Тасмина Перри - Признание в любви

– В таком случае могу ли я снять у вас два номера? – Эдвард достал кошелек.

– Мы собираемся обыскать этот отель? – спросила Джорджия, слегка разочарованная тем, что он снял два номера.

– Нам нужно найти Салли и… не знаю, как насчет тебя, а мне нужно выспаться.

Она взглянула на его красивое лицо, на темные полукружья под глазами и с восторгом подумала о том, что он не выспался ради нее. «Ради Салли», – напомнила себе Джорджия.

– Нам нужно пойти в столовую и посмотреть, спустятся ли они к завтраку, – сказал Эдвард.

– Если они вообще здесь.

Они заняли столик у окна и заказали копченую макрель.

Джорджия посмотрела в окно и тут же увидела парочку. Влюбленные прогуливались по лужайке, держась за руки.

– Просто не верится! Это они! – Девушка вскочила со стула. – Ты пойдешь со мной?

– Я думаю, что тебе лучше поговорить с Салли наедине.

Джорджия выбежала из отеля навстречу подруге, которая явно была удивлена ее появлением.

– Джорджия! Черт возьми, как ты тут очутилась?

– Я искала тебя, – ответила Джорджия, задыхаясь. – Твоя семья вне себя от гнева. Ты не можешь так поступить! Ты ведь еще не вышла замуж?

Она сурово посмотрела на Джианни.

– Могу я поговорить со своей подругой наедине?

Джианни взглянул на Салли, и та кивнула. Он сжал ее руку, а затем направился в отель. Джорджия едва дождалась, когда он удалится на необходимое расстояние.

– Не выходи за него! – с мольбой воскликнула она. – Даже не приближайся к алтарю с этим человеком. Ведь ты ради этого приехала сюда, верно? Кузнец[30] может обвенчать вас прямо здесь и сейчас. Но не совершай опрометчивых поступков, прошу, пока я не рассказала тебе…

– Мы не сможем пожениться сегодня, – тихо перебила ее Салли. – Мы думали, что нам удастся это сделать, но здешние правила изменились: теперь нужно ждать чуть дольше двух недель. Но это неплохо, Джорджи, потому что именно этого я и хочу.

– Нет, не хочешь. – Джорджия даже не успела осознать, что испытала облегчение от того, что Салли еще не замужем. – Тебе нужно кое-что знать. Джианни не граф. Он помощник официанта в лондонском отеле. Он пробирался на вечеринки без приглашения и вместе с другом охотился на красивых богатых девушек. Не выходи за него. Ему нужны твои деньги, и даже если ты сейчас чувствуешь себя счастливой, в конце концов все обернется для тебя жуткими страданиями.

– Я знаю, что он не граф, – просто ответила Салли.

Ее ответ ошеломил Джорджию.

– Знаешь?

– Мне известно, что он официант из Падуи. Его зовут Джианни Адами. Он приехал на заработки в Лондон, потому что его отец погиб на войне. Джианни отправляет деньги своей семье. Я узнала об этом на втором свидании, – с безмятежным видом произнесла Салли. – Он рассказал мне об этом за чашкой горячего шоколада. Мы сидели в кафе совсем рядом с отелем, где он работает.

– Ты знала, что Джианни помощник официанта? И не сочла его мошенником…

Салли рассмеялась.

– Милая Джорджия, ты всегда думаешь о людях самое худшее. Да, Джианни и его друг немного приврали, чтобы пробраться на вечеринки дебютанток. Они ведь молоды, и им хотелось развлечься…

– Ты его любишь?

– Всем сердцем. Он красивый, вежливый, добрый, и я знаю, что он меня обожает. Если девушка ищет в будущем муже не эти качества, то я не знаю, чего ей нужно.

– Я так и думала, что он тебе нравится, – сказала Джорджия, качая головой. – Ты даже можешь считать, что любишь его. Но, Салли, тебе необязательно выходить за него замуж. Не спеши! – взмолилась она.

– Я беременна, – произнесла Салли.

Джорджия не сдержала крика.

– О Салли! Но Джианни… Как ты можешь быть?..

– Ребенок не от Джианни. Мы с ним не… мы не занимались… сама понимаешь чем.

– Тогда чей же он?

Салли внезапно поникла.

– Помнишь ту вечеринку в Оксфордшире?

– Эндрю из Сайренсестера, – сказала Джорджия, чувствуя себя предательницей.

Если бы она не бросила тогда свою подругу… Если бы она забрала ее…

– Салли, мне так жаль! Я не должна была тебя там оставлять.

– Это исключительно моя вина. Это длилось всего несколько минут… Но последствия будут продолжаться гораздо дольше. – Ее голос был спокойным и бесстрастным, но на глаза навернулись слезы, и Джорджия нежно обняла подругу за плечи.

– Салли, все еще можно изменить…

– Как? – сухо отозвалась она. – Отправиться в грязные трущобы, где моего ребенка будут убивать карболовым мылом и вязальными спицами и не факт, что не убьют и меня? Я читала об этом в газетах.

Джорджия тоже читала такие статьи. В Париже вырезки из газет (скорее всего, по совету мадам Дидье) передавались в общежитии из рук в руки. Это было предупреждением для тех пансионерок, которые не следили за своим моральным обликом.

– А Джианни об этом знает? – осторожно спросила Джорджия.

– Джорджия, разве ты не понимаешь? Именно поэтому я и считаю его замечательным. У меня уже начал появляться животик, и я знала, что не смогу скрывать свое состояние долго. Мне отчаянно хотелось рассказать об этом кому-нибудь, и я призналась во всем Джианни, думая, что он тут же порвет со мной, но он оставался любящим и нежным. И мы вместе придумали план.

– Вы решили пожениться, – тихо сказала Джорджия.

– Мы будем притворяться, будто это его ребенок. Но нам показалось, что люди скорее поверят в нашу выдумку, если мы сбежим, чтобы тайно сочетаться браком. Мы знаем, что все равно разразится ужасный скандал, поэтому Джианни предложил переселиться в Венецию. В этом городе живет его тетя, и, по рассказам, там замечательно, Джорджия. В Венеции можно купить апельсины размером с футбольный мяч, можно работать гондольером. Ты когда-нибудь слышала что-либо более романтичное?

– Ну а как быть сейчас?

– Сейчас нам снова нужно что-нибудь придумать. До того как нам разрешат пожениться, еще две недели, и я не могу так долго держать родителей в неведеньи.

– Они вне себя, – тихо сказала Джорджия.

– Спасибо, что приехала, Джорджи. Спасибо, что тебе не все равно.

– Я беспокоилась о тебе. Мы мчались всю ночь, чтобы успеть сюда до начала дневных венчаний.

Салли встревоженно оглянулась.

– «Мы»? Моя семья ведь не приехала вместе с тобой?

– Нет. Меня привез Эдвард Карлайл. Мы мчались всю ночь.

Салли задумчиво кивнула.

– Так значит, он красивый, добрый, воспитанный и обожает тебя.

– Хотелось бы мне, чтобы это было так, – произнесла Джорджия, пожимая плечами. – Но у него есть девушка, и мне кажется, что он видит во мне просто глупенькую дебютантку, которую постоянно нужно спасать. Возможно, у него психическое расстройство…

– Но ты в него влюблена?

Джорджия подняла глаза и кивнула.

– Тогда иди и скажи ему об этом. Прямо сейчас. Не останавливайся, не думай. Просто скажи.

– А как же ты? – спросила Джорджия, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.

– Я нашла свою любовь. Теперь твоя очередь, и во всем мире не найдется места, которое больше подходило бы для изъявления искренних чувств. Иди! – повторила Салли повелительным тоном.

Джорджия вернулась в столовую, но Эдвард уже ушел.

– Ваш муж просил передать вам, что он поднялся наверх, – сообщила официантка, убирая тарелки с макрелью.

– Напомните мне номера наших комнат, – попросила Джорджия.

Официантка заглянула в список.

– Шестнадцатый и семнадцатый, – сказала она.

Джорджия постучала в дверь шестнадцатого номера, расположенного на первом этаже. Прошло пару секунд, и дверь открылась. На пороге стоял Эдвард, растрепанный, с сонными глазами.

– Можно войти? – спросила Джорджия.

– Прости. Вот ключ от твоей комнаты, – сказал Эдвард, проводя рукой по лицу.

Девушка скользнула взглядом по разобранной постели и почувствовала возбуждение.

– Ну и как Салли? – нетерпеливо поинтересовался Эдвард. – Она ведь не успела выйти замуж?

– Салли в порядке. Они не смогут пожениться еще две недели, и она все знает о Джианни. С самого начала все знала. Но она любит его. Все просто.

– Неужели? – спросил Эдвард, потирая щеку.

– Мы всегда надеемся, что любовь – это просто, но иногда это совсем не так.

– Не так, – тихо повторил он.

– Почему ты здесь? – прошептала Джорджия, закрывая за собой дверь спальни и мысленно желая себе оставаться сильной. – Все, что ты делаешь, наталкивает на мысль о том… о том, что я тебе нравлюсь. Я знаю, что у тебя есть девушка, и знаю, что она наверняка очень умная, красивая и богатая, но иногда этого недостаточно. Иногда двоим просто хорошо вместе, и когда так случается, когда это происходит, эти двое должны быть вместе.

Эдвард ответил не сразу, и тишина заклубилась вокруг девушки словно облако.

– Джорджия, ты мне не нравишься, – наконец сказал он.

– О! – протянула она, чувствуя, как исчезает ее храбрость, а сердце разбивается на части.

– Мне кажется, что я тебя люблю.

– Меня? – прошептала она.

– У меня нет девушки. Больше нет. Да, мы с Аннабель встречались, я был с ней на балу, и мы вместе окончили университет. Но на этом все завершилось. Потому что я не мог не думать о другой. Не мог не сравнивать каждую знакомую мне женщину с той, что вошла в мою жизнь и осветила ее, словно фейерверк.

Эдвард шагнул вперед и взял Джорджию за руку.

– Здесь есть место, которое называют Воротами Поцелуев.

– А нам обязательно идти так далеко? – прошептала девушка.

Он обхватил ее лицо ладонями и нежно поцеловал в губы. И Джорджия почувствовала, как ее сердце взрывается, словно фейерверк.

Это был очень загруженный день – самый загруженный канун Рождества на памяти Эми. Бóльшая часть дня прошла за едой: на завтрак панкейки с клубничным маслом и кленовым сиропом в «Good Enough to Eat», горячий шоколад и тыквенные маффины в «Sarabeth’s Bakery» в «Челси-маркет», потом капкейки от «Sprinkles» в Лексингтоне. Эми покупала рождественские подарки для семьи в «Блумингдейл», затем был визит в отель «Плаза» – ей захотелось взглянуть на их гигантскую елку, наряженную по мотивам «Великого Гэтсби», после чего они с Джорджией отправились в Централ-парк посмотреть на каток и даже отстояли очередь во всемирно известный магазин игрушек «FAO Schwarz». Джорджия согласилась, что все это – часть обязательной рождественской программы.

Но, когда автомобиль притормозил на Кармайкл-стрит, Эми снова задумалась о том, правильно ли она поступила, пригласив Джорджию в дом, который внезапно показался девушке меньше и куда более обветшалым по сравнению с тем, каким она его помнила. Когда она позвонила, папа сказал: «Чем больше народу, тем лучше». Он сам однажды притащил на обед бездомного, который попрошайничал возле «Демпси»: папа был рад любому поводу откупорить бутылку «Старого Рома». Эми знала, что мама сейчас бранится, считая тарелки и думая о том, кто где будет сидеть и что за чем подавать, а еще наверняка яростно полирует «хорошее» серебро – набор столовых приборов, который они купили в универмаге «Мэйси», а не в «Кеймарте». Эми куда больше беспокоили другие члены семьи. Что, если брат Билли опозорит ее, начав рассказывать об их детстве, а дядя Чак напьется и запоет? Более того, не будет ли все это в целом чересчур просто для такой изысканной леди, как Джорджия Гамильтон?

– Очаровательный дом, – сказала Джорджия, словно прочитав ее мысли. – Я уже предвкушаю знакомство с твоей семьей.

– Ну, не стоит ждать слишком многого, – откликнулась Эми.

– Напротив, Эми. – Джорджия взяла ее за руку, когда они направились по дорожке к дому. – Я верю, что приобретенное доминирует над врожденным, и считаю, что люди не рождаются цельными личностями. Ты – продукт своего воспитания, своей семьи, Эми Кэррелл, и я ожидаю, что твои родные также окажутся очаровательными.

Эми собиралась сказать, что ожидания не помешают дяде Чаку схватить гостью за задницу, но тут дверь распахнулась и Эми почувствовала, как ее заключают в объятия.

– С рождеством, тетя Эми! – завопили двое малышей, обнимая ее за талию.

– Тише, тише! – Она рассмеялась. – Осторожней, а то раздавите все подарки.

Дети тут же начали требовать показать им подарки, но Эми держала сумки вне зоны досягаемости, пока они все вместе не вошли в дом.

– Вот, положите их под елку.

Она огляделась и чуть не задохнулась от радости. Елка, как всегда, стояла в холле. Ее ветки склонялись под тяжестью многочисленных игрушек. Потрепанный, покореженный ангел, которого Эми так любила в детстве, красовался на верхушке. В каждой комнате со старых балок свисали старомодные бумажные гирлянды. Окна были украшены оленями и снеговиками из папиросной бумаги. Но больше всего Эми понравился запах: смесь аромата хвои, маминой еды, пунша и свечей, складывающаяся в неопределимый и очень узнаваемый запах родного дома.