— Итак, что предлагаешь сделать? — нахмурился я так, что аж между бровей зачесалось.

— Ты нигде не упоминаешь о том, что я могу быть потенциальной жертвой, и тем самым мы избегнем любого ненужного вмешательства. Во-первых, это может быть полной чушью, а во-вторых, если это правда, то маньяк теперь сам меня будет преследовать, а не мы его. Если я ему действительно нужна, то рано или поздно он придет за мной, а учитывая, что ты всегда рядом, то тут и конец всему.

— Вот так все просто, по-твоему, Влада? — нервно хохотнул я. — То есть мы делаем из тебя чертову приманку — на это я должен согласиться? И из всего прикрытия у тебя один я?

— Я тебе доверяю, — ответила Влада так, словно это все решало, и прямой ее взгляд подтверждал ее слова.

— А я себе? — огрызнулся я, зашагав на кассу.

— Это слишком много для тебя? — вопрос Влады заставил резко развернуться, а выражение уязвимости на ее лице ударило как камень в грудь.

— Ты хоть понимаешь… — я взмахнул корзиной, чуть не растеряв все содержимое. — Я же жить не смогу потом, если допущу, чтобы с тобой…

Даже вслух такого не произнесу. Чур меня. Влада подступила ко мне ближе, обхватила руками вокруг тела и коротко прижалась ухом к сердцу. И-и-и… черт, как-то разом отлегло.

— Мы его поймаем так или иначе, — абсолютно уверенно сказала она, отстраняясь. — Должны поймать. К победителям совсем другое отношение. Может, наблюдать за мной не перестанут, но и обратно в центр не вернут. Я не готова расстаться с тобой, Антон.

А вот тебе, мужик, и ответ на твои незаданные вопросы о будущем. Я покачал головой, смиряясь с тем, что нет у меня права ни отказаться, ни подвести эту женщину.

— Поймаем так поймаем, — проворчал я, соглашаясь с неизбежным. — Поехали домой. Я жрать хочу как собака.

В квартире я сразу отправил уже слегка хлюпающую носом Владу набирать горячую ванну, самостоятельно сварив пельмени, навалил их в большую миску и, прихватив только одну вилку, пошел к ней. Вручив ей тарелку, разделся и влез в горячую воду, втиснувшись в мою совсем не огромную ванну за ее спиной и обхватив ногами и руками. Так мы и сидели, выгоняя из тел уличную промозглость, плотно прижавшись друг к другу и поглощая мужскую пищу богов, и болтали о чем угодно, только не о работе, до тех пор, пока Влада не стала клевать носом. Вытащив ее сонную из воды, я завернул Владу в свое единственное большое полотенце и велел отправляться под одеяло. Когда пришел в постель сам, она уже спала. Прижался к ней со спины, уютно уткнувшись в затылок носом, а в поясницу стояком, который намекал, что неплохо бы немного заняться подвижными играми. Но, как ни странно, мое мнение с его сегодня не совпадало. Успеется еще. Я никуда Владу отпускать теперь не намерен. Никогда, так что еще играть не наиграться.

ГЛАВА 31

— Что, на хер, за ересь ты написал в отчете, Чудинов, — надсаживал горло на следующее утро шеф, экстренно вызвав меня на ковер.

Уже по дороге сюда я точно знал, что ждало меня как минимум жесткое сношение прямо в мозг. Но того, что шеф будет настолько разъярен, не предполагал. Он орал так, что его наверняка было слышно в конце квартала, расписывая мне, какой я тупой придурок и одновременно ужаленный в задницу выскочка, портящий ему все показатели раскрываемости, целенаправленно и злонамеренно плодящий висяки.

— Совсем с этой экстрасеншей на пару чокнулись? Какой, к е**ням, второй маньяк? Закрывай хреново дело немедленно.

— Нет, — огрызнулся я, готовясь к новому раунду воплей. — У меня недостаточно доказательной базы.

— Недостаточно? — перешел на рев начальник. — Так, млять, сделай, чтобы было достаточно. Мне что, тебя как салагу какого-то учить? Бери за жопу Славского и дожимай. Засунь его на пару ночей в пресс-хату, и запоет как миленький. Пусть чистосердечное по всем эпизодам пишет, и на хер с моей шеи и это дело, и девку эту жуткую вместе с ним.

— Вы, Алексей Семеныч, мне сейчас даете прямое указание подтасовать факты? Если так, то я хотел бы получить его в виде письменного приказа с долбаной печатью.

Слова вырвались сами собой, и я в первое мгновение сам себе не поверил, что ляпнул такое, а в кабинете концентрация начальственного бешенства повысилась до запредельной. Шеф с особым цинизмом убивал меня взглядом молча, видимо, не в состоянии подобрать пока слов для выражения всей степени моего падения в его глазах. Я и сам осознавал, что бросил вызов, и теперь будет он меня жрать по-черному, пока не выживет вовсе. Если велят закрывать дело, то в системе принято отвечать "как быстро?" или "с какой формулировкой вас устроит?", а не умничать и задавать крамольные вопросы. Потому как всем прекрасно известно, насколько в нашей работе различается как положено по всем правилам и на что ты имеешь право и то, что есть в ежедневной реальности. Секундная паника быстро сменилась неожиданным спокойствием. Ясное дело, мне, скорее всего, пора подумывать о новом месте работы. Но это стоило того, чтобы не отступить от своих принципов тогда, когда это было настолько важно и касалось чьих-то жизней. Для меня так и пофиг, насколько это пафосно и что я, может, не вывезу то, во что впрягся. Но пытаться буду.

— А ты, случаем, не под крыло ли к этому Гарденину собрался, Чудинов, что такой борзый-то стал неожиданно? — вот теперь шеф не орал. Он, нависая над сидящим мной, одаривал такой степенью презрения, на какую только был способен. — Что, надеешься на новом месте на повышение? Здесь-то тебе его никогда не видать с твоим паскудным характером.

— Я, Алексей Семенович, ни в чьем покровительстве никогда не нуждался и, даст бог, не буду. — Я окончательно набрался наглости, поднялся, и теперь ему приходилось смотреть на меня снизу вверх. — А дело я это закрывать не стану не потому, что хочу выпендриться или на меня кто-то, как вам мнится, влияет. Я хочу убийцу поймать. Настоящего. И работаю я здесь именно ради этого, а не гонясь за новыми званиями.

— Ну-ну, Чудинов, — насмешливо выплюнул шеф. — Это потому что тебе ни славы, ни чинов не надобно, тут крутится твоя жена бывшая со своим микрофоном? Интересно, ты как между нею и Арифеевой разрываешься? Понедельник, среда, пятница — одна, остальные дни — другая? Не сотрется хоть?

— Если и сотрется, Алексей Семенович, то сейчас медицина чудеса творит. Зато будет что вспомнить, когда стоять уже не будет, — огрызнулся и, наплевав на все, направился к двери. — А по поводу госпожи кореспондентши вы не в ту сторону стойку делаете. Кто-то у нас есть в управе болтливый, но это точно не я.

— А ну стоять, Чудинов, — снова рявкнул шеф. — В общем так: неделя тебе на то, чтобы дело закрыть. Терпеть то, как мне темя долбят сверху, я больше не намерен. Или это ты делаешь, или я его Палкину какому-нибудь передам, и он уж расстарается. ДНК есть, от того, что жертву знал, не отпирается, и признание будет. А дальше, по мне, хоть трава не расти. Пусть его хоть в колонию закрывают, хоть в дурку кладут.

— А что ваш Палкин станет делать, когда этот Экзорцист ему новый труп подкинет? — озлился я.

— Разберемся. Думаешь, ты один такой незаменимый и без тебя больше и маньяков ловить некому? Нашелся, звезда сыска хренова, — отмахнулся шеф. — А теперь пшел вон.

И я пошел. Шагал по коридору, просто позволив себе кипеть, и материл под нос и шефа, и вышестоящее начальство, и гребаных Палкиных, которые всегда имеются на подхвате, и все гадство мира в принципе. Вломившись в кабинет, застал там Витьку Харитонова, долговязого, тощего дрыща из наших айтишников, восседавшего с сияющей рожей на моем скрипучем стуле.

— О, Чудо, привет. А я тут к вам на чаек напросился и не с пустыми руками даже пришел. — И он кивнул на здоровую, всю в позолоте коробку конфет, стоявшую на столе перед Владой, продолжая скалиться так, словно ему за ширину этой сраной улыбки премию в три зарплаты пообещали.

Вот напрасно он сейчас так внезапно чай возлюбил, да еще и в моем кабинете. Подойдя к столу, я схватил коробку и практически швырнул ему на колени.

— Дома будешь чаи гонять, — рыкнул, прекрасно понимая, что веду себя как натуральный мудак, да только нечего к моей женщине таскаться. — Люди работают тут, между прочим.

— Антох, ты чего? — Лицо Витьки вытянулось, и он покосился на Владу, будто ожидая осуждения моему поведению или поддержки. — Шеф, что ли, вызверился?

— Дверь там, Харитонов, — ткнул я пальцем в нужном направлении. Парень поднялся и все же попытался вернуть коробку на стол. — Забери.

— Все настолько плохо, что даже шоколадом не исправишь? — спросила Влада, как только Витька вымелся из кабинета. Она слегка улыбалась, но это никак не скрывало тревожный блеск в глазах.

— Нравится, когда к тебе всякие неудачники подкатывают? — Да, похоже, фильтр между мозгом и языком у меня пришел в негодность.

— Мне ты нравишься, Антон, — не изменившись в лице, ответила Влада и, шагнув ближе, погладила по щеке, и я, вздохнув, закрыл глаза и потерся о ее мягкую кожу.

— А пойдем отсюда к чертовой матери? — предложил, ощущая острую потребность побыть где угодно, только не на работе. Вот ведь парадокс, учитывая, что последние годы все было с точностью до наоборот. По сути, я всегда был на работе. Даже когда дома сидел перед телеком или с коллегами в баре, я думал о делах. И когда флиртовал, и когда трахался. А сейчас вот не хотел. В конце концов, пятница, так что пошло оно все.

— Пойдем.

Я довез нас до городского парка, и мы пошли по центральной аллее, где плитки тротуара почти не было видно под сплошным ковром мокрых опавших листьев всех оттенков от желтого до ржаво-коричневого. Обнял Владу за плечи, она без раздумий прижалась ко мне, и я повел ее вглубь парка, подальше от всех наших проблем. Небольшая передышка от того, кто мы для всех вокруг, ради того, чтобы прочувствовать получше, чем так скоропалительно и неожиданно стали друг для друга. Никакого притворства, необходимости защищаться, распутывать хитросплетения чужих преступлений, просто прогулка двух влюбленных. Черт, я… влюблен?

— Чему ты улыбаешься? — покосилась на меня Влада, и ее губы тоже дрогнули, как будто она заражалась от меня.

— Я думаю, что влюбился в тебя, Влада.

Она опустила голову, пряча от меня лицо, и так мы прошли несколько шагов.

— Хорошо, — наконец произнесла она.

— Хорошо?

— Да, хорошо. Потому что я влюблена в тебя с того дня, когда ты удержал меня от побега. А может и чуточку раньше.

Я сбился с шага, запутавшись в собственных ногах, и дернул воротник, потому что в целом чертовом парке для меня вдруг не нашлось ни глотка воздуха. Как Влада умеет сказать что-то способное действовать на меня вот так? Без надрыва, дрожи в голосе, пафоса, сюсюканья, но так… Черт. Ощущение — будто по затылку врезали и все поплыло, или под кайфом, или я вдруг опять мальчишка и все у меня впервые, так остро и сногсшибательно, по-настоящему, как больше никогда потом не бывает, не повторяется. Дышать так больно и, в принципе, незачем, идти никуда не надо, потому что все жизненно необходимое прямо перед тобой. Как я могу чувствовать себя настолько нелогично счастливым, когда вокруг все так неоднозначно и хреново?

— Давай поедем домой, выключим на фиг телефоны и все выходные проваляемся в постели? — заглянул я в темные глаза Влады, готовый умолять. — Мне сейчас вот прям очень-очень надо с тобой в постель, Влада.

Чистая правда, и вовсе не потому, что приспичило аж до зубовного скрежета, хотя и это тоже, а потому что невыносимо хочу просто остаться наедине, без всяких преград. Лежать голышом, прижавшись повсюду, делясь теплом, продолжая осознавать, что мы есть друг у друга.

Влада кивнула и, схватив меня за руку, почти бегом потащила обратно к машине. Словно бестолковые подростки мы неслись вперед, поскальзываясь на мокрых листьях и хохоча при этом как над самой забавной вещью в мире. Мой телефон задергался в кармане, когда мы добежали до моей старушки и я прижал Владу в гладкому боку автомобиля, ловя ее губы, пока она, смеясь, вертела головой, ускользая от меня.

— Чудинов, — гаркнул, прижав телефон к уху и не думая прекращать своего занятия.

— Эм-м-м… — замямлил кто-то на том конце. — Капитан Чудинов, я Мазуров, доктор, вы просили позвонить, когда Тимур Глазов придет в сознание.

Влада, естественно, услышала и тут же изменилась в лице, насторожившись.

— Ну и? — наши глаза оказались напротив, и мне едва застонать не захотелось, когда увидел, как расширяются зрачки Влады, выдавая возвращение так ненадолго покинувшей нас тревожности.

— Он очнулся. — Ну надо же, как потрясающе вовремя, — И даже настаивает на том, чтобы вы и какая-то его сестренка приехали немедленно. Вы знаете, кого он имеет в виду?