Может быть, у них найдется и еще что-нибудь общее, кроме Клэя. Может, Мэрион расскажет о том, как она пишет, и о знаменитостях, с которыми общалась? Кто знает, может быть, они еще когда-нибудь подружатся?

Синтия взглянула на часы. Одиннадцать — значит, до ланча всего два часа. Прежде чем одеваться, надо заняться коробкой, которая стоит посреди холла. В ней была раковина с золочеными кранами в стиле модерн: она купила ее для главной ванной комнаты. Клэй требовал, чтобы она вернула ее в магазин, а Синтия хотела подержать ее пару месяцев в кладовой, пока не истечет срок возврата, и потом уже поставить Клэя перед фактом. К счастью, был четверг, выходной день Мишель. Синтия не хотела делать ее свидетельницей своих стычек с Клэем по поводу покупок — не из опасения, что Мишель примет его сторону, а потому, что хотела сохранить у прислуги иллюзию, будто та работает в доме, где нет финансовых проблем.

Хотя Клэй приказал Синтии прекратить делать покупки и на время оставить все как есть (и она понимала, что он прав), остановиться она не могла. Казалось, она одержима потребностью продолжать заниматься интерьером, выискивать в квартире и доводить до совершенства все новые и новые уголки. От одной мысли, что ее могут остановить, она преисполнялась все большей решимостью транжирить деньги. Возникавшее от этого чувство вины было еще недостаточно сильным, чтобы заставить ее остановиться, хотя заметно отравляло удовольствие.

В холл неторопливо вошла Бет в джинсах и прозрачной блузке. Ногти на ногах у нее были грязные, а шея какая-то серая.

— Хочешь? — Она протянула смятую сигарету с марихуаной.

— Нет. Да брось ты эту гадость. Послушай, только что звонила бывшая жена Клэя и пригласила меня на ланч.

— Ой-ой!

— Да, ой-ой. Помоги мне перенести эту коробку в кладовку при кухне, я хочу ее спрятать.

— Зачем? Что здесь?

— Раковина. Клэй не хочет, чтобы она у нас оставалась, а я хочу.

— Мама, как тебе не стыдно! — Затянувшись в последний раз, Бет Логасила сигарету и положила в металлическую коробочку, которую носила в кармане джинсов. Смеясь, она ухватила за один край тяжелую коробку. — Кот за порог — мышки в пляс!

— Ты про нас? Это мы мышки?

— А что тут плохого? Мышкам весело живется.

Толкать коробку было легче, чем пытаться ее поднять. Запыхавшись от натуги, они потащили коробку через покрытый ковром холл ко входу в кухню.

— А рабочие не могут это сделать? — поинтересовалась Бет.

— Нет, я не хочу, чтоб они знали. Послушай, это совсем не трудно. Надо просто переваливать ее с боку на бок.

Они поволокли коробку дальше, стараясь не поцарапать терракотовые стены.

— Я договорилась встретиться с Мэрион в час. Не знаю, что надеть.

— Да у тебя полно тряпок!

— Как и у тебя.

— Я просто так сказала. Господи, до чего ты обидчивая.

Смеясь и постанывая от усилий, презирая и в то же время кокетливо выпячивая собственную слабость, они пропихнули коробку в кухонную дверь. Как хорошо, что Бет дома. Только через неделю после ее приезда Синтия поняла, как она соскучилась по ней и как ей одиноко без дочерей.

Бет толкнула коробку в последний раз, привалив ее к стене кладовки, и отряхнула руки.

— Еще одна удачная подрывная операция.

Синтия обняла дочь. Бет состроила гримасу, но покорно стояла, дав матери возможность проявить свою любовь. Какая она красавица, подумала Синтия, любуясь золотистой кожей, высокими, как у всех Роджаков, скулами, белками глаз. Такой сверкающей, яркой белизны и на картине не увидишь.

Сейчас, когда Синтии уже не нужно было зарабатывать на жизнь себе и девочкам, ее любовь к ним стала в каком-то смысле более чистой и менее сложной. К этой любви не примешивалось больше так мучившее Синтию раньше чувство долга и какой-то обиды. Она стала пламенем, сияющим в ее душе так же ощутимо и жгуче, как весеннее солнце над Атлантическим океаном. Благодаря Клэю и его деньгам. Тому, что он дает, а она берет.

Еще быстрее, чем любовь к дочерям, росли и приобретали четкие контуры ее мечты о будущем Бет. Она была уверена, что лет через пятнадцать-двадцать откроет в один прекрасный день газету «Нью-Йорк тайме» и увидит на первой странице портрет Бет и статью о ней — две колонки, с продолжением на страницах, отведенных для сферы бизнеса. Элизабет Роджак избрана президентом Генеско, управляющей сетью отелей «Риц», НБС… в общем, назначена на самую престижную должность в ка-кой-то страшно важной организации. Будет изложена вся ее карьера: диплом с отличием об окончании… ну хоть Барнард-колледжа; совершенствуется в экономике и получает степень магистра в Гарварде — это очень существенно; ученица такого-то и такого-то, пользуется авторитетом как признанный лидер; сведения о ее быстрых поразительных успехах, хвалебные отзывы руководителей: инициативная, трудолюбивая. Короче говоря, воплощение лучших качеств современной деловой женщины: неоспоримая компетентность плюс независимость.

То, что Бет продала в Хоуп-Холле целый фунт марихуаны, была за это исключена и вполне могла превратиться в наркоманку, мечтам ничуть не мешало. Основной неоспоримой предпосылкой было убеждение, что из Бет получится что-то необыкновенное. Сара была миловидна, почтительна, скромна, но именно Бет предстояло прославиться в огромной, бурной столице. И все же, отдавая должное сегодняшним проблемам, Синтия сказала:

— Пора уже бросить курить эту дрянь. Все равно придется бросить, если хочешь чего-нибудь добиться.

— Видела бы ты меня на ЛСД! — возразила Бет, поднимая вытянутую ногу и делая пируэт.

— Если не бросишь наркотики, о балете придется забыть.

— Господи, мама, оставь меня в покое.

А вдруг Бет не лучше всех этих испорченных, бунтующих детей из разрушенных семей? Хуже Алекса и Лэнса, не говоря уже о Джеральде, который только что стал вице-президентом компании? Вдруг Сара, которая влюбилась сначала в Лэнса, потом в Алекса, не самостоятельная личность, а только тень, робкое, дрожащее существо, затерянное в мире, где заколдованные жабы не превращаются в прекрасных принцев? Вдруг Сара несчастнее нас всех? Что тогда?

— Если ты бросишь наркотики и получишь хорошие отметки в аттестате, я подарю тебе к восемнадцатилетию пять тысяч долларов, — пообещала Синтия.

— Ты хочешь сказать — Клэй даст тебе для меня пять тысяч?

— Какая разница?

Синтия присела на вращающийся табурет перед огромной разделочной доской, которую она установила в своей обновленной кухне. Под воздействием понуканий Альфреда Лорда и ее собственных подачек рабочие закончили все к маю. Кухня превратилась в настоящий пластиковый рай в ярких голубых и белых тонах. Даже в отсутствие хозяйки — что случалось нередко — кухня жила своей собственной жизнью: сверкающие умные кухонные машины приглушенно гудели, создавая в квартире звуковой фон и постоянно напоминая о своем дорогостоящем присутствии.

— Ты могла бы стать балериной. А еще лучше — гимнасткой, участвовать в Олимпийских играх.

— Ты с ума сошла, мама!

— А почему бы и нет? У тебя хорошая фигура, и теперь у нас есть чем оплатить занятия и тренировки.

Но Бет не слушала.

— Знаешь, мама, я придумала кое-что получше. Как нам выбраться отсюда и уехать обратно в Велфорд. Ведь в глубине души тебе этого хочется?

— В глубине души… Психоаналитики говорят — в подсознании.

— Ладно, в подсознании. Подсознательно ты хочешь развестись с Клэем. Тебе плохо, и ты хочешь домой. Так?

— Глупости! Что ты выдумываешь? Я люблю Клэя.

— Ну да, любишь, как же! Закатываешь истерики, прячешь раковины, как дурочка, транжиришь его деньги… — Бет повернулась спиной к матери, взяла из буфета печенье, с хрустом разгрызла его и сказала: — Не воображай, будто тебе удастся кого-то провести. Мы с Сарой прекрасно понимаем, что ты его терпеть не можешь и злишься оттого, что он заманил тебя в ловушку. Ты не виновата. Нам тоже несладко.

Синтия поднялась и вышла из кухни. Пожалуй, она действительно попалась в ловушку. По какому праву Бет копается в ее чувствах? Как смеет говорить ей в глаза беспощадную правду?

Бет пошла за ней следом.

— Не уходи, мама. Ты никогда не даешь мне поговорить с тобой.

— Мне надо одеться. Я опоздаю на ланч с Мэрион.

Но Бет не отставала.

— Сначала я думала, что это у тебя такой план. Что ты нарочно ведешь себя как псих и тратишь столько денег.

— Неправда! Я веду себя абсолютно нормально. Посмотри на квартиру! Какой же псих станет изо дня в день тратить по четырнадцать часов на этот огромный ремонт? На то, чтобы привести квартиру в такой великолепный вид?

— Согласна, ты здорово поработала. Никто и не сомневается. Но посмотри на себя! Ты все время холодная и злая, а когда он пытается с тобой поговорить о своих детях, ты его не слушаешь.

— Неправда! Я только и говорю что о нем и о его сыновьях. А вот он совершенно не желает говорить ни о тебе, ни о Саре. — Синтия вошла в комнату и хотела закрыть дверь, но Бет проскользнула следом.

— Ну, пожалуйста, мама, не надо спорить! — Бет принялась переставлять флакончики духов на трюмо. Вид у нее был решительный и уверенный в себе. — Согласись, что ты ведешь себя глупо. Он сам на развод не подаст, сколько бы ты ни тратила и как бы ужасно ты с ним ни обращалась. Он ведь знает, что тогда ему придется заплатить тебе кучу денег. Значит, он тебя не бросит, а просто заведет себе подружку, вроде этой ужасной Нэнси Крэмер, которая все время сюда звонит. А ты будешь терпеть и понемногу стареть, но сама на развод не подашь — по крайней мере еще шесть лет, потому что не будешь получать никаких алиментов. А ведь ты и вышла за него только чтобы иметь возможность оплатить наше образование, верно?

— Я вышла за него вовсе не из-за денег. Просто я не хотела оставаться одна. И он мне нравился. Я даже какое-то время его любила.

— А теперь не любишь, правда?

Синтия не ответила.

— Так вот, у меня есть отличная идея. — Бет посмотрелась в зеркало и накрутила на палец локон. Синтия вдруг поняла, что под прозрачной блузкой на ней такой же прозрачный лифчик. — Сначала она тебе, наверно, не понравится, но ты все-таки подумай. Потом решишь. — Она уселась на пол посреди комнаты и приняла позу лотоса. Синтия невольно залюбовалась ее юной, прямой спиной и гибкими, как змеи, руками. — Может, мне соблазнить Клэя?

— Что?

— А почему нет? Он на меня все время пялится.

— Господи! Замолчи. Тебе шестнадцать лет.

— Вот и хорошо. Подпадает под совращение малолетней. — Бет не сводила с матери своих огромных зеленых глаз.

— Потрясающе. Просто потрясающе, — саркастически заметила Синтия, отказываясь принимать всерьез очередную дурацкую выдумку дочери.

— Мне это раз плюнуть, — продолжала Бет. — Ты, надеюсь, догадываешься, что я не девственница.

— Как тебе в голову могло такое прийти? Это отвратительно, аморально. Меня прямо тошнит. И главное — чего ради? Для чего подвергать себя такому унижению?

— Ясно для чего. Для шантажа.

— Господи, Бет! Я хочу, чтобы ты стала президентом корпорации, знаменитой гимнасткой, балериной, а не шлюхой! Прямо не верится, что ты сама такое придумала. Кто тебе посоветовал? Тот тип, который снабжает тебя наркотиками?

— А тебе разве не приходят такие мысли?

— Что ты городишь? Я способна принести в жертву дочь, чтобы шантажировать мужа? Ты совсем спятила!

— Каждый использует секс в своих корыстных целях.

— Где ты это вычитала? В журнале «Пентхаус»?

— Почему вычитала? Что я, сама не вижу?

— Бет, деточка, никаких корыстных целей у женщин нет, поверь мне. Женщины ничего не добиваются. Секс им необходим так же, как и мужчинам. В этом вся беда. Будь ты на самом деле такая опытная, какой стараешься себя изобразить, ты бы это знала.

— У нас есть кофе?

— Есть. Растворимый.

— Вот видишь? Ты тратишь его деньги, ведешь себя отвратительно и даже не считаешь нужным сварить ему утром настоящего кофе. И еще говоришь, будто ты его не используешь.

— Это он меня использует! — закричала Синтия — она не могла больше слушать спокойный, наглый голос дочери. Как от нее избавиться?

— О-кей, вот к этому я и веду. Если он, как ты считаешь, использует тебя, почему и с ним не поступить точно так же? Это очень просто. Надо только затащить его в постель, а потом ты нас застукаешь, пригрозишь подать в суд, тогда он живо отвалит тебе кучу денег, и мы вернемся обратно в Велфорд. Ты даже можешь успеть нас щелкнуть моим аппаратом со вспышкой.

— Щелкнуть! Черт знает что! — Синтия пошла в ванную, открыла холодную воду и стала плескать себе в лицо.

Бет вошла следом и села на унитаз.