутри меня съедают черти прямиком из адского логова. И вряд ли они пришли по мою душу, чтобы утешить и развеселить.

Фак!

Привожу себя в порядок, оставляю только что подписанный экземпляр на диване, спускаюсь вниз. Нужно выпить. И не одну порцию «Секса на пляже», а несколько. Желательно еще текилы добавить. Надеюсь, Эндрю окажет услугу. Давно не пила? Плевать. Час назад я только этим и занималась.

— Ну что, поразвлекалась? — спрашивает Эндрю весело, но у меня возникает ощущение, что он наоборот упрекает. В том, что я только что сделала. Что отдалась. Что позволила с собой такое сделать.

И что получила удовольствие от этого.

— Дай текилу.

— Все настолько плохо?

— Не знаю…

— Я говорил тебе, не твори глупостей!

О чем и речь. Упрекает, хоть и с первого раза этого не слышно. Он может улыбаться, может поддержать, но понять… Почему-то я думала, что сможет. Как всегда. Но сейчас ко мне приходит осознание, что я осталась одна среди толпы.

И помочь преодолеть эту пустоту в груди поможет лишь один человек…

Глава 10

— Абонент не отвечает или временно недоступен. Перезвоните позднее, — говорит робот мужским голосом. И сегодня не отвечает, даже на сообщения. Куда она подевалась?

Нажимаю на красную трубку и сажусь на подоконник. Если бы не важные пары в университете и не промежуточный тест перед рождественскими праздниками, я бы вряд ли подняла свою задницу с кровати и пошла бы на пары. Осталась бы в комнате, закрылась ото всех под теплым одеялом, которое когда-то сшила мама к моему поступлению. Помню ее улыбку, когда она дарила мне его.

Жаль не застала день поступления и переезд в общежитие, не узнала, что мы сделали с нашим домом…

Наверное, это к лучшему. Хорошо, что они не видят на сейчас. Не видят последствия Адама после их смерти, не знают, что твориться с их дочерью. Со мной. Что сейчас ломает меня, раздирает в разные стороны. Гложит. На что пришлось пойти, чтобы спасти Адаму жизнь и как я это переживаю.

Наверное, на меня навалилась депрессия, только организм среагировал слишком поздно — все же на улице далеко не осень. Снег выпал. Совсем чуть-чуть. Небольшой слой. Крупные снежинки летают из стороны в сторону по дуновению ветра. И я так же. Метаюсь из стороны в сторону, от мысли к мысли. От одного чувства к другому.

От ненависти до вожделения…

Что это было?

Вечный вопрос, ответ на который не могу найти весь следующий день. Долгие часы размышления, анализа, сладких воспоминаний, заставляющих тело вздрогнуть. Снова и снова.

Нет! Не буду плакать. Ни от радости, ни от горя. Не буду. Я должна. На протяжении гребаного месяца я обязана ходить на эти встречи, выполнять все, что от меня требуется. И получать от этого удовольствие. Видимо, телу очень даже нравится такая перспектива, раз низ живота тут же напрягся при воспоминаниях умелого языка незнакомца.

Интересно, кто он? Что за таинственный мужчина и к чему такая конспирация? Думает, я его полиции сдам? Или напишу в социальных сетях, что именно этот человек выкупил меня за деньги?

Или, может, он урод?

Сами представьте. Автомобильная катастрофа, пожар, да все что угодно могло искалечить его лицо. А он боится. Стесняется. Хотя… Нет, этот человек не похож на стеснительного.

Тогда почему он не внес пункт о неразглашении?

Вопросы остаются открытыми, а телефонный звонок прерывает мои размышления.

— Доброе утро, Долорес, — слышу бодрый голос доктора Коннора. — Вашего брата перевели в палату, к нему можно будет сегодня прийти.

— Доброе утро, Долорес, — слышу бодрый голос доктора Коннора. — Вашего брата перевели в палату, к нему можно будет сегодня прийти.

Боже… Всем телом чувствую, как напряжение, которое окутывало меня только что, частично падает на пол с характерным звуком. Не таким громким, как можно было бы ожидать, но все же это слышно. Мысленно.

К Адаму меня почти не пускали, только однажды и то когда он уснул. Операция сложная, реабилитация нас ждет тоже непростая. И я к этому была готова. А вот Адам… После пережитого вроде должно стать легче нам обоим.

— Отличные новости, Док. Сейчас к нему можно подъехать?

На том конце провода молчат пару секунд, слышится шуршание бумаг, а потом отвечают:

— Я договорюсь, чтобы вас пустили раньше часов для посетителей.

— Спасибо, доктор Коннор! Я скоро приеду!

Он что-то еще говорит, но я почти не слушаю. Быстро надеваю толстовку, джинсы, беру со стола ключи и выбегаю из общежития. Туда, ради чего я так старалась вчера, ради чего согласилась на авантюру с эскортом и подписала договор о продаже своего тела на целый месяц.

Не обращаю внимания на веселящуюся толпу вокруг, на дух рождества, на украшенные улицы Лондона. Даже на снег, который сыпется на голову так некстати. Бегу к брату. К своему родному человеку. К тому, кто сможет отвлечь от гнетущих и неправильных мыслей. От воспоминаний, которые не должны отложиться в голове.

Хочу зайти по дороге в магазин за нашим любимым печеньем, но вовремя вспоминаю, что доктор Коннор, скорее всего, их отберет. Поэтому такими же быстрыми шагами иду по знакомому коридору в знакомую палату.

— Привет больным!

Адам лежит в своей кровати, еле выговаривая слова. Голова перебинтована, лицо такое же бледное, каким я запомнила его в последний визит, а вот во взгляде таится маленькая толика радости, которую я не видела уже долгие месяцы.

— Ага, и тебе.

Ну и язвительность никуда не делась, как же я могла об этом забыть.

— Доктор Коннор сказал, что тебе уже легче, — сажусь рядом с братом на стул, гляжу на бесконечные прозрачные проводки, тянущиеся от его рук к системе.

— Как видишь, в операционной не умер.

— Не неси ерунду! Я переживала, между прочим. Все о тебе спрашивали.

— Кто?

Зря сказала. Зря вообще эту тему завела. Потому что одногруппники за ним не следили, не интересовались, как себя чувствовал мой брат, а Эндрю было плевать, как только он попал в больницу в тяжелом состоянии.

— Миссис Томпсон очень интересовалась твоим здоровьем, — внезапно вспоминаю разговор с деканшей. Стараюсь натурально улыбаться, но это сложно сделать, когда ты под прицелом родных глаз, готовых вот-вот раскусить твою наглую ложь.

— Молодец. Ей тоже привет. А врать ты не умеешь.

— Прости, я…

— Забей, — отмахивается свободной от капельницы рукой. — Ты мне лучше скажи, откуда деньги на операцию?

Страх охватывает меня в свой кокон. Проходит от пяток до кончиков волос. Чувствую его каждой клеточкой, каждой мышцей. Воздухом. Он витает вокруг, и Адам ловит его в моих глазах, как бы я мысленно не умоляла всевышнего о защите. О том, чтобы не распознал, чтобы не понял, на что я пошла ради него. Хотя бы сейчас.

— Ну…

— О, мисс Браун, вы быстро появились. Доброго дня.

Фух! Спасибо доктор Коннор! Если бы вы знали, как вовремя появились здесь! Наверное.

— И вам доброе утро, — стараюсь весело поприветствовать доктора. Все-таки он спас жизнь моему брату. И мне. Вот в этот самый момент. — Вот, к Адаму пришла.

— Это хорошо. Вашего брата ждет реабилитация после операции, еще один курс химиотерапии, и постоянное наблюдение.

Доктор добродушно улыбается, как всегда, чтобы разрядить обстановку. Будто он прекрасно понимает, через что мы проходим. Это логично — он же врач. Только вряд ли он был на моем месте, когда нужно было переступить через себя ради того, чтобы брат сейчас строго смотрел на меня и пытался выпытать внезапное появление денег.

— Долорес, нужно подписать некоторые документы. Пройдемте со мной, — разрывает короткую тишину в палате.

— Конечно, — хочу пойти вслед за доктором но в этот момент чувствую резкий, но слабоватый захват запястья.

— Она скоро придет, нам нужно поговорить.

Доктор Коннор снова улыбнулся и покинул палату. Его шаги удаляются, их еле слышно, а я внезапно осознаю, что моя последняя надежда выкрутиться от расспросов брата только что покинула палату. Вот черт!

— Ответишь?

И что мне сказать? Что тебе сказать, Адам? Что я снова заложила дом? Что продала все самое ценное, чтобы оплатить твое лечение и закрыть долги? Что готова была обменять твое здоровье на свою почку, но в этот момент на моем пути попался незнакомец, с которым я переспала в VIP-комнате за деньги? И пересплю еще не раз. Какая из версий тебя устроит, братец?

— Кредит, — отвечаю коротко.

— Не обманывай, я все равно узнаю. Во что ты ввязалась?

— Ни во что, ясно? Мне одобрили кредит, я потихоньку его выплачиваю. Успокойся, ладно?

Адам одаривает меня слабо-прищуренным взглядом, но в какой-то момент расслабляется и произносит:

— Иди к доктору, мы потом поговорим.

Только стоит выйти из палаты, как воздух облегченно выходит из легких, но вместо этого появляется горечь где-то в районе груди. Из-за боли. Из-за досады. Прости, Адам, но я не могу тебе ничего рассказать.

В кабинет к доктору Коннору захожу только после стука и сажусь напротив него. Мужчина сидит за столом, раскладывает какие-то бумаги, на меня почти не смотрит. Только через несколько минут он прекращает молчание:

— Итак, Долорес, подпишите вот здесь, и здесь, — он протягивает договор с больницей, который я когда-то перечитывала в электронном виде и дала заочное согласие.

— Спасибо вам, доктор Коннор, — пытаюсь вложить в свои слова всю искренность.

— Пока не за что. Проделана лишь половина работы, впереди много препятствий.

— Но худшее позади, верно? — смотрю на доктора во все глаза.

— Конечно.

Облегченно вздыхаю и ставлю автограф напротив галочек. Поднимаюсь с места и хочу покинуть кабинет, но в спину мне прилетает:

— С вами все в порядке? — внезапно спрашивает мужчина.

— А что?

— Выглядите уставшей.

А что он хотел? Чтобы я при больном брате сияла счастьем? Странное мышление, знаете ли.

— Не волнуйтесь, все хорошо, — отвечаю все же более доброжелательно, нежели в мыслях.

— Долорес, — доктор Коннор обходит стол и встает напротив меня, — вам нужен отдых. Поспите пару дней, а потом приходите. Думаю, Адаму не очень приятно видеть, что его родная сестра так себя истязает.

Если бы вы знали, как я мечтаю о здоровом сне. Как мечтаю переехать в родительский дом и наблюдать из окна Адама, играющего в снежки с ребятами из школы. А еще хочу увидеть в этой компании Эндрю, будто они с братом никогда не ссорились. И чтобы над головой не висело клеймо шлюхи, готовой пойти на разные извращения за деньги.

Но желаний мало. Нужно что-то еще для того, чтобы они воплотились в явь.

— Ладно. Спасибо, что беспокоитесь.

— Это моя работа, — приподнимает уголки чуть полноватых губ. — Ступайте.

И я ступаю, как он выразился. Вышагиваю по знакомым коридорам, выхожу на свежий воздух через парадный вход, неспешно иду по улицам, наполненным праздником и духом рождества, которое вот-вот грозится наступить на пятки. Вдыхаю и выдыхаю свежий воздух, кутаюсь в шарф, если дует сильный ветер. И думаю только об одном.

О запахе мяты, который я почувствовала, выходя из кабинета доктора Коннора…

Глава 11

Снежинки за окном вертятся в потоке легкого зимнего ветра, яркие уличные огни подсвечивают их, создав сказочную атмосферу. Рождественские огни повсюду, по всей улице. Сами наряжали вместе соседями, подбирали по цвету. И елку в центре улицы тоже вместе ставили. Все дружно, как принято накануне рождества.

Так, хватит пялиться в окно, а то индейка сгорит. Елку еще нужно дома поставить. В своей комнате поставила миниатюрную копию, сделанную к новогоднему проекту в школе вместе с Адамом. Нам тогда поставили «А», а саму комнатную елочку с переливающимися огнями разными цветами радуги оставили себе.