Каролина Дэй - Принуждение

— Эй, мелкая, — Адам дергает меня за плечо, — чего размечталась?

— Не размечталась я, просто наслаждаюсь духом рождества.

— Сегодня только сочельник, — он берет со стола охабку карамельных тростей, которые недавно накпила мама в гипермаркете, и уходит.

— Адам! Это для Санты! Положи на место! — полхожу к нему и пытаюсь вырвать хотя бы одну коныету. Как вы думаете, удалось? Вряд ли. Хоть мы и близнецы, но разница в силах все же есть. Я обычная девушка, а он хорошо сложенный парень.

— Ну уж нет! Я ребятам отнесу. Эндрю будет рад.

— Ага, и Ненси тоже, — фыркаю, вспоминая его новую подружку. Рыжая стерва, которая все время пыталась оторвать его от компании и от друзей. Как вспомню. Фу!

— А родаки где? Не вернулись еще?

— Нет. Мама сказала, что они едут забирать какой-то подарок для нас.

— О, нашли время! Если к полночи приедут — уже хорошо.

Я подумала так же, когда вытаскивала готовую индейку из духовки. Мама замариновала, а мне оставалось только красиво разложить в форме и запечь. Моя первая индейка в первое взрослое рождество. Всегда любила этот праздник и ждала с нетерпением каждый год. Родители за столом, близкие друзья. Именно в этот праздник чувствую, как все вокруг объединяются. Забывают о работе, учебе, важных делах.

Главное мы вместе…

— Я открою, — кричу с кухни, когда раздается звонок в дверь.

Хотя Адам наверняка не слышит, сидит в наушниках и переписывается со своей Нэнси. А то, что папе надо помочь донести подарки и прочую мелочевку он не подумал. Как всегда.

Только у порога стояли не родители, а незнакомый человек. И вряд ли он пришел к нам на сочельник. Высокий мужчина в шляпе, закутаный в черное пальто, на котором оседали белоснежные хлопья снежинок, внимательно посмотрел на меня, заговорить не пытался. Будто чего-то ждал.

И почему я подумала, что это родители? Услышала бы тогда приезжающую машину и привычную сигнализацию.

— Вам кого? — спрашиваю у незнакомца. Может, сосед новый?

— Мне нужны Долорес и Адам Браун, — произносит официально низким голосом.

— Слушаю вас.

— А ваш брат?

— Эй, Ло, еще немного, и я твою индятину сожру! О, добрый вечер. Счастливого рождества! — радостно восклицает Адам, спустившись по лестнице. — Вы к родителям? Их нет дома. Что-то передать?

Мужчина мельком глядит на брата глазами цвета насыщенного угля, затем вновь переключается на меня. Вглядывается. Но ничего не говорит, на вопросы брата не отвечает. Будто продумывает ответ заранее.

— Очень жаль, что именно мне приходится сообщать такую новость.

— Вы о чем?

— Ваши родители погибли в автокатастрофе. Примите мои соболезнования.

В этот момент время остановилось для нас. Секунды, минуты, часы. Они не имели никакого значения, когда одна и та же мысль крутилась в голове и не пыталась даже уложиться. Этот мужчина врет. Однозначно. Откуда он знает о них? Почему сам сообщил эту новость? А копы где? Это однозначно какой-то розыгрыш, не иначе.

И откуда он знает наших маму и папу?

— Понимаю, вам тяжело, тем более в такой праздник, но нужно приехать на опознание. Криминалисты ждут, — чеканит слова, будто до этого репетировал перед зеркалом около часа.

— Я…

— Я поеду, — строго произносит Адам. — Сиди дома, — говорит он мне, — а вы, — теперь незнакомцу, — едете со мной.

— Адам…

— Тебе не нужно это видеть, — затем наклоняется к уху и говорит: — Никого не впускай и не выпускай. На звонки не реагируй. Этот человек явно врет. Я убежусь в этом и позвоню, хорошо? Жди моего звонка и не убирай далеко телефон. Если что-то случиться — тут же набирай меня.

В тот момент я поверила брату. Поверила, что все будет в порядке, что какой-то ненормальный решил разыграть нашу семью, разобщить. Всеми силами надеялась, что это неправда, заставляла себя не плакать, держалась. До звонка Адама.

До того, как он подтвердил самые ужасные опасения…

Тогда нам было по семнадцать. Выпускной класс, подготовка к экзаменам, лояльность университетов, колледжей, поиск стипендии. Друзья. Это все, что нас тогда беспокоило. До того дня, когда родителей внезапно не стало.

После этих событий наша жизнь круто изменилась. Как вы понимаете, не в самую лучшую сторону. И вина лежит не только на нас и на обстоятельствах.

День оказался слишком тяжелым. Преподаватели выжили из нас все соки, во время перерывов никто из группы не выходил из библиотеки, а после экзамена выходили из аудитории с маленькими капельками пота на лице. Вот и рождественское настроение вам. Точнее кому угодно, только не студентам. Эндрю жаловался, что шеф его почти не отпускает, из-за этого часто не высыпается. Все же сессия сломит кого угодно, даже меня.

И вроде бы мыслей никаких не остается, в голове каша, а я лежу на кровати, глядя в белоснежный потолок, и думаю о прошлом. О радостных и горестных воспоминаниях, о последнем нормальном сочельнике, о том, на какой шаг пошла ради тридцати тысяч фунтов.

Я долго не могла определиться, что делать с оставшейся суммой. Первая мысль, которая пришла в голову — купить жилье, но потом подумала, что Адам еще долго будет находиться в стенах больницы, а мне хватит и комнаты в общежитии. Решение пришло быстро и так же быстро воплотилось в реальность — положила в банк под проценты, а через год, когда Адама выпишут из больницы, мы купим домик на окраине, или тот же самый, в котором жили до смерти родителей. И будет все хорошо. Нужно только потерпеть. Совсем немного.

Всего месяц…

И поделиться наболевшим не с кем. Эндрю либо работает, либо готовится к очередному экзамену, да и слушает меня в пол-уха, а Элис до сих пор не отвечала на сообщения. Свалилась на меня в ресторане, как снег на голову и так же скоропостижно исчезла. Странно, не находите? Пригласила к себе домой, одолжила наряд, на работу пристроила, если эскорт можно назвать работой, и…

Черт! Почему эта идея раньше в голову не пришла? Адрес помню смутно, но можно найти в истории вызова такси, когда я уезжала оттуда. Столько времени зря провела!

Быстро переодеваюсь, бегу к метро и через час оказываюсь у нужного дома. Рядом с тем, где прошла моя первая встреча с клиентом. Не замечала этого сходства раньше.

— Вам кого? — спрашивает консьерж — женщина преклонного возраста в очках с толстыми линзами.

— Элис Ласки.

— Сейчас посмотрим, — женщина что-то смотрит на компьютере, а потом, нахмурив светлые брови, отвечает: — Она больше здесь не проживает.

— Как?

— Вот так. Выселилась. Сейчас квартиру снимает другая девушка.

Вот это новости. Когда она успела переехать и не сообщить мне об этом? И почему она вообще должна мне что-то сообщать? Снова открываю для себя ранее необдуманные мысли. Мы же не лучшие подруги, маникюр вместе не делаем, ногти не пилим и парней не обсуждаем. Никогда не обсуждали. А об отношениях в школе можно вообще не упоминать.

Однако именно она сможет поддержать меня в этот трудный период.

— Новый адрес у вас есть? — спрашиваю с надеждой, что все же смогу найти Элис.

— К сожалению, нет. Всего хорошего, — жестко чеканит женщина и показывает на выход толстым пальцем.

Чего она смотрит зыркает, как на отброс общества? Ах да, это же элитный район, кого попало не пускают. Удивительно, что я в холл смогла зайти.

Но вопрос остается открытым. Где теперь искать Элис? Просто захотела исчезнуть, или с ней что-то случилось? Ладно, не буду играть в детектива, представим, что с ней все в порядке, а я просто накрутилась. У кого просить совета, если у меня возникнут трудности с моим клиентом? Если не смогу выдержать его испытания? Что мне делать?

Готова впасть в отчаяние, только…

«Приезжай в ту же студию, что и в первый раз. Реквизит готов. У тебя полчаса».

Сообщение приходит внезапно и застает врасплох. С одной стороны можно выдохнуть и не торопиться, с другой — напрячься и ждать неизвестности от этого незнакомца.

Неизвестности, которая может либо превознести меня на небеса, либо погубить…

Собираюсь с духом, выхожу на улицу, вдыхая морозный воздух, и захожу в соседний дом. Ноги почти не дрожат, походка ровная, а не как у пьяного маразматика, но волнение все же рвется изнутри, заставляя. Тот же консьерж приветливо улыбнулся мне и протянул магнитный ключ. Как в первый раз.

Поднимаюсь на тридцатый этаж, захожу в знакомую студию. Теперь студию озаряет свет уличных фонарей, окна не занавешены, как тогда, но все же еще темно. Жаль, что днем не смогу сюда попасть. Хотя, думаю, не стоит. Мне и в своей комнатке хорошо, очень даже мило.

«Полностью раздевайся и ложись на кровать».

Его просьба уже не пугает, скорее удивляет. Раньше он раздевал меня сам и то не полностью, а сейчас вот такое нововведение. Без лишних вопросов, стараясь не смущаться и не краснеть, снимаю с себя всю одежду и ложусь на мягкую атласную постель. Не красного цвета, кстати, а нежно-лилового. Странная подборка для мужской холостяцкой студии.

«Рядом с подушкой лежит небольшая коробка. Там находится камера. Наведи ее на себя, нажми плей и позвони мне».

Это не камера, а милинусенький объектив. По крайней мере, именно на него похож. В руке хорошо помещается. Вот только наводить на себя… на обнаженное тело, бликующее в свете маленькой прикроватный лампы. Не чересчур ли? И куда потом это видео уйдёт? Не попадет ли это в интернет или еще куда-то? Нет, пока что лучше отведу камеру в сторону. На тот же потолок.

Набираю тот неизвестный ранее номер телефона, включаю громкую связь. Через три гудка в динамике слышится знакомый хриплый голос:

— Скучала?

— Можно и так сказать, — не знаю, что ответить на этот голос, заставляющий снова взволноваться. Нервничать.

— Почему я не вижу тебя?

Он что, прямую трансляцию к себе настроил? Теперь волнуюсь вдвойне и вероятность того, что кроме него это увидит еще кто-то заметно возрастает.

— Зачем тебе это? — голос чуть подрагивает. Надеюсь, он не заметил.

— Для моего удовольствия. Не забывай, зачем ты здесь.

— Ты выложишь его в интернет?

— Нет, — отвечает спокойно, а я облегченно выдыхаю. — Вряд ли кому-то будет интересен мой потолок.

Черт! А если я буду сверкать там голая, то что? Где гарантия безопасности? Конфиденциальности? Этого пункта нет, а этот мужчина имеет право делать со мной все, что угодно, и я даже препятствовать этому не смогу.

— Наведи камеру на себя, — внезапно раздается в динамике более жестко.

— Если…

— Это прямая трансляция только на мое устройство. Запись не идет.

Стоит, наверное, выдохнуть. Успокоиться. Продолжить выполнять его требования. Но что-то не особо получается. Сердце в груди отстукивает, наверное, сто ударов в минуту, не меньше, вдыхать воздух тяжело. Хорошо, что перед глазами не плывет.

Кстати, а где повязка? О ней ничего не написано в сообщении, и на кровати ее не нашла. Я буду все видеть? Хотя что от меня скрывать? В этой квартире я уже была, а мужчину, судя по всему, сегодня не увижу. Только услышу.

— Готова?

Хотелось бы ответить «нет», но даже он не остановит незнакомца от задуманного плана.

— Женщины любят ушами, слышала о таком? — не дождавшись от меня ответа, снова нарушает гармонию в душе.

— Да.

— Тогда слушай и выполняй. Посмотри в камеру.

Внимательно гляжу в объектив, приподняв бровь. Можно еще рожицы покорчить. Или нет? Вдруг штрафные санкции последуют? Нет, лучше не рисковать.

— Выгнись. Покрутись передо мной. Представь, что я смотрю на тебя.

Если это представить, то мне стоит немедленно одеться и сбежать подальше от пронизывающих глаз мужчины. Интересно, какого они цвета? Разреза? Большие или маленькие? Хотя какое мне до этого дело?

— Опусти камеру и покажи свою грудь, — следует еще один приказ. Да, именно он, судя по низким ноткам, нарушающим тишину студии. — Умничка. Теперь сожми сосок. Давай.

Двумя пальцами сжимаю чувствительную плоть. Кручу ими. Чувствую, как кровь медленно приливает к соску, заставляет его затвердеть, а по телу разливается легкое тепло. Покалывающее. Странно. Немного неловко. Но я стараюсь отбросить это гадкое чувство, пока мое время не закончилось.

Все это напоминает странную игру, где я играю роль куклы, исполняющей указы своего кукловода. Безэмоциональная, бесчувственная. Только этого ему не нужно. Ему необходимо удостовериться в моем наслаждении. Физическом. Но не в моральном.

— Смотри в камеру.

Смотрю, резко распахнув глаза. Я и не заметила, когда успела прикрыть глаза и поддаться сладкой неге.