Ванесса Бук - Притяжение

В семнадцать лет вы не ожидаете, что станете взрослым в семье. Довольно плохо было уже то, что мне пришлось бросить школу, получить мой GED (диплом, эквивалентный диплому об окончании школы. Прим.пер.) и начать работать. Вот так я и встретился со своей подругой Вивиан. Она работала в баре рядом с Ларцом Удовольствий. Обычно я проходил мимо него по дороге домой из библиотеки, расположенной на Манхэттене. Это было отличное место для вытаскивания картошки-фри из их мусорки. Первый раз, когда Вивиан поймала меня, она вынесла мне бургер и сказала, чтобы я вернулся позже. Когда я вернулся на следующий вечер, у нее была для меня работа в качестве помощника официанта.

Моя мама входит на кухню, держа бычок старой сигареты, который выглядит так, будто его нашли между диванных подушек. Она приглаживает спутанные пряди волос на голове и садится за кухонную барную стойку покурить. Я морщусь при виде темных мешков под ее глазами. Они добавляют ее лицу как минимум лет десять. Может мне не стоит опять оставлять ее сегодня вечером одну. Несколько дней назад я задержался допоздна в Ларце Удовольствий, и когда вернулся домой, входная дверь была нараспашку. Моя мать, кажется, забывает простые вещи такие, как закрытие дверей или окон. Слава Богу, у нас нечего воровать.

— Мам, может сходим сегодня куда-нибудь? — с надеждой спрашиваю я.

— Нет.

— В городе будет спокойно. Мы можем сходить в музей...

— Думаю, я останусь дома.

— Ладно, — говорю я, сдаваясь. — Я вернусь вечером. Просто собираюсь выйти на несколько часов, прогуляться.

Она подходит и вскользь целует меня в щеку, прежде чем быстро вернуться в спальню. Через пару секунд я слышу звук закрывающихся штор и скрип кроватных пружин. Она, должно быть, собирается опять спать. Я начинаю сомневаться, что мама вообще заметит мой уход.

ТРИСТАН

После долгой поездки на такси я наконец подъезжаю к хорошо знакомому белокаменному особняку, который семья Стонхэйвенов называет домом. Размер дома больше, чем я помню. Черные кованные железные ворота отделяют его от внешнего мира. Когда я был моложе, мне сказали, что это был один из оригинальных особняков на Пятой Авеню. Должен признать, несколько домов, расположенных по соседству, меркнут по сравнению с его архитектурной величиной. Я уверен, что даже самый уважаемый инженер-строитель согласится со мной.

Я замечаю ряд роскошных автомобилей, припаркованных на улице, ведущей к дому. Я знаю марки всех этих авто из автомобильных журналов, которые стопками хранятся в уборных Ларца Удовольствий. Я не удивлюсь, если хотя бы одним из них мы смогли бы оплатить нашу аренду за несколько лет.

Когда я подхожу к входной двери, солнце наконец начинает садиться, опускаясь по ванильно-розовому летнему небу, окружающему его янтарно-желтым светом. Несмотря на сдерживаемый гнев, который я испытывал все эти годы, я чувствую, что позволил своим эмоциям возобладать надо мной, и останавливаюсь, чтобы понять причины моего приезда сюда. Почему я нервничаю? Я вытираю ладони о свои брюки, потому что они начинают потеть.

В дверях меня приветствует одна из горничных Стефана. У меня начинается мандраж, когда она улыбается и радостно приглашает меня в дом. У меня появляются черные мысли, когда я наблюдаю за ней. Ничего не могу с собой поделать, но мне интересно, бросил ли Стефан свои старые привычки, или он каким-либо образом связан с ней.

Мы заходим в фойе, проходим мимо витиеватой лестницы, направляясь в сторону зоны столовой. Интерьер дома остался таким же, каким я его помню, с мраморными полами и мебелью из вишневого дерева.

— Ты приехал, — обращается ко мне голос.

Миниатюрная женщина с черными как смоль волосами и зелеными глазами подходит ко мне. В руках она держит тарелку с печеньем. Она кривит свои тонкие губы в ухмылке, разглядывая мои потертые джинсы и рваную футболку с надписью Depeche Mode. В ней присутствует какая-то высокомерность, которая говорит мне, что она не допускает людей, подобных мне, в свой дом. Я смирился с тем, что, как и моя поношенная одежда, я являюсь для них еще одним куском дерьма, который постоянно засоряет этот город.

— Здравствуйте.

— Ты, должно быть...

— Тристан.

Вспышка раздражения отражается на ее лице, когда я протягиваю ей свою руку. Она даже не помнит меня, или, пожалуй, притворяется, что не помнит. Она разворачивается, совершенно игнорируя мою руку, и направляется дальше по коридору.

— Следуй за мной, — говорит она в основном для себя. — Стефан ожидает тебя в библиотеке.

***

В течение нескольких лет я представлял себе этот момент, как я остаюсь в комнате наедине со Стефаном, и каждый раз я мысленно рисовал картину, как мой кулак врезается в его лицо. Но вот чего я никогда не предполагал, что буду пить виски в той же библиотеке, где он сказал моей матери уехать. Интерьер этой комнаты почти не изменился, за исключением ряда книг, переполняющих полки Стефана.

Я наблюдаю за Стефаном, расхаживающим по комнате, потягивающим виски, и поглядывающим на меня.

— Я хочу, чтобы ты остался жить с нами, — наконец говорит он, ставя свой стакан на ближайший столик. — В доме достаточно комнат. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, и, если ты решишь остаться, я заплачу, чтобы ты вернулся в школу. Ты даже сможешь изучать искусство, если согласишься взять хотя бы базовый набор дисциплин, касающихся бизнеса.

Слова льются потоком из уст Стефана так быстро, что мне кажется, у меня голова начинает кружиться. Я чувствую, как что-то сжимается у меня в груди. Он заплатит за мое возвращение в школу? Мне никогда и в голову не приходила мысль, чтобы попытаться поступить в колледж и изучать искусство. Хотя это позволит мне учится новым техническим приемам у других художников, я просто не представляю себя в роли еще одного нью-йоркского серого костюма с дипломом, вскружившим мне голову.

— Почему вы это делаете? — спрашиваю я.

— Хочу помочь тебе.

Я практически смеюсь ему в лицо от этих слов. Помочь мне? Никогда, даже в своих самых смелых фантазиях, я и представить себе не мог, что кто-то в этом городе захочет помочь мне. Существует причина, почему вы слышите о разлагающихся телах, найденных в своих квартирах недели спустя - вы фактически не существуете здесь. Что такого, если одним человеком стало меньше в этом жестоком мире денег, секса и лжи? Ничего. Единственное, что он мне должен, это объяснение, почему он обманул мою мать.

— Если вы полагаете, что сможете компенсировать то, что сделали с моей мамой, забудьте. Мне от вас ничего не нужно.

— Позволь мне помочь тебе.

— Зачем? — спрашиваю я.

Он смотрит на меня снова, словно пытаясь найти объяснение внутри меня. Его лицо мрачнеет, когда он поворачивается, чтобы еще раз пройтись по комнате. Проходит некоторое время, прежде чем я снова слышу его голос, но на этот раз в нем сквозит сожаление.

— Потому что я любил ее. Я знаю, что ты мне не веришь, но я заставил ее уйти ради ее же блага.

Его слова ранят меня до глубины души. Он любил ее, но никогда не искал ее. Он никогда даже не удосужился узнать, все ли с ней в порядке. Прямо сейчас она сидит дома, гадая, почему, черт возьми, он никогда не любил ее настолько, чтобы бороться за нее. Я не знаю, что заставляет меня сказать ему это, но слова слетают с моего языка раньше, чем я успеваю остановить их.

— Она всегда говорила только о вас.

— Я тоже о ней часто думаю.

— Зачем же вы сказали ей уйти? — настаиваю я.

— Эвелин чуть не узнала о нас. Твоя мама оставила мне любовное письмо в одном из моих карманов, и моя жена нашла его в стиральной машине. В нашем брачном контракте есть пункт о супружеской неверности. Я потеряю все, если она узнает о нас с твоей мамой, включая моих детей. Они возненавидят меня, если узнают правду.

— Они заслуживают узнать, какой у них отец.

Даже произнеся эти слова, я знаю, что это не совсем правда.

Я смотрю, как Стефан подходит ко мне и кладет руку на мое плечо. Мне очень хочется стряхнуть ее, но я сдерживаюсь. Прежде чем я понимаю, он притягивает меня в свои объятья. Знакомый запах кубинских сигар заполняет мои чувства, и я понимаю, что стена, которую я воздвиг между нами, начинает рушиться. Как бы сильно я не желал отодвинуться, я не могу. Мои глаза наполняются слезами, когда я чувствую, как он еще крепче обнимает меня. Я ненавижу его. Я, бл*дь, ненавижу его. Я продолжаю про себя повторять эти слова, но когда открываю глаза, то осознаю, что обнимаю его в ответ.

— Я пожалел о том, что выгнал вас обоих, как только вы уехали. Просто я был таким трусом, чтобы сделать хоть что-то, — говорит он.

— Зачем вы мне это рассказываете?

Я отхожу назад, вырываясь из его объятий, желая установить между нами как можно большую дистанцию.

— Потому что верю, что ты не захочешь разрушить жизнь Эмили или ее братьев, сказав что-либо.

— Итак, вы пригласили меня сюда, чтобы откупиться? — спрашиваю я.

— Если ты тебе нужны деньги, я выпишу чек прямо сейчас, но я предлагаю тебе возможность стать частью этой семьи. Ты был ее важной частью когда-то...

— Мне нужно подумать об этом.

Он кивает, глядя на меня с надеждой, и улыбка появляется на его лице.

ТРИСТАН

Сегодня вечером я сделал то, что думал никогда не сделаю — я сломался. За все прошедшие четыре года я ни разу не плакал о том, насколько дерьмовой была моя жизнь. Много раз я чувствовал, будто прохожу испытания. Когда я не был занят поиском работы, я старался не умереть с голоду. Или старался не погрязнуть в нескончаемых долгах, в которые мы влезли, когда моя мать попала в реанимацию из-за своего слишком большого пристрастия к бутылке.

Эти мысли постоянно отравляют мой разум, когда мы собираемся на ужин в обеденном зале. Каким-то образом я оказался в полной заднице снова, только на этот раз я не уверен, что смогу выпутаться целым и невредимым. Когда я вхожу в зал, Стефан ведет меня к стулу, расположенному между Николасом и Эмили. Несмотря на растущее желание уйти, я подавляю свои страхи и сажусь. Как ни странно, Александр отсутствует за столом, оставив нас ужинать впятером.

— Тристан, ты в порядке? — спрашивает Эмили, положив руку на мое предплечье.

Мне очень хочется рассказать ей правду, что часть меня не уверена, буду ли я вообще когда-либо в порядке. Моя жизнь, кажется, постоянно выходит из-под контроля, и только в Ларце Удовольствий я этого не ощущаю. Время, которое я провожу там - это тихий побег от реальности. Только там я могу полностью контролировать все происходящее вокруг.

Когда волнение по поводу ужина исчезает, я обнаруживаю, что опять задумываюсь о возможности жить здесь с Эмили и Николасом. Мои мысли быстро прерываются, когда Эвелин входит в зал, стуча высокими каблуками своих красных туфель. Я усмехаюсь при виде фартука, повязанного поверх ее платья от Vera Wang. Это забавное зрелище, учитывая тот факт, что она вряд ли много готовит, за исключением выпечки. Она ставит поднос с шоколадным печеньем на стол и занимает место прямо напротив меня. Она бросает на меня мимолетный взгляд и быстро отворачивается к своему мужу.

— Выглядит вкусно, мама.

Она шлепает Николаса по руке, отгоняя его от подноса с горячим печеньем, когда он пытается стянуть одно.

— Сначала поужинай.

— Это и есть мой ужин, — говорит он, запихивая свежеиспеченное печенье в рот.

— Ты обожжешься, — смеется Эмили.

Я наблюдаю, как они обмениваются репликами и непринужденно улыбаются. Это улыбки людей, которые понятия не имеют, каково это не знать, где ты найдешь свою следующую еду. Контраст между мной и ими очевиден. Какая-то часть меня задается вопросом, а смогу ли я снова вписаться в их жизни и стать частью их семьи, чего я так отчаянно желал много лет. Какая ирония, хотя я уже взрослый, а никогда не чувствовал себя большим ребенком.

Стефан, сидящий во главе овального стола, откашливается, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Я должен кое-что объявить, — говорит он.

— Дорогой, это нельзя отложить до того, как мы отведаем десерт? — спрашивает Эвелин, глядя на меня с любопытством и раздражением одновременно.

— Нет, нельзя.

— Пап, пожалуйста...-- говорит Николас, качая головой. — Мне правда не хочется присутствовать при вашей перепалке за обеденным столом.

— Я не спрашиваю твоего разрешения, так что просто слушай.

Все взоры обращаются ко мне с интересом, когда Стефан подходит и кладет свою руку мне на плечо. У меня возникает странное чувство, когда он продолжает говорить о прошедших и грядущих изменениях в их жизнях. Мысленно я отключаюсь от звука его голоса и заставляю свой мозг запечатлеть образы Николаса и Эмили в своей памяти. И только когда я слышу, как он произносит слова останься с нами, до меня доходит, что он только что сказал.