Вики, вроде бы, не поняла самого главного, но я все равно задумалась о ее словах. Я могу полностью доверить Джейми свое тело — я чувствую себя в абсолютной безопасности, когда он меня трогает. Но я, наверно, не могу доверить душу тому, кто говорит, что я не должна его любить, и неважно, как я доверяю ему в плане тела.
Не знаю, что с этим делать, поэтому откладываю решение.
Дверь «Tried & True» оставлена открытой, а из колонок магазина гремят «Sleigh Bells». Я захожу внутрь и начинаю копаться в вещах — здесь много потрясающих платьев. Вещи распределены по цвету: красная секция, черная секция, зеленая секция...
Направляюсь в синюю секцию — это меньшее, что я могу сделать для мамы, доверившей мне свою кредитку. Рассматриваю платья, пытаясь сообразить, как я буду в них выглядеть, и слышу:
— Могу я вам помочь?
Увидев Регину, я удивляюсь так же, как она, увидев меня.
Ее лицо бледнеет.
— Что ты здесь делаешь? — шипит она, как будто у нее будут неприятности из–за меня или что-то в этом роде.
— Я... Ты здесь работаешь?
Она показывает на свой бейджик с именем и надписью «Tried & True» и скрещивает руки на груди. Она смотрит на меня со злостью, но выглядит нервозно — хочет выставить меня из магазина прямо сейчас. Я смотрю на ее ярко-красное платье в стиле 1950-х, идеально к нему подходящий кардиган с блестящими пуговицами и овальный пучок. Такое ощущение, что я в параллельной вселенной.
— Я ищу платье. Синее платье.
Она показывает на стойку, которую я уже видела, и возвращается за прилавок, не говоря ни слова.
Я начинаю с первого платья, сдвигаю его вправо. Потом сдвигаю и второе платье тоже. Проделываю то же самое еще с пятью и осознаю, что понятия не имею, что я ищу.
Я встаю перед Региной за прилавком, не вполне понимая, что делаю.
Она ставит печать с логотипом магазина на простые коричневые пакеты из бумаги. Я не произношу ни слова — просто смотрю на нее. Это совсем не тактика. Я действительно не знаю, что стоит сказать или сделать, я всего лишь стою и смотрю на нее.
На долю секунды, когда она смотрит на меня в ответ, кажется, что она может сказать нечто важное. Но она просто тянется под прилавок и делает музыку погромче.
— Ты такая странная, — нахмурясь, говорит она.
Я все еще стою и жду, когда она скажет мне проваливать. Судя по ощущениям, проходит целый час. Не представляю, где я беру мужество, чтобы продолжать стоять и смущать ее взглядом, но где–то оно находится.
Наконец она заканчивает, ставит последнюю печать и пачкает чернилами прилавок.
— Это ни хрена не твое дело.
Слова злые, но ее голос — нет.
Она не смотрит на меня.
И в этот момент я понимаю, что была права насчет Энтони.
Она берет охапку одежды, которую должна повесить на вешалки, и оставляет меня на своем месте. Я отхожу в угол с синими платьями и снова начинаю в них рыться. Нахожу простое, темно—синее шифоновое платье без рукавов с плиссированным подолом, высоким воротником на пуговицах и супер-драматичным овальным вырезом сзади. Снимаю его с вешалки и поднимаю вверх.
— Можно его примерить? — спрашиваю я у Регины, которая ушла так далеко от меня, как это только возможно в магазине.
— Ну, попробуй, — отвечает она, не глядя на меня.
Иду в примерочную и снимаю свою одежду.
Все, что я пытаюсь сделать, было бы гораздо легче, если бы я могла сказать Регине, что знаю про ее отца — тогда она бы не смогла от меня отмахнуться. Но, возможно, она бы разозлилась еще сильнее, обнаружив, что я знаю о ней такие личные факты — то, что Джейми не должен был никому рассказывать. То, что делает ее менее агрессивной — она же хочет, чтобы все ее такой считали.
Вообще-то, она и есть агрессивная. Но догадываюсь, что не со всеми.
Интересно, злится ли Регина на отца. Не знаю, как это работает у тех, с кем жестоко обращались — злятся ли они на людей, которые это с ними делают? Или это происходит намного позже, когда они уходят?
Что для нее хуже — злиться на отца или скучать по нему?
Думаю, что мне сложно злиться на моего папу.
На прошлой неделе Кэрон мучила меня на тему злости на папу. Я признала, что злилась на него, потому что его здесь нет, и он не придумал лучший способ заработать денег, чем поехать в Ирак, и не сказал мне, что решил остаться там надолго. Я не назвала другие причины, поскольку не думаю, что смогла бы объяснить, как злюсь, думая о том, как он всегда называл меня красивой, а теперь я знаю, что он говорил так просто, чтобы поднять мне настроение.
Когда я задумываюсь о жизни Регины, чувствую себя идиоткой, потому что вообще злилась на папу за что угодно.
Я надеваю через голову синее платье, и оно садится так, словно было на меня сшито. Оно совсем непохоже на все, что я покупала раньше, и, увидев свое отражение в зеркале, я в ту же секунду понимаю, что возьму его.
Переодеваюсь и выхожу из примерочной. Регина опять за прилавком, не отводит взгляд от витрины. Хотя музыка в магазине стала потише, я не уверена, что она слышит, как я иду.
Я кладу платье на прилавок, достаю мамину кредитку и жду.
Не глядя на меня, она берет платье и считывает сканером ценник.
— Скажи Джейми, — говорю я.
Я наблюдаю, как она аккуратно складывает платье втрое и заворачивает его в шелковистую бумагу. Она, не торопясь, заклеивает оберточную бумагу стикером с логотипом магазина, а потом тянется за карточкой.
— Если бы ты лучше его знала, ты бы поняла, что тогда случится.
Она вставляет карту в терминал, и мы вместе ждем. Кассовый аппарат начинает жужжать и трещать, печатая чек.
— Готова поспорить на что угодно, он бы предпочел, чтобы ты сказала ему правду, а не защитила от драки.
Она отрывает чек и кладет на прилавок вместе с ручкой, чтобы я на нем расписалась. Я наклоняюсь и расписываюсь, затем она разделяет чеки, откладывает мой экземпляр и протягивает руку за ее экземпляром.
Но не берет его.
Я оставляю его на прилавке.
— Он и так достаточно сделал, — говорит она.
Пока мы смотрим друг на друга, я понимаю, что она пытается сообразить, как много мне известно. Я не даю ей подсказок.
— Пожалуйста, ты должна...
В ее глазах вспыхивает огонь.
— Не говори мне, что я должна. Не лезь в то, что себе навыдумывала, и не говори ни хрена. Мне от тебя ничего не нужно.
Она берет с прилавка сверток с платьем и кидает его в коричневый пакет со свежим штампом, который толкает по прилавку ко мне.
— Это неправильно, то, что он делает, — говорю я.
Ее глаза наполняются слезами, и она выглядит еще злее.
— Тебе-то какая разница, — говорит она, поворачивается ко мне спиной и делает вид, что занята с компьютером, который стоит на столе позади нее, а сама яростно вытирает слезы. — Иди отсюда.
Я беру пакет и разворачиваюсь, чтобы уйти, но замираю, когда вижу Конрада, стоящего у входа. Понятия не имею, сколько он здесь пробыл, но он переводит взгляд с Регины на меня, смущенный, обеспокоенный и, может, даже напуганный.
— Что ты имела в виду? — спрашивает он у меня.
Первый раз Конрад обратился ко мне без злой интонации.
От звука голоса ее брата Регина поворачивается. Ее взгляд перескакивает на меня, и она молчит, чтобы узнать, что я собираюсь делать.
Даже я жду, чтобы узнать, что я собираюсь делать.
— Что-то не так? — обращается ко мне Конрад.
Глядя на него, я вижу его в День Святого Валентина и его любовь к Джейми, которую я обнаружила, хорошо это или плохо... Я вижу Трейси, использовавшую свое место в «Списке шлюх» для создания «Списка Шика»... Я вижу себя, пытающуюся соединить все это и разобраться, чего я не делаю, не могу или не хочу.
И у меня наступает... думаю, это можно назвать «момент истины».
Иногда люди помогают друг другу и вмешиваются в дела других людей; иногда мы держимся в стороне и позволяем другим самим выбирать свой путь. Всегда правильно предложить помощь, но не всякая помощь правильна.
Я продолжу говорить Регине, что знаю о том, что делает Энтони, и это неправильно, и есть люди, которые могут ей помочь. Но я не оскорблю ее, рассказав ее брату или кому–нибудь еще о том, во что, по ее словам, я не должна лезть. Только Регина может рассказывать об этом людям. Если она не станет, вдруг она потом снова окажется в таком же положении с другим парнем?
Я не отвечаю на вопрос Конрада. Вместо этого я говорю: «Конрад, извини за то, что я сказала на дискотеке».
Конрад выглядит еще более ошарашенным и смущенным. Я выхожу из магазина со своим красивым платьем, оставив Деладдо одних.
***
Я все время поглядываю на светящуюся кухню ресторана, когда официанты в смокингах проскальзывают через откидные дверцы. Шеф-повар с помощью большого кондитерского мешка наносит последний цветок на огромный шоколадный торт, лежащий на одном из столов из нержавеющей стали, а его помощник придумывает идеальное расположение для каждой из моих шестнадцати свечек.
Я могла бы пропустить первые четыре блюда из ужина, организованного для нас Дирком, и просто съесть кусок праздничного торта. Ведь утиное консоме и фуа-гра — совсем не моя тема, хотя честно говоря, я не вполне знаю, что это. Но после сегодняшнего просмотра «Проекта Ларами» я решила, что смогу быть вежливой и благодарной и просто на один вечер поплыть по течению — даже, если это означает мой День Рождения в компании Кэтлин, Дирка, Холли и Роберта.
Мама возвращается из похода в уборную, а Дирк встает из-за стола, чтобы отодвинуть ее стул, игнорируя крутящуюся рядом официантку, которая бросается на помощь в ту же секунду, когда ему что-то нужно. Она подходит к нашему столу под любым возможным предлогом, и я могу сказать, что Дирка это раздражает. Зато мама почти не замечает эту суетливую женщину. Она просто взволнована тем, что этот вечер происходит по-настоящему.
Я догадывалась, что мама хочет устроить в мой День Рождения нечто особенное, зная, что в день моего четырнадцатилетия я сидела с ней дома и смотрела телевизор, а в день пятнадцатилетия — болела мононуклеозом и плакала на кухне, тоже с ней. Но я была в бешенстве, когда сегодня выяснилось, что секретный мамин план — пойти с Дирком смотреть на Роберта и Холли в «Проекте Ларами», а потом поехать на ужин в Нью-Хейвен — оказался планом Дирка.
Дело в том, что план Дирка гениален в своем роде, потому что супер-сложно оставаться в бешенстве во время спектакля типа «Проекта Ларами».
Постановка была красивой и душераздирающей. Это спектакль о людях из Ларами, знавших Мэттью Шепарда, включая тех, кто убил его, и тех, кто пытался его спасти. О том, как случившееся с Мэттью, изменило их и перевернуло все, во что они верили. По сути, это постановка, заставляющая людей быть добрее друг к другу. Похоже, она действует и в перспективе — не думаю, что кто-то выйдет с «Проекта Ларами» и продолжит считать, что глупые ссоры с друзьями, братьями и сестрами, того стоят. Готова поспорить, что Дирк понимал, что это сыграет в его пользу в маминых глазах.
Себе на заметку: Дирк Тейлор не тупой.
В спектакле все были хороши. Холли была как всегда очаровательна, а Роберт проделал супер—серьезную работу. Даже Мэтт сыграл нормально — говорил свои реплики в нужный момент и не намеревался все испортить, что было даже удивительно. Очевидно, мистер Доннелли — чудотворец.
Но Конрад оказался просто звездой. Все актеры в труппе играли несколько разных ролей, и Конрад, как никто другой, перевоплощался в каждого из своих персонажей. Самый поразительный момент был, когда он играл врача скорой помощи, и произносил очень тяжелый монолог о состоянии Мэттью, поступившего в больницу. То, как Конрад это сделал, было невероятно. У меня побежали мурашки, не только из-за сюжета или игры Конрада, но и из–за того, что Конрад стал актером прямо у нас на глазах. Он нашел то, чем может заниматься, и идеально с этим справляется.
Первый раз в жизни я даже завидую Конраду Деладдо.
К моменту окончания спектакля я чувствовала себя так, словно побывала в Ларами и поговорила с людьми, лично знавшими Мэттью Шепарда. После поклонов была конференция, на которой актеры отвечали на вопросы, а мистер Доннелли объяснил, как он надеется, что постановка поможет людям понять, что значит — принимать других такими, какие они есть.
"Признания без пяти минут подружки (ЛП)" отзывы
Отзывы читателей о книге "Признания без пяти минут подружки (ЛП)". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Признания без пяти минут подружки (ЛП)" друзьям в соцсетях.