Галина Чередий - Проект «Ворожея»

— Малыш, нам поговорить нужно.

Опять Алина зацепила мою единственную чистую рубашку, а значит, сегодня на работе от меня будет нести как от парфюмерной лавки. Что за идиотская манера хватать чужие вещи? С чего все без исключения девушки считают, что напялить на голые телеса мои вещи — это охренеть как сексуально? У меня что, по их мнению, на собственную рубашку вставать должен? Пришла трахаться к мужику — ходи голой. Если бы я напялил ее топик, не прикрывающий пупок, это показалось бы ей сексуальным? Не-а. Наверняка бы визжала, что я извращенец и порчу ее охренительно дорогой кусок тряпки. А еще говорят, что это у мужиков двойные стандарты. Сто процентов какая-то курица безмозглая придумала эту фигню с мужскими вещами, написала в каком-нибудь говноблоге, а все без раздумий кинулись повторять. Хотя не знаю, может, и есть парни, которым нравится подобное. Но это не я однозначно. Это моя квартира, моя территория и мои тряпки. И просто терпеть не могу, когда мое трогают.

— Ма-а-алы-ы-ыш, — снова заканючила Алина. — Ты меня слышишь?

Прекрасно слышу и еще лучше понимаю, к чему все идет. Но нет, дорогуша. С такими вопросами не ко мне.

— Рубашку мою сними, она последняя чистая осталась, и иди одевайся. Я и так уже опаздываю, — не оборачиваясь, ответил, сплевывая в раковину.

Ага, вот он, этот настороженный взгляд. Да, ты все верно понимаешь.

— Антош, я же тебе уже сто раз предлагала: давай я и уберусь, и приведу в порядок твои вещи, — тон из ноющего моментально стал искусственно-заботливым.

— А я сто раз говорил тебе — нет, — практически выдернул из рук совершенно голой Алины рубашку, скользнув уже безразличным взглядом по паре отличных сисек, привлекших меня пару недель назад. Задница тоже, надо сказать, просто супер, но уже, однако, примелькалась. Понюхав вещь, скривился. Она что, нарочно на нее духами брызнула? Вот гадство. Думает, я нюх потерял или оценю эту херню с попыткой установить собственнические границы? О, да, я оценил и проникся.

— Почему? — идеально выщипанные бровки сошлись на переносице, а глаза просканировали мое выражение лица.

— Потому что я сам убираю в своем доме и сам забочусь о своих вещах. — Не собираюсь я сглаживать углы. Пора прощаться с Алиной. Ибо мы уже вплотную подошли к тому моменту, когда из милой, сексуальной, покладистой зайки она готова обратиться в гребаного питбуля, который вцепится в меня намертво. Не-е-ет. Со мной эта фигня не сработает. У меня свои нерушимые границы, и пытаться их подвинуть я не позволю никому.

Алина развернулась и хлопнула дверью ванной. Твою же мать, будто того, что проспал и башка трещала, мне и так было недостаточно. Пока глотал обжигающий кофе, она появилась полностью одетая на моей тесной кухне с таким лицом, будто кто-то умер, но мне пофигу.

— Кофе будешь? — спросил чисто из вежливости. Ответ знал.

— Я такую дешевую бурду не пью, — огрызнулась она.

— Какая жалость.

Она демонстративно не села, но когда поняла, что мне плевать, шумно выдохнула и отмерла. Вот, сейчас начнется.

— Сегодня вечером заедешь за мной? — как ни в чем ни бывало спросила она, закуривая.

Когда башка с утра трещит нещадно, запах дыма до завтрака — это такая, сука, удачная идея.

— Нет.

— Завтра?

— Нет. — Я знаю, что мерзавец, но никогда никем другим и не прикидывался.

— А когда?

— Никогда, Алина. Я буду занят. Очень.

Она вздрогнула, и мне стало на секунду стыдно. Но лучше так и сейчас.

— Я могла бы приехать сама. — Голос девушки дрожал, и я уже в который раз себя спрашивал, зачем женщины это каждый раз делали? Красивые, гордые, уверенные в себе и сексуальные в этот самый момент почему-то превращались в жалкое подобие себя или же во взбесившихся фурий. Разве такой бессердечный мерзавец, как я, за которым давно закрепилась слава законченного ублюдка в отношениях, стоил всех этих эмоций? Я не долбаный олигарх, не звезда спорта с миллионной зарплатой, не актер. Обычный следак с копеечной зарплатой, скверным характером и квартирой, похожей на свинарник, потому что полноценный выходной выпадал максимум раз в месяц, и его я предпочитал провести с парнями за пивом, а не вылизывая жилплощадь до блеска. Неужели мужик и правда так измельчал, что даже на такого нормальная, уважающая себя женщина может сделать ставку и расстроиться, когда ничего так и не получится? Да будь я женщиной, в жизни со мной не связался бы. Все, на что я пригоден, это несколько часов качественного грязного траха, и то, пока возраст позволяет, и встает без сбоев.

— Не надо приезжать, Алина.

— У тебя какое-то важное дело? Это надолго? — Ну вот, уже глаза заблестели. Как же я это ненавидел.

— У меня все дела важные, Алина. Я убийства расследую. — Разве дела о том, как один человек разумный позволяет себе лишить другого такого же человека единственного, по-настоящему ценного, можно сортировать на более или менее значимые? Вероятно, можно, но я за годы работы и с возрастом стал бездушным и циничным, наверное, во всех аспектах жизни, но только не в этом. — Просто нам стоит закончить.

— Но почему? — прошептала она, прижимая ладонь ко рту, и ее лицо исказилось.

— Потому что ты с самого начала знала, что так и будет. Мне не нужны отношения. Только секс. Разве мы не говорили об этом сразу? Ты используешь меня, я использую тебя.

— Говорили… но я думала…

— Думала что? Что произвела на меня неизгладимое впечатление, и я забыл о существовании всех остальных женщин в мире? — насмешливо посмотрел на нее. Ну не настолько же она глупа?

— У тебя… кто-то есть? — нервно затянулась, и я видел, как дрожал огонек сигареты.

— Детка, у меня всегда кто-то есть или вот-вот будет. Ты же понимаешь, с кем имеешь дело, — цинично усмехнулся я.

— Мне казалось, у нас что-то особенное, — Вот это уже зарождение гнева.

— Нет ничего особенного в том, чтобы трахать кого-то до бесчувствия. Я это делал до тебя и буду делать после, — безразлично пожал я плечами.

— Ты… ты урод, — крикнула она и швырнула в меня окурок. Поймал его, слегка обжег пальцы и кинул в кружку.

— Ага.

— Да кому ты нужен вообще.

— Точно.

— Нищеброд. Хамло.

— Тоже верно.

— Я на тебя почти месяц убила, терпела этот твой свинарник гребаный.

— Вообще-то две недели, но все равно напрасно, детка. Терпеть не стоило.

— Ты еще пожалеешь. Будешь на пузе за мной ползать, — вопила она уже из прихожей, и я ощутил еще босыми ступнями сквозняк.

— А вот это вряд ли, — пробормотал сам себе, кривясь от оглушительного хлопка дверью.

На улице было мерзко и сыро, ежился, пока шел к своей старой "Тойоте". Как же я не выношу эту нашу осень. Дождь все время. Если его нет прямо сейчас, значит, он только что закончился или вот-вот пойдет снова. В голове намертво засел бешеный дятел и долбил без остановки, несмотря на пару таблеток обезболивающего. Сука. Надо уже прекращать эти кувыркания почти до утра. Секс — штука замечательная, но, видимо, я уже достиг того возраста, когда сон может быть ценнее интенсивных постельных упражнений.

Скривился, когда по сожалеющему взгляду Верочки — секретарши шефа, понял, что как всегда я последний. Ай, ладно, все уже привыкли к моим опозданиям и забили на них. Постучал и вошел, ожидая ставшей привычной отповеди начальства. Но, однако же, шеф на меня только мрачно глянул и кивнул, приказывая сесть. Ну и замечательно.

— Итак, начну снова для тех, кто считает, что у них свободный график посещения. — Ну надо же, это почти нежно. — Умники из министерства решили, что наши показатели раскрываемости их не впечатляют. Думали они, думали и придумали, как нам, лентяюгам, помочь.

Голос шефа был щедро наполнен желчью, и я его понимал, как и коллеги, чьи лица кривились, словно от кислятины. Чтобы там ни родилось в мозгах жирнозадых дармоедов из министерства, отдуваться-то всегда нам.

— И в этот раз их помощь не простая, а прямо-таки волшебная, — практически выплюнул шеф, и все хмыкнули, сдерживая презрительные смешки.

Что это еще за фигня?

— Для того чтобы научить нас, неумех, работать по-настоящему, — все более язвительно продолжал он, — к нам прислали госпожу ясновидящую Владиславу Арифееву.

Шеф дернул головой влево, и я наконец заметил сидящую в общей массе брюнетку. При слове "ясновидящая" у меня в голове сразу возник образ расфуфыренных дамочек, с ярким макияжем, устрашающим маникюром, с ног до головы увешанных разными цацками, типа амулетами. Такие частенько вещали по ТВ замогильными голосами. Но на самом деле там, ссутулившись, сидела тощая женщина лет где-то тридцати, в невзрачном сером свитере, похожем, скорее, на мужской. У нее было жутко бледное, даже сказал бы, немного изможденное лицо со впалыми щеками и острыми скулами. На голове не было и намека на прическу, просто небрежный бесформенный пучок. Она замерла под направленными на нее взглядами, опустив голову, глаз я не смог рассмотреть, они как занавесью были закрыты густой растрепанной челкой. Худые руки с очень длинными тонкими пальцами и кое-как обломанными ногтями лежали на столе, нервно сцепленные и напряженные. Кожа на кистях такая бледная, что казалась почти прозрачной, и я мог даже со своего места проследить рисунок каждой синеватой вены. Острые плечи выпирали из-под вязаного трикотажа, усиливая общую неприглядную картину.

— Видящая, — тихо, немного сипло проговорила она. Почему-то мне пришла мысль, что делала она это нечасто. В смысле — говорила. Несмотря на это, все присутствующие слышали ее хрипловатый голос отчетливо.

— Что, простите? — раздраженно дернулся шеф, будто ему припалили зад. Он страшно бесился, когда кто-то лез в его вотчину. Да, собственно, кто это любит вообще? Короче, я совсем не завидую этой бледной дамочке. Он сделает все, чтобы сожрать ее с потрохами.

— Я не ясновидящая, а просто видящая, — без всяких эмоций, не поднимая головы, поправила его она, явно зарабатывая себе еще несколько баллов по шкале его неприязни.

— Какая на… Не важно, — пробормотал шеф и снова скривился, будто у него запор. — В общем так. Госпожа Арифеева прикрепляется к одной из групп по расследованию убийств на испытательный срок в три месяца. — Коллективный страдальческий вздох наполнил кабинет. — По истечении этого времени министерство ждет от нас отчетов и результатов.

Шеф замолк и стал обводить сидящих за длинным столом тяжелым взглядом, и, клянусь, все молились, чтобы великая честь повесить себе на шею обузу в виде госпожи Владиславы миновала их.

— Чудинов, — Я буквально подпрыгнул на месте. — Прикрепляю ее к твоей группе.

Что? Нет. Нет-нет-нет.

— Да что я сделал-то? — вырвалось у меня.

— Ну, ты у нас известен способностью ладить с противоположным полом, и с дисциплиной у тебя не очень. Думаю, самое то, — насмешливые рожи избежавших проблем коллег усиливали и мое разочарование, и головную боль.

— Я не согласен. Мы не в песочнице играем, особенно сейчас, а маньяка ловим. Пристройте ее вот всякий антиквариат искать к Фетисову, — возмущенно возразил я.

— Не-не-не, — замахал руками мой приятель и сослуживец. — Нам такого добра не надо.

— Чудинов, а ничего, что начальник здесь пока я? — рыкнул шеф, и я понял, что попал, и отмены приговора не будет. — Если я говорю, что госпожа Арифеева будет работать с тобой, значит, так и будет. На этом все. Свободны.

— Ага, и фамилия у тебя как раз в тему. Да и экстрасенсов ты еще не трахал, — ехидно прошептал Фетисов, наклоняясь ко мне через стол и скалясь во весь рот. Ближайшие к нам коллеги его все же услышали и начали давиться смехом. Ну, погоди, язва, я найду, чем тебе отплатить.

Шеф хлопнул по столу и махнул руками, приказывая убираться. Я подорвался и вылетел из кабинета одним из первых. Нет, ну это наверняка мне в наказание. Карма, мля. Обидел одну бабу, и тут же тебе навязали другую, причем без возможности отряхнуться. Хорошо еще, что ненадолго. Хотя, может устроить ей такой теплый прием, что она и сама раньше времени скиснет и свалит обратно к своим жирнозадым покровителям в министерство? Кому это в голову могло прийти вообще? Докатились до помощи экстрасенсов. Позорище.

Влетев в кабинет, буркнул приветствие своему помощнику Василию и плюхнулся в кресло, строя мрачные коварные планы по избавлению от этой тощей обузы. Тихо постучали, и мадам Владислава появилась в дверном проеме во всей, так сказать, красе. Замеченный мною ранее свитер крупной вязки явно был ей не по размеру, или просто ее худоба была чрезмерной, но висел он на ней бесформенным мешком, достигая середины бедра. Разве сейчас еще такое носят? Из-под этого предмета одежды виднелись застиранные мешковатые джинсы. На ногах совершенно нелепые в такую погоду тряпичные балетки, явно видавшие лучшие дни. И причем, насколько мне видно, еще и промокшие. Твою же дивизию, так ведь можно все нутро застудить. Тоже мне, госпожа Влада. Что за нелепый вид? Разве ясновидящие не гребут бабки лопатой, одурачивая доверчивых идиотов, которым деньги девать больше некуда? Я молча размышлял, не спеша проявлять любезность, она же так и стояла, помощник тоже пялился, не говоря ни слова. Пройдясь снова взглядом от ее жалкой обуви до лица, я вдруг ощутил, будто меня от дикой перегрузки буквально вдавило в кресло, да так, что ни вздохнуть, ни шевельнуться. На фоне жутко бледной кожи ее худого лица огромные темно-карие глаза казались двумя провалами, наполненными такой беспросветной тьмой и болью, что аж до костей пробрало, а в глотке будто застрял кусок льда, перекрывая доступ воздуха. Это длилось, наверное, несколько секунд, но и их мне хватило, чтобы ощутить ужасающую близость чего-то совершенно чуждого, такого, от чего у нормальных людей волосы дыбом встают и случаются приступы беспричинной паники. У нормальных, но не таких, как я или эта женщина, стоявшая прямо сейчас передо мной.