– Миссис Эстелла, мисс Джорджия, – робко произнес Артур, – я бы очень хотел сказать, что рад вашему возвращению.

Эстелла ничего не ответила, вместо этого она просто обхватила гиганта руками и сжала его в объятиях так крепко, как только могла.

– Ох, Артур, что же это такое? – прошептала она.

Они постояли так некоторое время, а потом Эстелла отстранилась, сделала глубокий вдох и внезапно стала строгой и деловитой.

– Ты хоть скажи мне, как вы с Марджори? – попросила она. – Мы тут оплакиваем свою ферму, а ведь вы тоже потеряли дом.

– О, мы в порядке, – ответил Артур, снова начиная комкать шляпу. – Хорошо, что Марджори проснулась среди ночи. У нее пересохло в горле, видимо из-за дыма. Ну, она ткнула меня локтем, и я тут же понял, что начался пожар, иначе бы… – Он покачал своей большой головой. – Огонь пожирал дома, словно сухие щепки. Мы бы и выбраться не успели.

Джорджия обменялась с матерью понимающим взглядом. Она знала, что они думают об одном и том же: если бы они не были в это время в Лондоне, то могли бы сгореть вместе с фермой.

Эстелла расправила плечи и взглянула на Артура снизу вверх.

– Все действительно так плохо? – спросила она.

Артур вздрогнул.

– Не стану лгать, миссис Эстелла. Плохо. Очень плохо.

Джорджия внезапно разозлилась, видя, что ее мать изо всех сил старается не заплакать. Как мог Артур допустить подобное? Разве Хендсы жили у них не для того, чтобы присматривать за этой чертовой фермой?

– Кто-нибудь знает, как это случилось?

– Не уверен, мисс Джорджия. Пожарный сказал, что мы можем об этом так никогда и не узнать. Он провел там все утро. Они считают, что очаг возгорания находился в студии.

– Но я ничего не понимаю, Артур, – произнесла Джорджия, не в силах больше скрывать недовольство. – Ведь пожары не начинаются по мановению волшебной палочки, ни с того ни с сего. Может быть, там что-то оставили? Свечу, сигарету или что-нибудь еще в этом роде.

Артур посмотрел на нее. В его глазах была боль. Он уловил упрек в ее голосе, и Джорджия тут же почувствовала себя неловко. В конце концов, Эстелла была права: Хендсы тоже потеряли свой дом.

– Мы никогда не курили в вашем доме, мисс Джорджия, – сказал Артур. – Честное слово, мы не сделали ничего плохого. Мы заходили только, чтобы полить цветы. Марджори говорила, что некоторые из них совсем засохли.

Он взглянул на Эстеллу, и его лицо сморщилось.

– Наверное, это электричество. Старая проводка и все такое.

– Да, да, конечно. – Эстелла покосилась на Джорджию. – Никто не думает, что вы с Марджори в чем-то виноваты. Наоборот, я полагаю, что там бы вообще ничего не осталось, если бы вы не подняли тревогу.

– Может и так, – тихо сказал Артур.

Он смотрел в землю, не поднимая глаз. Джорджия поняла, что все куда хуже, чем они с матерью предполагали. И она не думала, что, по выражению фермеров, в Мунрейкере не осталось и палки.


До деревни было двадцать пять минут езды. Джорджия любила колесить по деревенским дорогам в ярко-красном «моррис майноре» Артура, когда радио было включено на полную громкость, а в открытые окна рвался ветер. Но сегодня все было иначе. Каждый ярд, каждый поворот приближал ее к тому, что ей едва ли было по силам вынести. Девушка со стыдом вспоминала о том, как бесчисленное количество раз называла их ферму старой, дурацкой и невыносимо скучной. Джорджия живо представила, как гуляет вдоль левого берега Сены со своими городскими подругами, потешаясь над фермой с ее покосившимися курятниками и грязными ручьями. И как все они смеялись над оторванными от мира глупыми фермерами, живущими в своих маленьких коттеджах. А теперь? Теперь Джорджия отдала бы что угодно, чтобы увидеть их обветшалый домик гордо стоящим посреди двора, и кур, которые что-то клюют. Ей хотелось снова выглядывать из кухонного окна, глядя на далекую рощицу, или лежать на скрипучей кровати со столбиками и прислушиваться к тому, как поют и стонут старые трубы, пока наполняется водой старая железная ванна за соседней дверью. Но, как только автомобиль повернул на подъездную дорогу, девушка поняла, что ничего такого больше не будет. Фермы больше не было. На миг у нее перехватило дыхание, и Джорджия прижала ладонь к губам.

Огонь не просто опалил балки и закоптил дымоход, он сжег их домик. Кирпичные стены все еще стояли, но окна со ставнями и дверь, выкрашенная в жизнерадостный желтый цвет, превратились в зияющие темные провалы, которые скалились беззубыми ртами, а от крыши остались лишь покореженные и потрескавшиеся от жара стропила, словно ведьмины пальцы, царапающие небо.

Все вышли из машины словно в трансе.

– Нашего дома больше нет, – прошептала Эстелла. – От него ничего не осталось.

– Можно кое-что спасти, – сказал Артур. – Стены все еще…

Он осекся.

– Нет, Артур, – сказала Эстелла, качая головой. – Посмотри на это. Все пропало.

Невысокая женщина, лицо которой было исполосовано дорожками от слез, подбежала к Артуру и обняла его. Марджори Хендс выглядела ужасно: бледная, измученная, она, казалось, исчезла, как только Артур обхватил ее своими ручищами.

– Марджори, – сурово сказала Эстелла, – ты спала этой ночью?

Женщина помотала головой.

– Тогда мы должны немедленно подыскать тебе постель.

Джорджия удивленно посмотрела на мать. Эстелла, способная устроить трагедию и впасть в депрессию из-за отсутствия любимого оттенка краски, теперь, посреди всего этого хаоса, казалось, решилась принять вызов.

– Мы остановимся у моей сестры, – сказал Артур.

– У той сестры, которая живет в Майнхеде? Господи, Артур, это же в двух часах езды отсюда! Нет, вы должны остановиться в «Фезерсе».

Артур смущенно потупился.

– Вообще-то я уже перекинулся парой слов в баре с Филом и договорился с ним о том, что там остановитесь вы с мисс Джорджией.

– Чепуха, – уверенно произнесла Эстелла. – В «Фезерсе» только одна комната, и ее должны занять вы с Марджори.

– Мам… – начала было Джорджия.

– Нет, дорогая, Марджори и Артуру эта комната нужнее, чем нам. Я уверена, что мы как-нибудь устроимся. Пожалуйста, Артур, немедленно отвези туда свою жену.

Джорджия завистливым взглядом проводила пару, которая молча забралась в машину и выехала обратно на дорогу. Чуть дальше, за главным домом, до сих пор стояла пожарная машина. Рядом с амбаром собрались пожарные. Джорджия отвела Эстеллу в сторону, чтобы их не услышали.

– Мам, ну и как мы здесь «устроимся»? – взволнованно поинтересовалась она. – Посмотри на это! Тут же ничего не осталось.

– Остался сарайчик для садового инвентаря, пламя туда не добралось, – сказала Эстелла. – И я уверена, там найдутся старые попоны.

– Мы не можем спать в сарае!

Джорджия округлила глаза. Неужели ее мать говорит серьезно?

– Отныне нам придется стать менее прихотливыми, Джорджия.

– Но «Фезерс» далеко не «Ритц»…

– Не будь неблагодарной. Не забывай, что мы несем ответственность за Хендсов. К тому же мы моложе и здоровее их. Мы справимся.

Пусть Эстелла Гамильтон и была моложе Артура Хендса, но сложно было найти кого-нибудь более хрупкого и оторванного от жизни, чем она. Тот факт, что ее мать всерьез обдумывает перспективу ночевать, укрывшись попоной, заставил Джорджию взглянуть на нее другими глазами. Возможно, Эстелла не справилась с потрясением. Она собиралась еще что-то добавить, но тут к ним приблизился высокий человек в униформе.

– Миссис Гамильтон? Я Джоффри Маркс, начальник пожарной службы. Сожалею, что нам приходится встречаться в подобных обстоятельствах.

Эстелла протянула ему крошечную ладонь.

– Ничего страшного, мистер Маркс. Благодарю вас за все, что вы сделали. Что вы нам скажете?

– Остатки здания еще представляют собой опасность, и мы не можем их осмотреть как следует, – произнес он, поглядывая на дымящиеся руины. – Поэтому о причине возгорания я могу лишь гадать. Однако могу сказать вам, что огонь начался оттуда. – Мистер Маркс показал в направлении студии, точнее того немногого, что от нее осталось – куска камина и кучи обгоревших бревен. – Затем огонь распространился на главный дом и пристройку, в которой, полагаю, жили мистер и миссис Хендс. Должен сказать, им невероятно повезло. К тому времени, как они проснулись, жар был уже невыносимым.

Начальник пожарной службы обвел их вокруг фермы, следя за тем, чтобы они не подходили слишком близко. Только тогда Джорджия смогла оценить масштабы разрушений. От фермы действительно ничего не осталось. Картины, ковры, занавески, даже скрипучая кровать со столбиками превратились в груды пепла.

– Когда я вернусь на станцию, я сделаю несколько звонков, – сказал мистер Маркс. – Уверен, мы сможем найти для вас временное пристанище. Если понадобится, вы сможете остановиться у нас.

Джорджия чуть не улыбнулась в ответ. Она была уверена, что никто из ее лондонских знакомых, даже живущих в огромных домах, не предложил бы им пристанища. «Подумать только, а ведь я смеялась над деревней!» Она покраснела при воспоминании об этом.

Затем мать и дочь остались в одиночестве и стали наблюдать за тем, как пожарная машина выезжает на дорогу и исчезает вдали.

– О Джорджия! – прошептала Эстелла.

Девушка обняла мать, и та расплакалась у нее на плече. Эстелла держала себя в руках, пока рядом с ней были чужие люди, – знаменитая британская сдержанность, – но теперь, наедине с дочерью, позволила себе выплакать боль разбитого сердца.

– Да ладно, все не так уж плохо, – неуверенно сказала Джорджия. – Взгляни, стены на месте. Мы сможем отстроить дом заново.

– Каким образом? – спросила мать. – Чем мы будем за это платить? Дом не был застрахован. А все, чем мы владели, сгорело вместе с ним.

Ее голос дрожал, и недавняя решимость сменилась откровенным горем. Эстеллу била дрожь.

– Тогда мы все сделаем сами.

– Как? У меня не осталось ни одной кисточки.

– У меня есть немного денег, заработанных в кофейне, – произнесла Джорджия. – Почти сорок фунтов.

– Это очень мило, дорогая. Но, как ты думаешь, надолго ли их хватит? Достаточно ли этих денег, чтобы отстроить ферму? И заплатить за новую квартиру, когда друг Питера вернется осенью из Каира и потребует, чтобы мы освободили его жилье? Вдовья пенсия слишком мала, поверь мне. Я просто не вижу способа решить эту проблему.

– Все устроится, – уверенно сказала Джорджия, сжимая хрупкие плечи матери. – И не забывай: мы есть друг у друга, а это самое важное.

– Наверное, – ответила Эстелла с явным сомнением.

– К тому же, – Джорджия очень старалась найти положительные моменты, – мы не все потеряли во время пожара. В Лондоне остались наши вещи. И у тебя до сих пор есть картины, которые ты написала на прошлое Рождество для выставки.

– Ты имеешь в виду картины, которые мне не удалось продать.

Эстелла посмотрела на черную кучу пепла, оставшуюся на месте фермы.

– От него совсем ничего не осталось, – прошептала она.

Джорджия поняла, что имела в виду ее мать. Речь шла о ее отце. Все, что оставалось от Джеймса Гамильтона, хранилось в трех больших сундуках и было расставлено по всему дому: фотографии, сувениры, письма, одежда – все то, что нельзя заменить или купить за деньги. Все, до последнего обрывка бумаги, все намеки на его существование исчезли в пламени пожара. Так, словно его выжгли из самой ткани бытия.

Джорджия вновь обняла мать. Ей было больше нечего сказать. Наконец, глубоко вздохнув, она сделала шаг назад.

– Ладно, я прогуляюсь.

– Куда это? – нахмурилась Эстелла.

– По дороге к Дартмуту есть три паба и небольшая гостиница. Где-то там должны отыскаться свободные места. Я не уверена, что в сарае нам будет очень удобно.

– Дорогая, но уже почти четыре часа. К тому времени, как ты доберешься до Дартмута и обратно, стемнеет.

– Со мной все будет в порядке, – сказала Джорджия, поправляя сумочку у бедра. – А ты пока что можешь сходить в «Фезерс» и проведать Хендсов. Возможно, у Артура есть идеи насчет того, как нам отстроить ферму.


Во время прогулки по лугу Джорджии стало легче. Теперь, когда у нее появилась цель, она больше не чувствовала себя беспомощной. К тому же ей нужно было уйти от жуткого обгоревшего дома и от всего, что он символизировал. Перед Джорджией расстилались поля, вдали мерцало море. А за ее спиной оставалась жизнь, к которой теперь даже при желании не было возврата.

Девушка глубоко вдыхала теплый воздух, наслаждаясь ароматом скошенной травы, и слушала неумолчное жужжание пчел. «Если бы мы могли построить уютное гнездышко из ничего, как пчелы», – думала она.

И шагала дальше. Она вспомнила о своей подруге Флип, единственной соученице, которую Джорджия приглашала к себе домой на каникулы. Флип была тихоней, но у нее было большое сердце, в отличие от мерзких учениц Школы Святых Сердец. Джорджия знала, что Флип постоянно нервничала – она была одержима чистотой и всякий раз оттирала туалетные сиденья так тщательно, словно хирург, который готовит операционную. Джорджия беспокоилась о том, что ее подруга придет в отчаянье, оказавшись у них в доме, – Эстелла никогда не стремилась к наведению идеальной чистоты. Но, проведя неделю с Гамильтонами, Флип расцвела. Девочки гуляли по Дарт Вэлли, ловили креветок у пляжей Блэкпул Сэндз, обдирали колени, набирали полные туфли песка и в конце дня щеголяли грязью под ногтями. Эстелла заявляла, что они выглядят как маленькие дикарки с травой в волосах. Флип призналась Джорджии, что ферма Мунрейкер вполне соответствует тому, как она представляет себе рай. Возможно, она была права. Саут-Хэмс выглядел сегодня особенно чудесно. Поля походили на стеганое одеяло из разноцветных лоскутов – от бледно-желтого до насыщенного зеленого. Слева было кукурузное поле. Высокие желтые метелки перемежались ярко-алыми маками. Время от времени Джорджии удавалось разглядеть далекий блеск моря, мерцающего под солнечными лучами.