Миллиарды раз он рисовал её образ на полотне своего сердца, словно выжигая на нём каждую её черту. Они были связаны невидимыми нитями, которые тянулись от одного сердца к другому, и давали знать о себе каждое мгновение. Кейн нашёл её, и это было самое главное, отныне всё зависело только от него. Он был счастлив и хотел поделиться этим счастьем со всем миром, он хотел кричать её имя на весь мир.


После того, как доктор в больнице «Авентура» в Майами сказал ему, что Ева скоро полностью поправится, он сделал всё необходимое для того, чтобы безопасно доставить её в свой дом в Малибу. Микаэла умоляла его взять её с собой для того, чтобы она могла ухаживать за Евой, и он позволил ей присоединиться, увидев искренность в её глазах. Не смотря на то, что вся эта передряга произошла в какой-то степени из-за неё, он почему-то доверял ей, может быть, из-за того, что, вытаскивая ЕГО Еву из горящей машины, она чуть не пожертвовала жизнью.

Он не держал на неё зла из-за украденного триптиха. Нельзя обижаться на комара, за то, что он жалит тебя, такова его натура. Да и триптих был украден не у него, а из дома Альды, где заправляет теперь этот бестолковый дебил Пол. В какой-то степени Кейн понимал Микаэлу и её желание заработать лёгкие деньги, и не в его стиле было осуждать. Его не интересовало, чем она занималась, лишь бы это не отказывало влияние на безопасность Евы.


Не ища отговорок, Микаэла сразу отдала картину, она любила Еву, как сестру, и этого для Кейна было достаточно.


Больше всего его заботила недавно появившаяся идея, которую он хотел осуществить любой ценой. Ева была в безопасности, и Кейн не сомневался в его любви, это знание делало его самым счастливым человеком на земле. Он хотел подарить ей весь мир, но подобно тому, как нельзя давать всё и сразу маленькому ребенку, так и Кейну нужно было начать с самого важного, самого необходимого. У него появился план.

Глава 28



Игра в покер






Бентли медленно притормозил перед входной дверью дома Фреда Альды. Кейн неспешно вышел из машины, прикрыл за собой дверь и так же неспешно поднялся по ступеням наверх, наслаждаясь теплом утреннего солнца. Подняв руку, он на мгновение застыл в этом положении, довольно улыбнулся сам себе и три раза громко постучал в дубовую дверь.


Кейн не сомневался, что в ожидании его прихода этот мудак Пол уже трижды обосрался от страха. Его боялись многие, но именно сейчас он получал от этого особое наслаждение. Сейчас жизнь Пола зависела от того, как он поведёт себя в разговоре с Кейном. Он надеялся на поддержку Реймура в этом деле, и если бы Кейн захотел, то Пол уже был бы мертв, а Пол хотел выйти сухим из воды.


В телефонном разговоре, состоявшемся лишь несколько часов назад, Кейн рассказал Полу о своей встрече с Хеллом и о том, что тот требует картину, за которую заплатил депозит в десять миллионов долларов.


Своим блеющим голосом Пол ответил ему, что картина пропала, и он понятия не имел, кто мог её украсть. Он также рассказал о том, что объявил за картину награду в сто тысяч долларов и разослал объявление по всем штатам, он запустил слух среди всех, кто был завязан в этом бизнесе, но пока ему оставалось лишь ждать новостей. Кто бы не выполнил заказ, судя по чистоте работы, это был настоящий профессионал.


Кейну нравилось играть с этим белобрысым уродом и он передал ему личное послание от Хелла: «Если через три дня триптих не будет найден и не окажется у него дома, он лично пошлёт армию кубинских наёмников, которые сделаю из твоего лживого натренированного языка изысканный кубинский галстук и превратить твою никчемную жизнь в настоящий ад».


Кейн с наслаждением наблюдал за произведённым его словами эффектом: Пол произнёс несколько нечленораздельных звуков, а потом и вовсе потерял дар речи. Он отчетливо представил себе его бледное предобморочное лицо. Внутри Кейна всё кипело, но он сказал ровным голосом: «Я освобожусь через несколько часов. Готов встретиться с тобой. Может быть, вместе мы сможем найти решение этой проблемы». Пол моментально согласился, хотя вряд ли это можно назвать согласием, ведь выбора у него не было. Кейн добавил: «Перед тем, как мы вместе приступим к поиску триптиха, я должен лично убедиться в том, что ты его не спрятал в доме. Ничего личного, Паркер. Бизнес есть бизнес, а в нём я доверяю только себе. Ты должен показать мне каждую комнату в доме, открыть каждый сейф и убедить меня в том, что ты не лжешь».

В ответе Пола был слышен страх такой силы, что, казалось, он превратился в настоящего имбецила. Язык его заплетался, речь стала тягучей и пьяной. Если бы сейчас Кейн приказал бы ему снять с себя штаны, отправиться в далёкую Москву и станцевать казачок на Красной площади при сорока градусах мороза, то Пол не задумываясь сделал бы это. Кейн намеревался при помощи страха лишить его воли. Страх был необходимым условием для выполнения его плана.


Пол лично открыл ему входную дверь. Он попытался скрыть свои эмоции и выглядеть спокойным, но его лицо было бледным как молоко, голубые ставшие водянистыми глаза выражали смесь страха, хитрости и остатков былой самонадеянности. В общем, подумал Кейн, одна гнусность.


Поприветствовав Кейна, Пол предложил ему рюмку коньяка, тот не стал отказываться. Пол подошел к огромному бару и налил в рюмку Henri-IV. Этот напиток был назван в честь французского короля Генриха IV. Красивая упаковка коньяка была достойна почетного места в Лувре, в одном ряду с произведениями искусства, и Кейн слегка улыбнулся: запросы у этого кретина были королевскими. Он сел и, осмотревшись, заметил свадебную фотографию, висящую над камином: нелепый безбровый Пол и его счастливая невеста Кира. Он видел её лишь однажды с Евой, когда они случайно столкнулись в кафе, но ему хватило и взгляда, чтобы понять, что сестра Евы была конченой потаскухой. Кейн не сомневался в том, что она составила отличную партию этому ублюдку, и прямо в эту минуту кувыркается где-то с очередным накаченным красавцем.


«За жизнь», — поднял тост Кейн, многозначительно намекая на её хрупкость. Пол перестал тянуть время, и они начали экскурсию по дому, где по их договорённости Кейн мог проверить любую комнату, Полу же оставалось лишь плестись следом. Таким образом, Кейн заглянул в каждую комнату, каждый сейф, где Альда мог держать ценные вещи, размером соответствующие триптиху. Поскольку триптих состоял из трёх картин, и размер его был внушительным, для него потребовалась бы специальное помещение или сейф. Кейн был удивлён тем, что Микаэле удалось пробраться в дом, который был под круглосуточной охраной, и открыть сейф с практически совершенными технологиями защиты.


Замком сейфа являлась технология «Ретино», считывающая сетчатку глаза. Только глаза Пола и Альды могли открыть этот сейф, и Кейн улыбнулся про себя, подумав о том, что Микаэла смогла умело окрутить этого безвольного идиота, чтобы открыть этот сейф. Возможно, она подсыпала что-то в его стакан или просто выпила с ним больше, чем Пол мог осилить, а потом поставила его тупую голову перед сканером, которой специальными волнами считывает сетчатку, открыла сейф, спокойно зашла внутрь и забрала то, за чем пришла.

«Браво, браво, Микаэла» — подумал он и, похлопав Пола по спине, сказал:

— Какая эксклюзивная технология, Пол! Невероятно!

Внутри тайной комнаты находилось много картин. Помещение было довольно большим, для сохранности шедевров мирового искусства, которые висели на стенах как на выставке, здесь поддерживались определенная влажность и свет. Кейн старательно осмотрел помещение, делая вид, что ищет триптих, который Пол наверняка не смог бы узнать, находись он даже прямо перед его носом.


Здесь были картины эпохи Ренессанса, были работы постмодернистов, образцы сюрреализма и авангарда — словом, у Фреда была исключительная коллекция картин, которая насчитывала более 60 оригиналов. Многие из них Альда заказывал Кейну, но были и у него и те, о существовании которых Кейн не подозревал. Его взгляд остановился на паре работ Сальвадора Дали. Он подумал о Еве. Он знал, что она находила творчество Дали изумительным, таинственным и гениальным.


«Хм, значит, Альда всё-таки нашел того, кто украл эти картины. Наверное, этот кто-то уже кормит рыб», — подумал он.

Он узнал о краже из того же источника, который рассказал ему о том, что Альда купил украденный триптих в Вегасе. Фред обладал нюхом ищейки и он был беспощаден с теми, кто посягал на то, что принадлежало ему. Несмотря на то, что Фред прострелил его плечо, Кейн не держал на него зла, будь он на его месте, он поступил бы так же. Пол был единственным промахом Фреда, допущенный им, вероятно, из-за того, что он был сыном его близкого друга.


«Держи своих друзей близко, а врагов ещё ближе», — ему вспомнились слова Макиавелли, которые частенько повторял Альда.

Махнув рукой, Кейн дал Полу понять, что тут уже делать нечего. До воплощения его задумки остался ещё один шаг.


— Я хочу осмотреть чердак, — твёрдо произнёс он, — а после мы обсудим, с какими богатствами из этой комнаты ты сможешь расстаться, чтобы выкупить свою жизнь у Хью Хелла.


— Я должен посоветоваться с Альдой, — пробормотал Пол потерянным голосом, его красивое лицо, которое Кейн находил слишком женственным, скривилось в гримасу, как будто он страдал геморроем, но, забыв об этом, нажрался бобов и теперь сидит на унитазе и молится Богу о пощаде.

— Это уже твои проблемы, красавчик, — подмигнул ему Кейн, — показывай дорогу в рай, — он указал пальцем наверх и последовал за Полом.


Полу показалось странным желание Кейла подняться на чердак, где не было ничего, кроме грызунов и мазни Евы, но он послушно туда поплёлся. Пол отрешённо карабкался по крутой лестнице, опираясь на гладкие деревянные перила, покрытые толстым слоем пыли и даже паутиной. Кейн понял, что сюда давно никто не заходил.


Глядя, как Пол цепляется за перила, Кейну захотелось схватить его за ворот мятой рубашки и швырнуть вниз, чтобы увидеть, как во время полёта он будет визжать и молотить руками тяжелый спёртый воздух, а потом сломанной куклой упадёт на белый мрамор. Кейн был в приподнятом настроении и не собирался его омрачать, поэтому он подбадривал Пола и даже справился о самочувствии Фреда.


— Альда уже приходит в себя после инсульта? — спросил он, — он собирается домой?


— Понятия не имею, — с холодным безразличием в голосе ответил Пол, — доктора говорят, что пока он должен находиться под постоянным наблюдением. Он весь в трубках и прочей дряни — жалкое зрелище. Приходит в себя раз в два дня всего на несколько минут и потом опять отключается. Всё время спрашивает о Еве. Кажется, никто и ничто его больше не интересует.


Пол остановился перед небольшой белой дверью и потянул за старую металлическую ручку, дверь со скрипом открылась, пропуская их в просторное тёмное помещение.


— Кроме пауков и хлама Евы ты ничего здесь не найдёшь, — сказал Пол, отодвигаясь в сторону и пропуская Кейна вперёд.


С горящими от возбуждением глазами Кейн шагнул вперёд, вдыхая тёплый застоявшийся воздух, пахнущий отсыревшим деревом и красками. Его сердце забилось быстрее, грудь опускалась и поднималась в такт громким ударам сердца. Кейн не знал, что именно он ищет, ему не хотелось гадать, но сейчас, находясь в этой комнате, он почувствовал её присутствие. Присутствие ЕГО Евы. Он как будто увидел её хрупкую фигуру, стоявшую перед мольбертом с палитрой красок в руке, вкладывающую всю свою душу в каждый мазок, нанесённый на белое полотно, вдыхающую в него жизнь.


Он пробовал на вкус, чем жила Ева, это было похоже на глоток её прошлого, и ему хотелось выпить всё до дна. Он хотел сделать её прошлое частью своей жизни, поместить его в себя как кусочек недостающего паззла, который должен был встать на своё место и заполнить пустоту смыслом, придать бесформенному куску глины значение и форму.


Он шагнул вперёд и увидел небольшое окно, в которое сочился свет, вырывающий из темноты образы и силуэты, как вода вымывает золото из грязи. Покрытые густым слоем пыли картины лежали стопкой. В состояние эйфории, почти не дыша, он начал отряхивать их и просматривать быстрым взглядом знатока.


Сначала Кейн был удивлён их количеством, и, подняв несколько из них наугад, он понял, что это были не просто обычные работы ученика. Он увидел оригинальность и неподражаемую гибкость линий и форм. Ева использовала разные техники, много экспериментировала, но, в основном, работала с масляными красками и часто использовала пальцы вместо кистей. Он мог чувствовать рельефную поверхность полотна и энергию красок, которая читалась в каждой линии. Каждый штрих скрывал маленькую тайну, то, что Ева хотела передать с помощью своих картин.