— Привет, мама.

— Ах, дорогая. Сьюзи. — Она никогда не называла дочь Сьюзи; так обращался к ней только отец. — Я слышала от Жанны Ши. Я испытала такое облегчение. Ты, должно быть…

— Просто я устала, мама. Что слышно об отце?

— Ничего.

Ник почувствовала, как у нее сдавило сердце.

— Это наказание за пьянство. Очевидно, они восстановят телефонную связь с Сент-Маартеном сегодня вечером. Жду звонка — это все, что я могу делать, чтобы удержаться от выпивки.

— Не пей, пожалуйста, мама. Как ты себя чувствуешь? Ты, наверное, очень устала.

— Да. Я собираюсь сходить на встречу анонимных алкоголиков. Не могу поверить, что мне придется все начинать сначала. Это так мучительно.

Ник чувствовала себя так, словно ее окружала стереоаппаратура: до нее доносились обрывки речей из-за закрытой двери аудитории, где проходила встреча анонимных алкоголиков.

— Сходи на эту встречу, мама. И позвони мне, как только что-нибудь узнаешь. Хорошо?

— Конечно, дорогая. Спасибо. Мне так стыдно за прошлую ночь. Наверное, я вела себя ужасно.

— Забудем об этом.

— Ах, дорогая.

— Ты всегда ведешь себя ужасно, когда выпьешь.

— Ах, дорогая. — Наступило неловкое молчание. — Я должна идти, Сьюзен. Не хочу опаздывать. Может быть, зайдешь ко мне на ужин? Ну, как, решила?

— Я позвоню тебе позже, мама. Если не будет новостей от отца, я приду к тебе на ужин, и мы составим друг другу компанию, пока все не выяснится, ладно?

— Спасибо.

— Пока, мама. — Ник повесила трубку и стала просматривать телефонный справочник, прикрепленный к аппарату. Она нашла раздел «Чистка» и набрала нужный номер.

— «Эйпекс», — ответил громкий мужской голос с акцентом жителя Бронкса.

— Вы производите чистку квартир? — спросила Ник.

— Мы чистим все и вся, мэм, — раздраженно ответил мужчина.

— А кровь?

— Все и вся, — повторил мужчина.

— Вы принимаете срочные заказы?

— Леди, это Нью-Йорк. Чего вы хотите?

— Вы можете прислать бригаду по адресу: 510, Ист, Восемьдесят четвертая улица — немедленно?

— Сколько комнат?

— В чистке нуждается, главным образом, гостиная. Там большое пятно.

— Мы чистим, как минимум, три комнаты.

— Какого дьявола! Тогда почистите всю квартиру.

— Бригада освободится… сейчас посмотрю… в час тридцать. Это не слишком рано?

— Нет.

— Имя.

— Столлингс. С-т-о-л-л…

— … и-н-г-с. Я понял. Мы берем только наличными и чеками с сертификацией. Это будет стоить двести пятьдесят долларов. Если пятно окажется очень сильным — триста.

— Значит, триста, — сказала Ник. — А вы можете заменить ковровое покрытие?

— От стены до стены?

— Боюсь, что да.

— Это влетит вам в копеечку, леди. Но не беспокойтесь, мы удалим кровь с вашего ковра.

— Вы не видели этого пятна.

— Мои люди сделают все, как надо. Ждите их в час тридцать.

Ник повесила трубку. Из аудитории послышались жидкие аплодисменты. Затем голос произнес через микрофон:

— Спасибо, что поделились с нами, Фил. Слушать вас — всегда удовольствие. Хорошо. А есть среди нас сегодня новички?

Ник услышала новые аплодисменты. Она опустилась на скамейку, еще не осознавая, что подслушивает.

— Отлично. Подойдите сюда. Здесь специальное место для новичков. Итак, с нами поделятся…

— Привет, меня зовут Эрнест.

Ник выпрямила спину. У нее болело все тело, и она сказала себе, что не в силах двинуться с места. Эрни Моран говорил без микрофона, но достаточно громко: она слышала каждое его слово.

— Я собирался поделиться с вами совсем другими мыслями, но… Я ненавижу это слово — поделиться. Как бы то ни было, я встретил… одного человека. Клиента. Я адвокат. Боже, я даже не помню, когда в последний раз представлял интересы женщины. Я никогда толком не знал, как вести себя с женщинами, разве что в сексе, но с этим у меня в последнее время не ладится. Меня лечили с применением радиации и химиотерапии, и все в последние два месяца. Я решил прийти сюда, надеясь, что это поможет мне примириться с тем фактом, что… — Моран закашлялся. — Сначала я думал, что я протяну еще несколько лет. Но теперь мне кажется: одним годом больше или меньше — какая разница? В общем, никто не знает, сколько мне осталось. И… о чем это я здесь говорю? На самом деле я не могу об этом говорить. Так вот. Эта женщина… — Моран замолчал.

Ник затаила дыхание и придвинулась поближе к двери.

— Как бы то ни было, — проговорил он наконец, — спасибо.

Ник услышала, как начал говорить кто-то другой. Разочарованная, она вернулась к телефону и набрала номер Мартины. Прозвучало несколько гудков.

«Пожалуйста, окажись дома».

После музыкальной заставки раздался еще один гудок: Ник говорила с автоответчиком.

— Мартина, это Ник. Мне очень нужно поговорить с тобой. Ты здесь? Нет, ты не…

Мартина сняла трубку.

— Боже всемогущий! Как ты?

— Ты можешь со мной поговорить?

— У меня занятие с группой…

— Когда тебе перезвонить?

— После пяти. Дело терпит?

— Я… да, хорошо. Спасибо.

— Ты уверена? У тебя хороший адвокат?

— О… все кончено, Мартина. По крайней мере, по этой части.

— Слава Богу. Позвони мне после пяти домой. У тебя ведь есть мой домашний телефон?

— Да. Да, — подтвердила Ник, не сводя глаз с дверей.

Теперь говорила женщина. Ник взялась за дверную ручку и повернула ее. Дверь не была заперта. Поколебавшись немного, она нажала на ручку еще раз и приоткрыла дверь. Несколько людей обернулись, чтобы взглянуть на нее, затем приняли прежнее положение, обратившись к говорящей женщине. Эрни Моран, явно смущенный, не сводил с Ник глаз и жестом спросил, не выйти ли ему из аудитории. Она, тоже жестом, попросила его остаться на месте. Потом села в заднем ряду. Женщина закончила свою речь. Ник увидела, как несколько человек подняли руки, и почувствовала, как ее рука взмывает вверх. Чопорного вида мужчина, который вел собрание, сразу вызвал Ник. Она ощутила на себе взгляды присутствующих. Ее сердце забилось так же учащенно, как в тот миг, когда она увидела за дверью посыльного отеля «Пьер» три с небольшим дня назад.

— Привет, — сказала Ник. — Я актриса, и мне случалось играть алкоголичек, например, в одной мыльной опере, поэтому мне кажется, я знаю, каково им приходится. — Ник перевела дух. — Так вот… меня зовут… Сьюзен…

— Привет, Сьюзен, — отозвались многие в зале.

— …и я, вроде как, наркоманка… Это все, что я могу сказать сегодня, сейчас… — Ник встала и вышла из комнаты, миновала коридор и, наконец, оказалась на улице. Она молила Бога, чтобы Эрни Моран не последовал за ней. Ник чувствовала себя совершенно опустошенной. Но ее молитва не была услышана. Он уже приближался к ней.

— Эй, — окликнул ее Эрни Моран.

Ник остановилась и обернулась.

— Мне пора домой.

— Вам непросто было решиться…

— Не знаю, что и сказать, — пробормотала Ник, не в силах взглянуть на собеседника. — Просто я надеялась таким образом избавиться от боли.

— Ну, на такой случай, — деловито заметил Эрни Моран, — существует выпивка. Можно что-нибудь покурить. Еда, покупки, игра — это может помочь. Немного секса. Если вы не хотите смириться с болью.

— Как вам это удастся? — спросила Ник так, словно куда-то спешила. — Смириться с болью?

— Очень просто, — ответил Моран. — У меня нет выбора.

Ник смертельно побледнела.

— Ну да ладно, — сказал он, словно желая переменить тему. — Мне… нужно вернуться на собрание. — И он направился к церкви.

Ник сделала шаг в противоположном направлении, но вдруг резко повернулась.

— Я звонила в «Эйпекс».

Моран остановился, повернулся на каблуках и посмотрел ей в глаза.

— Постарайтесь, чтобы… ковры у вас всегда оставались чистыми.

Он снова пошел своим путем.

«Дай ему уйти».

— Вы должны сделать перерыв в работе, взять отпуск, — посоветовала ему вдогонку Ник. Моран снова остановился. — Чтобы избавиться от стресса. Если как следует отдохнуть… вы знаете, я слышала, отдых творит чудеса…

Ник чувствовала себя полной идиоткой и не закончила фразу.

— Я больше не хочу ничего слышать о стрессе, — сказал он бесстрастно. — Я серьезно болен — понятно? Эта штука распространяется, как лесной пожар. С соответствующим самочувствием. — Моран сделал еще один шаг к церкви, потом опять повернулся. — Не принимайте это близко к сердцу. Мне лучше не сближаться с людьми, когда боль обостряется.

«Позволь ему уйти».

— У вас есть… женщина-друг, мистер Моран?

Он поморщился, реагируя на формальное обращение.

— Извините, — продолжала Ник. — Не могу заставить себя называть вас Эрном.

— Женщина-друг? Это оксюморон.

— Я должна была бы знать, что это означает, — смутилась Ник, — но не знаю.

— Слова, которые произносятся вместе, но на самом деле противоречат одно другому. «Военная интеллигенция», «радиационная терапия». «Женщина-друг». Никогда не понимал, что означает это словосочетание.

— Я тоже. Конечно, применительно к мужчине.

— Тогда не стоит начинать с меня, ладно?

Они простояли с минуту, глядя в разные стороны.

— Простите меня за то, как я вела себя в вашем офисе.

— Вы что, издеваетесь? На протяжении целых десяти минут я не испытывал боли. Послушайте! — внезапно воскликнул Моран. — Вам не следует быть… слишком одинокой, вы меня поняли? Это нездорово. Можете мне поверить.

— Хорошо.

— Но, с другой стороны, — продолжал Моран, — одиночество — не такая уж плохая вещь.

— Вы должны на что-то решиться, — сказала Ник.

— Нет, я не должен принимать никаких решений, — возразил он. — Я всегда пребывал в состоянии неопределенности и планирую провести следующую пару месяцев в той же двусмысленности — она меня устраивает. — Наконец Моран встретился с Ник взглядом. — Послушайте, мы можем больше не увидеться; у меня такое чувство, что никакого «завтра» для нас не существует, поэтому позвольте мне сказать вам кое-что. Поскольку вы не можете наслаждаться одиночеством, вы должны с ним смириться.

— Вы кто, Сфинкс? — спросила Ник запальчиво.

— Мудрец, мудрец, — подсказал он безо всякой обиды.

— Простите. — Ник покачала головой. — Я что-то не в себе. Мне пора идти.

— Вы всегда за что-нибудь извиняетесь, — раздраженно заметил Моран. — Не делайте таких вещей, за которые потом приходится просить прощения. Тогда вы сможете перестать повторять «простите».

— Знаете что, — вспылила она, — за образцами подобной мудрости я хожу к психологу.

Моран огляделся вокруг.

— Кто-нибудь принуждает вас стоять здесь и разговаривать со мной?

— Просто я стараюсь не быть грубой, — ответила Ник, немного повышая голос.

— Будьте грубой! Будьте, ради Христа!

— Не знаю, не знаю, — пробормотала она, закрывая уши руками. — Я хочу домой, вот и все.

— Как хотите; в этом городе, если вы мне не нагрубите, это сделает кто-нибудь другой. Пусть лучше это будете вы, чем совершенно незнакомый человек.

— Из этого следует, — заключила Ник, — что я вам нравлюсь?

— Вы кто, Салли Филд? Да. Вы мне нравитесь. А теперь ступайте своей дорогой.

Ник не знала, что ей делать — плакать или кричать.

— Тогда почему вы разговариваете со мной таким покровительственным тоном?

— Потому что не знаю, что с вами делать! Я не могу вас соблазнить: мое тело не подчиняется мне. У нас уже нет времени на дружбу. Бывшие клиенты исчезают сразу после того, как им удается выпутаться. Я видел вас без одежды. Боже, — пробормотал Моран, ни к кому не обращаясь, затем посмотрел Ник прямо в глаза. — Послушайте меня, вы хотите сходить на матч «Книксов»?

— Может быть.

— На стадионе я кричу. Веду себя неподобающим образом. Это пугает людей.

Ник смотрела на него, нахмурившись.

— Вы собираетесь умереть у меня на руках?

— О, Боже! — возбужденно воскликнул Моран. — А если вы попадете под пресловутый фургон с мороженым? Решайте. Хотите вы или не хотите сходить на матч «Книксов»?

— Я никогда особенно не любила баскетбол…

— Тогда не делайте мне одолжения…

— Но… да. Хорошо.

— Отлично, — сказал он, ловя ее на слове. — Я вам позвоню. — И зашагал прочь.

— Хорошо, — проговорила Ник ему вдогонку.

Потом быстро повернулась и направилась к своему дому быстрым шагом, хотя у нее ныло все тело. Через несколько минут она уже подходила к подъезду. Приблизившись к посту Фернандо, Ник увидела, что уже почти час.