Кейн видел природный талант, может быть, даже гения, а для него особенная ценность состояла в том, всё это было создано Евой. Здесь можно было увидеть всю её жизнь, нужно было только знать, как смотреть. Он прикоснулся к одной из картин, на которой были изображены два подсолнуха и кроваво-красное сердце между ними. Ему казалось, что с другой стороны полотна пальцы Евы нежно дотронулись до его, и всё его тело покрылось мурашками. Он улыбнулся, и ему показалось, что вся комната стала светлее. На мольберте у самого окна стояло почти полностью белое полотно. Кейн подошёл вплотную и разглядел едва заметные линии, напоминавшие ему его же ухо. Он улыбнулся ещё шире.

— Это точно не триптих, Ван Гог, — пробормотал Пол из противоположного конца комнаты, чем вернул Кейна к реальности, — ты всё увидел. Я знаю, у нас с тобой много разногласий, и наша неприязнь друг к другу взаимна, но сейчас мы в одной лодке, так что давай поговорим. Мне нечего от тебя скрывать. Триптих пропал, и я хотел бы услышать твои предложения, — Пол переступил с ногу на ноги и нервно провёл рукой по волосам, — десять миллионов, которые Хелл заплатил в качестве депозита, были отданы кукушке, подменившей триптих в музее Портленда. После этого картину доставили к нам. План Фреда был прост: без задержки перепродать триптих. Он хотел поделить сумму пополам, как вы всегда с ним и делали, но все попытки достучаться до тебя не принесли результата. Ты просто игнорировал нас, а Хью хотел иметь дело только с тобой.



Кейн кивнул. Он знал, что Хью не доверял никому, кроме него. Кейн выступал для Хелла гарантом, а тот служил для него пассивным источником обогащения.


— Мы были связанны условиями договора и не могли потерять десять миллионов депозита и ещё десять миллионов штрафа, поверь мне, — Пол сделал шаг вперёд, поднял руку, сжатую в кулак и потряс им над головой, — я лично расчленил бы того сукиного сына, который украл триптих.

«Какое убогое зрелище», — Кейн еле сдерживал смех. Пол был похож на несмышлёного самонадеянного ребенка, чьи познания об окружающем мире ограничивались детским манежем и кроваткой. Он топал ногой, тряс ручонками, уверенный в том, что выглядел убедительно, Пол продолжал оправдываться перед Кейном.


— Довольно, — Кейн резко остановил душещипательную речь Пола. Взгляд его был едким и нетерпеливым. Пол умолк, опуская руки, — я забираю Сальвадора Дали, Моне и всё то, что находится здесь, весь этот "хлам", — он обвёл рукой пространство вокруг себя, — Баррель придёт через час и загрузит в машину ВСЁ, — Кейн сделал ударение на последнее слово.


Пол начал было заикаться, пытаясь оспорить решение Кейна, но тот немедленно его перебил:


— Ты волен выбрать банду кубинских головорезов в подарок твоей молодой жене. Они любят играться с белокожими девочками гринго.


Пол испуганно замотал головой, как будто его шея уже была сломана.


— Согласишься, и я возьму на себя всю грязную работу. Найду триптих и реабилитирую тебя в глазах Хелла. Для Хелла это вопрос чести, — Кейну с трудом далось последнее слово: в их бизнесе понятие чести было искажено до неузнаваемости, и им прикрывались самые мерзкие делишки, — правила игры изменились. Хеллу не нужны деньги, даже с процентом. Он требует свой триптих или, на худой конец, твою голову в качестве компенсации. Как говорит Фред: "Финита ла комедия». Игра окончена, — повторил Кейн. Судя по выражению лица, Пол наделал в штаны, он боялся даже не пошевелиться. Его не волновало, зачем Кейну весь этот хлам, он так боялся за свою шкуру, что был готов на любые отчаянные действия.


А для Кейна… Для него картины Евы были дороже любого триптиха. Довольный собой, Кейн в прекрасном расположении духа спустился вниз. Не произнеся ни единого слова, Пол с полубезумным взглядом проводил Кейна до входной двери. Трясущими руками он залил в горло рюмку коньяка и тут же закашлял как кот, отхаркивающий комок свалявшейся шерсти. Кейн грациозно спустился с крыльца, дал указания Баррелю по телефону, сел в свой Бентли и уехал, даже не оглянувшись в сторону Пола.

Глава 29

Микаэла и Баррель

— Проголодалась? — спросила Мики.

— Немного, — ответила Ева.

— Прогуляюсь до холодильника, проверю, есть ли там что поесть. Я и сама умираю с голода, — сказала Мики и осторожно поднялась.

— На ногу наступать можешь? — посмотрев на гипс, выдавила Ева из своего пересохшего горла.

— Ерунда всё это, — улыбнулась Мики и медленно пошла в сторону двери. В больнице ей предложили костыли, но этот унизительный вариант Мики отвергла сразу же, тем более, она вполне могла передвигаться и без них. Она боялась показаться беспомощной, особенно в глазах Барреля.

Мики думала о нём постоянно, каждое мгновение она мысленно возвращалась к нему. Мики так много хотела ему рассказать, и в миллионный раз задавала себе один и тот же вопрос. Этот вопрос мучал её с момента их возвращения: сможет ли он когда-нибудь её простить?

У Мики не было никаких сомнений по поводу правильности её поступка. Она была уверена, что сделала единственно правильный выбор, и сделала всё именно так, как была должна: исчезла бесследно, без предупреждения. Она терпеть не могла оправдания и мучительные объяснения. Мики хотела спасти жизнь любимого или по крайней мере, не отбирать её. Она знала, что заказчик не остановится и предпримет другие попытки прикончить Барреля, но она также хорошо понимала, что её любимый не даст себя в обиду. Именно Баррель научил её всему тому, что она знала сегодня. Он был лучшим из лучших, и застать его врасплох было просто невозможно.

Только Мики была его слабым местом, ахиллесовой пятой, и Фред, каким-то образом узнав об этом, нанял именно её. «Хитрый старый ублюдок», — с неприязнью подумала она, размышляя о коварстве его плана и том, как ловко он убрал их обоих. Но всё это уже было в прошлом. Сейчас Альда находился в больнице, а заказ на её жизнь уже был отменён.

После того, как по городу прошелся слух о том, что она разделалась с киллерами, посланными по её следам, стоимость услуг Мики выросла в несколько раз. Она и сама не ожидала такого поворота событий, но сейчас это волновало её меньше всего. Если судьба преподносила ей подарки, то она без вопросов и с благодарностью принимала их.

Прихрамывая, она, наконец, добралась до огромного холодильника. Там, конечно, было всё, но в замороженном состоянии: полуфабрикаты стейков, курица, сосиски, замороженный хлеб и банка солёных огурцов, от которой её рот наполнился слюной. Только сейчас Мики поняла, что не ела уже несколько дней, если не считать пары крекеров, перехваченных ей где-то в кутерьме событий.

Она открыла выдвижную полку для фруктов и взяла аппетитное зелёное яблоко. Вдруг послышался звук открывающейся входной двери. Мики закрыла холодильник и затихла. От кухни вход был отделён стеной, и она не могла видеть, кто зашёл в дом. Откуда-то сверху послышался радостный лай собак, а потом и топот их лап. Бенг-Бенг и Министр Чоу наперегонки бежали со второго этажа, это говорило лишь о том, что собаки хорошо знали и любили вошедшего. Секунду спустя раздался до боли знакомый голос Барреля. От горечи и окрыляющего счастья внутри неё вспыхнул фейерверк чувств.

— Ну что, дружки, проголодались?! — бодрым голосом спросил он, — пошли, я вас покормлю, а то вы меня заживо съедите, — казалось, что его громкий смех вперемешку с поскуливанием собак наполнил весь дом.

— Черт! Черт!!! — засуетилась она, не зная, куда ей деться. Мики даже покосилась на шкаф с провиантом и вакантное место под столом. Она не имела понятия, как отреагирует на неё Баррель, и вариант «авось прокатит» её не устраивал, ведь противоположный вариант — «может и не прокатить» — уже попахивал нафталином6. Баррель не знал, что она согласилась доставить их к Хеллу совсем не из-за денег — только в этом случае им была обеспечена безопасная транспортировка в дом ублюдка Иньесты, где Кейн, в чем она не сомневалась, смог бы уладить разногласия и выторговать у него их жизни. У неё не было сомнений в том, что живой Кейн представлял для Хью Хелла гораздо больший интерес, чем мёртвый. Триптих нужен был ему так отчаянно, что старик потерял аппетит и сон.

Она до сих пор безумно любила Барреля, но встретиться с ним один на один сейчас же, сию минуту, она была не готова. Неуклюже хромая, она инстинктивно сделала шаг назад и вжалась в стену, но тут произошло неловкое недоразумение, совсем не похожее на стиль очень осторожной Мики — её загипсованная нога на что-то наступила. Едва удержав равновесие, она молниеносно подняла ногу вверх. Резиновая утка с большим красным клювом и жёлтыми перьями сердито крякнула и двинулась куда-то вперёд, крутя головой по сторонам и продолжая издавать неприятные звуки. Нечаянно наступив на собачью игрушку, Мики запустила её механизм, и теперь передвигающаяся по кухне утка выдавала её укрытие.

«Мать твою, резиновая дура!», — выругалась Мики, не на шутку испугавшись, — «ужас», — она обливалась холодным потом, — «не думала, что мой конец будет выглядеть так нелепо». О жёстком нраве Барреля ходили легенды: пристрелит — и ахнуть не успеешь! Злясь и на дурацкую утку, и на себя, она бросила взгляд на ножи на другом конце кухни и поняла, что не могла до них добраться. Кроме зеленого яблока в руках Мики ничего не было.

— Кто там? — прозвучал приближающийся голос Барреля.

Её сердце, громко ухнув, застучало чаще. Душа не просто ушла в пятки, от ужаса она как будто решила сбежать из её тела. Вдруг Мики поняла, что она ничего не может сказать. Безмолвная, она жалась к стене. Ни вдохнуть, ни выдохнуть от страха.

Сначала из-за угла показались собаки. Весело подпрыгивая, они погнались за уткой. Вызывающе подрагивая хвостом, та летела в противоположный конец кухни. И вдруг Мики увидела дуло знакомого пистолета. Не раздумывая, она подняла зажатое в руке яблоко и со всей силы швырнула его в сторону Барреля. Сочный плод угодил прямо на ствол пистолета, яблоко оказалось нанизанным на него как арбуз на копье.

В следующее мгновение их взгляды встретились, и Мики почувствовала, как по её телу прошлось электричество, казалось, это был разряд тока, равный тысяче ватт. Баррель как будто превратился в мрамор. Он смотрел на неё, а его массивная челюсть опускалась всё ниже. Взглядом Мики молила его произнести хоть слово, ей было нужно услышать его голос, но Баррель стоял молча, подняв свой ствол с нанизанным на него яблоком над головой. Он таращился на неё так, словно увидел привидение или ещё что-нибудь похуже.

В эту секунду всё стихло. Не было слышно ни кряканья резиновой утки, ни весёлого собачьего лая — абсолютно ничего. Наступила мёртвая тишина.

Мики подняла глаза на яблоко, соки медленно стекали вниз по стволу пистолета, собирались у основания рукоятки, и вот первая капля полетела вниз, угодив в правый глаз Барреля. Это послужило спусковым механизмом к возвращению в реальность. Продолжая держать руку над головой, он моргнул правым глазом, словно подмигивая ей, при этом правая сторона его лица сморщилась, появился лёгкий оскал, как будто он собирался чихнуть и при этом улыбался.

Вся нелепость этой ситуации и подмигивание Барреля, гордо державшего пистолет с яблоком словно статуэтку победителя Уимблдонского турнира по теннису, заставили её засмеяться. Микки начала хохотать, но Баррель всё так же продолжал смотреть на неё с каменным лицом. Кажется, пытаясь остановиться, она произнесла нечто вроде «прости», но когда вновь посмотрела на него, засмеялась ещё громче. Баррель был воплощением олимпийского бога Ареса, держащего факел в своей гордо поднятой руке. От смеха всё её тело сжалось, она согнулась пополам, не будучи в состоянии даже вдохнуть, она лишь похрюкивала на полусогнутых коленях.

Вдруг, забросив утку, Бенг-Бенг и Министр Чоу побежали к Мики и, толкаясь, принялись облизывать её лицо. Чтобы получить заслуженную похвалу, псы радовались вместе с ней. Мики поздно сообразила, что ей нужно подняться, и Бенг-Бенг, уже подпрыгнув на задних лапах и опираясь на неё передними, подбирался всё ближе к её лицу.

Мики только училась держать равновесие на одной ноге, а тут ещё и пёс! Она пошатнулась назад и явно представила, как в этом позорном па она расстелится по кафельному полу кухни. Ей стало дурно, не так она представляла их с Баррелем встречу! Прыгая и балансируя на одной ноге, Мики изо всех сил старалась удержать толстого, раскормленного кабеля. Но и тут карта не легла.

В игру вступил Министр Чоу. Слишком резвый для трёхного пса, он сновал туда-сюда между её ног, нежно покусывал лодыжки и звонко погавкивал. Микки была готова сдаться, под весом Бенг-Бенга её неумолимо кренило вправо, как вдруг Чоу, известный своими бурными излияниями радости, пустил струйку аккурат под её ногами, а Бенг-Бенг, виляя толстым коротким хвостом, угодил ей со всей силы в глаз. Мики вскрикнула, нога её поскользнулась на луже и с мыслью «Какой позор!» она полетела вниз.