Я испуганно оглядываюсь на него, но он неумолим. Дрожа от волнения и страха, захожу в темноту.

Тут же включается свет из многочисленных маленьких ламп по периметру овального потолка. Вся эта небольшая комната представляет из себя небольшой овал. И в ней нет ничего, кроме голых светло-серых матовых стен. Даже окон.

Мраморный пол поделён изогнутой линией поделён на две равные части. Серую при входе и белую. Я вновь оглядываюсь назад и вижу, что Давид стоит за мной, а дверь в стене будто исчезла — её очертания с этой стороны так плохо видны, что нужно напрягать зрение, чтобы их заметить.

— Пожалуйста, не делайте мне ничего плохого… — шепчу я.

Здесь не холодно, но я дрожу. Обнимаю себя руками.

— У меня нет таких целей, — покачав головой, произносит Давид. — И чем раньше ты это поймёшь, тем лучше.

— Хорошо… — чуть выдохнув, благодарно отвечаю я.

— Снимай халат и проходи на белый участок пола.

Дрожащими руками я отдаю ему одежду и прохожу в дальнюю часть комнаты, ступая босыми ногами по мрамору. Он не холодный, тёплый. И может быть это даже не мрамор, а какой-то другой материал. Просто так выглядит.

Дальше происходит что-то невообразимое. По крайней мере я такого никогда раньше не видела…

Комната преображается. Вся эта изогнутая граница между светлой и тёмной частью пола до стен и потолка заполняется решётчатой светло-зелёной сеткой. Меня будто запирают в клетку. А на той части, где остаётся Давид изменения происходят ещё большие. Он нажимает на другом пульте какие-то кнопки и из стены выезжает панель, складывается, превращается в белые стол и стул. В одной части стена будто проваливается, создавая нишу-шкаф, откуда Давид достаёт белый халат. Он надевает его и садится за стол. Белая столешница вспыхимает и вижу, что по сентру располагается какой-то большой экран. Давид принимается нажимать на его кнопки, двигать какие-то картинки, листать графики.

— Не подходи к сетке. Иначе возникнут помехи.

Я вообще не двигаюсь. Стою, обнимая себя руками, и с ужасом смотрю на то, что происходит.

Давид, играя желваками, сосредоточенно кликает по экрану, затем встаёт и говорит:

— Жди здесь, я скоро подойду.

В стене появляются очертания двери, и спустя несколько секунд Давид выходит наружу. Дверь встаёт на своё место, и снова будто растворяется в стене. Я остаюсь в этой комнате одна.

Впечатление, что всё это происходит не со мной… Просто стою и жду. Выходить боюсь — я понятия не имею, как работает эта сетка. Может она током бьёт…

Давид возвращается минут через пять, но мне они кажутся вечностью.

Несколько секунд он просто смотрит на меня. Если бы не пугающая обстановка и вся эта ситуация, я бы подумала, что очень нравлюсь ему. Но, наверное, это глупо. Он снова садится за стол, поворачивается ко мне и говорит:

— А вот теперь слушай внимательно.

11. Полина

Почему-то именно сейчас я впервые за долгое время чувствую, что стесняюсь своей наготы. Нет, не так, как там, внизу. Там мне просто стыдно. Сейчас же я чувствую, что он неравнодушен ко мне и это заставляет меня вновь ощутить себя женщиной, а не просто — жертвой обстоятельств.

Я привыкла к тому, что мужчины смотрят на меня голую с нескрываемой похотью. Но взгляд содержит сейчас не только её. Он вызывает во мне то-то такое, что я будто бы забыла… Стеснение. Смущение. Какой-то волнительный трепет…

Давид встаёт из-за стола и подходит ко мне. Останавливается в паре метров. Я по прежнему боюсь его, но уже как-то иначе… Он всё такой же брутальный, властный и опасный, но будто бы старательно прячет себя иного. Того, которого я пока не знаю, но который мне может понравиться… И я вижу, что он этого не хочет. Специально дистанцируется.

— Первое, — своим низким, глубоким голосом произносит он. — Твоей основной функцией будет база для моделирования новой чувственности. Что это такое, ты поймёшь. Это несложно. Второе. Сейчас задавать вопросы ты можешь в любой момент. Думаю, что в диалоге тебе станет многое понятнее, чем если я буду читать тут тебе лекции и инструкции, не будучи уверен, что ты вообще врубаешься в суть. Пока всё ясно?

Он, похоже, слишком много имел дел с роботами и это сказывается на том, как он умело прячет свои эмоции. А может быть, Инна права и это просто выработанная манера общения властного руководителя, на которого работают тысячи людей. Я вижу, что ему важно объяснить мне то, что он говорит и благодарна за то, что он это делает, не оставляет меня в неведении.

— Да, — тихо отвечаю я.

— Третье, — продолжает Давид. — Роботы, которых производят для секс-услуг — уже очень хороши. Но новые модели должны быть лучше. В группе моих компаний работает более пятидесяти тестеров. Они куда более требовательны, чем обычные мужчины. И если ты не поймёшь важность своей работы здесь, я отдам тебя в центр. Причём на тех условиях, на которых тестеров у тебя будет не меньше десятка. Это ясно?

— Да.

— Умница. Дальше. Четвёртое. Новые модели секс-ботов производятся в частном порядке, по индивидуальному заказу. Стоят они очень дорого. И несколько компаний-конкурентов сейчас занимают около 90 % рынка. Задача группы наших компаний — по максимуму вытеснить их. Поэтому мы предлагаем куда более высокое качество и поставили себе целью значительно снизить себестоимость материалов и софта, и тем самым — конечную цену. Не слишком сложно?

— Нет, я понимаю, — смиренно отвечаю я. — Правда, пока плохо представляю себе всё это…

— Всё намного проще, чем тебе сейчас кажется. Просто мы с тобой жили в разных реальностях, а теперь ты попала в мою.

— Да, это очень ощущается…

Я снова не выдерживаю его проницательный взгляд. Его лицо бесстрастно, и он по-прежнему невозмутим. Но взгляд его очень говорящ. В глубине его тёмных глаз нет этой невозмутимости. В ней что-то другое… Впечатление, будто Давид видит меня насквозь. Смотрю вниз, под ноги.

— И будешь оставаться в ней, — звучит его низкий голос. — Смотри на меня.

Я заставляю себя вновь посмотреть в его тёмные глаза.

— В нашей компании трудится чуть больше двадцати моделей, — говорит он. — У них очень разный уровень чувственности и сексуальной привлекательности. Речь не о личных предпочтениях. А о цифрах. Потому что — всё измеряется. Активность мозга, гормональный фон, сердцебиение, пороги чувствительности эрогенных зон, тональность голоса и так далее и тому подобное. Ты — исключение. И хочу, чтобы ты это знала.

— Почему?

— Во-первых, ты такова, что мне трудно тебя не хотеть. Это, безусловно, вопрос личных пристрастий, но я считаю, что мои интуитивные ощущения могут продвинуть мой бизнес. Во-вторых, я привёз тебя в один из своих домов. При том, что все наши модели работают в центре. Это огромный комплекс зданий и находится он отсюда довольно далеко. К каждой модели прикреплено несколько сотрудников. Учёные, техники, лаборанты, айтишники — все работают над задачей имитации сногсшибательной, невероятной сексуальности. Сексботы должны быть в сексе на много порядков круче, чем женщины и мужчины. На рынке представлены преимущественно сексботы-гиноиды — на это есть целый ряд причин.

— Гиноиды — это роботы-женщины? — вспомнив слова Инны, уточняю я.

Понимаю, что чем больше сейчас пойму, тем будет лучше прежде всего для меня самой.

— Да, — отвечает он. — Но без софта — это просто множество микросхем, датчиков, а ещё сталь, пластик и другие материалы. Красивые куклы, не более. Потрясающими любовницами их делает именно софт. Наша задача сделать так, чтобы сексботы производителей, с которыми мы работаем — были лучшими. Рынок так устроен, что в нём нет случайных людей. Модели, которые у нас работают — никогда не зарабатывали прямой проституцией. Ты — исключение и здесь. Потому что проститутки редко обладают необходимой нам чувственностью и искренностью. В силу своей профдеформации. А от этого очень много зависит. Много фальшака, иными словами.

— Тогда я, наверное, не очень вам подхожу…

— Ещё не знаю, — качает головой он. — Хочу проверить собственные ощущения. Потому что я на тебя очень реагирую.

Не внешне точно. Человек-скала. Кусок камня. Спокойный, невозмутимый, властный и очень уверенный в себе. Учитывая то, как он выглядит, трепетать в его присутствии мне кажется просто нормальным. Сильный, высокий, с мощной грудью, широкими плечами, тяжёлым подбородком и пронизывающим, тяжёлым взглядом.

— Я просто умею держать себя в руках, — будто прочитав мои мысли, говорит он. — Но скоро перестану это делать. Потому что очень тебя хочу. Ты однозначно, мой типаж, но это не объясняет то, что я почувствовал, когда впервые увидел тебя и то, что я чувствую до сих пор. А женщин у меня было много, можешь не сомневаться.

— Я вам верю… — тихо говорю я.

— Сейчас я получил первые данные. Позже замерю и выставлю твои показатели. Затем, когда мы оба выспимся, у тебя возьмут необходимые анализы. Я приглашу для этого сотрудников. В общем, сделаем всё необходимое, для того, чтобы можно было начать. Я банально должен знать, что тебя можно трахать. С другими моделями занимаюсь сексом не я.

— Я посещаю врачей…

— Я это понимаю. Иначе ты бы у дороги стояла, а не тусовалась в Монако с богатыми клиентами.

— И что я должна буду делать? — со сдерживаемым страхом, спрашиваю я.

— Трахаться. Но не так, как с твоими предыдущим клиентами. Не ради денег. А ради себя самой. Мы будем измерять и програмно записывать твою чувственность. Программа будет перенимать твои реакции, переводить их в нужный код для того, чтобы можно было её сымитировать. Чем кайфовее тебе будет, тем лучше. Поэтому твоя работа — купаться в оргазмах. Ты будешь очень, очень много кончать. Так много и так сильно, что и представить себе не можешь. Но поверь, так и будет. Если я в тебе, конечно, не ошибся.

— Вы хотите… Чтобы я…

— Да. Я лично буду трахать тебя, потому что безумно тебя хочу. И мне очень хочется понять, почему ты на меня, мужчину, которой во-многом просто пресыщен, производишь такое сильное впечатление. Ещё в клубе, глядя на тебя, я думал о том, чтобы забрать тебя у этого парня. А когда он сел за рулетку, я понял, что он сам мне тебя отдаст. Ты давно сделала себя мужской игрушкой, вещью для удовольствия. И пока что я отношусь к тебе именно так. Дальше — посмотрим. Поэтому не пытайся меня разжалобить и тем более — не пытайся как-то манипулировать — я тебе не отпущу. Ты — моя. Я приобрёл тебя в собственность. Твоя карьера эскортницы — закончилась.

— Это не карьера… Я работала моделью…

— Я о тебе знаю больше, чем ты думаешь. Пока ты спала в машине, мне скинули очень много данных о тебе. Я их прослушал. Более того, получил предварительную информацию ещё до того, как вошёл в казино вслед за вами. Я уже знал, кто ты, и для чего прилетела в Монако. Мне нужна была модель, но вчера я отсеял всех претенденток. А потом увидел в отеле тебя. И проследовал за вами в клуб. Ты была пьяна, но всё равно грациозна. То, что я испытал сразу, как тебя увидел и потом, когда смотрел на то, как ты танцуешь — мне важно суметь передать. Уверен, что даже на базе одной только твоей женской грации можно выстроить очень эффективные движения. Эффективные с точки зрения женской привлекательности для мужчин.

— Вы хотите создавать роботов-женщин, похожих на меня?

— Да, — поедая меня тёмными глазами, отвечает он. — Но только не на тебя обычную, а на тебя — сверхчувствительную. На то, что таится в тебе, и что проглядывает сквозь это эскортное искажение.

В мыслях — полнейший сумбур. Брутальный мужчина, стоящий передо мной за световой сеткой, из тех, на которых женщины вешаются пачками. За такими, как за каменной стеной. Будь он моим клиентом, и я бы не чувствовала трепета перед ним, близкого к страху, я бы сейчас, наверное, подумала, что мне повезло. Но он — не мой клиент. Он тот, кому мой клиент меня проиграл…

— Я могу кое о чём спросить вас? — робко спрашиваю я.

— Можешь.

— Будут какие-то датчики, да? Присоски…

При мысли об этом, мне вновь становится не по себе.

Давид усмехается:

— Нет. Подобные сенсоры — это прошлый век. Представь себе крем для массажа. Ароматный, но ты его даже чувствовать на себе не будешь. Он покрывает кожу тонким слоем, передаёт считывающим устройствам нужные сигналы. Всё остальное — просто секс.

Взгляд, его чуть теплеет, а тембр голоса постепенно становится другим, каким-то бархатисто-ласкающим, с едва слышными хрипловатыми нотками.

— Я очень хочу видеть тебя кончающей. Причём кончающей так, как ты не кончала ещё никогда. И не столько из-за работы. Пока что плохо понимаю, почему так на тебя реагирую. Поэтому стараюсь дистанцироваться. Но я перестану это делать тогда, когда мы начнём.