– Лгун, если я что-то в этом понимаю, – заметил Аллин.

– Полагаю, – прокомментировала Рейчел, леди Аллин, – что ужинать в компании гостей не самая удобная вещь, когда у тебя только одна рука, и эта рука – левая.

– Если он не пришел по этой причине, – нахмурившись, сказала Фрея, – то с ним нужно как следует поговорить. Сид всегда был самым тихим из нас, но он никогда не был трусом.

– О чем свидетельствует то, как он получил свои раны, – сухо добавил Эйдан.

– Я помню, как наблюдал за его попытками после выздоровления вновь научиться ездить верхом, – сказал Рэнналф. – Как-то утром, будучи в Элвесли я видел, как Сиду пришлось тридцать раз сесть на лошадь и двадцать девять раз упасть с нее, прежде чем ему удалось найти надежную посадку. Но он не подпустил к себе ни грума, ни меня ближе, чем на десять футов. И это было только обучение посадке в седло.

– Ох, бедняга, – посочувствовала Рейчел. – Я помню свои уроки, когда Аллин настаивал, чтобы я научилась ездить верхом, а ведь у меня две руки. Я была уверена, что переломаю себе все кости, прежде чем закончу обучение, хотя на самом деле я ни разу не упала.

– Мне слишком нравилось тебя ловить, Рейч, – ответил ее муж, поигрывая бровями.

– Никогда не называй Сиднема несчастным в его присутствии, Рейчел, – посоветовала Фрея. – Даже не думай об этом.

– Вулфрик, – сказала герцогиня, порывисто наклонившись над столом в сторону мужа, – ты этим утром встречаешься с мистером Батлером по делам поместья, не правда ли? Пригласи его на обед еще раз. Он не должен считать себя прислугой, даже если он твой управляющий. Ты мне рассказывал, что он занял эту должность только потому, что чувствовал себя обязанным сделать что-то полезное в жизни.

– Твое желание – для меня закон, любимая, – ответил герцог.

– Он получит приглашение. Или скорее, если верить Рэнналфу, – герцогский приказ.

– Таким образом, сегодня вечером у нас за столом будут два гостя поневоле, – усмехнулся Рэнналф. – Возможно, их следует посадить рядом, Кристина. Они хотя бы смогут поплакаться друг другу.

– Если ты будешь вкладывать подобные идеи в женские головки, Ральф, – сказал Джервис с театральной гримасой, – то они опять займутся сватовством.

Эйдан застонал.

– Тем не менее, наша последняя попытка, – добавил Аллин, – оказалась в высшей степени успешной. Если бы мы тогда провалились, Кристина не сидела бы сейчас за столом вместе с нами. А, кроме того, она не была бы сейчас герцогиней Бьюкасл.

Герцогиня рассмеялась.

Герцог поставил свою кофейную чашку на стол и снова поднял монокль.

– Удар по голове, который лишил тебя памяти на несколько месяцев, похоже, вызвал у тебя склонность к периодическим галлюцинациям, Аллин, – заметил герцог. – Герцогиня Бьюкасл сегодня за этим столом потому, что я ухаживал за ней, и мои ухаживания увенчались успехом.

Он строго посмотрел на супругу сквозь монокль через весь стол, в то время как его семья зашлась в еще одном приступе веселья, а его герцогиня нежно улыбнулась ему в ответ.

– Мне действительно придется подняться наверх и потревожить аппетит бедной мисс Джуэлл, – сказала герцогиня, вставая из-за стола. – Но я надеюсь, что только на минутку. Ты абсолютно права, Ева. Мы, действительно, всего лишь обычные люди. И она имеет полное право находиться здесь с нами. Отцом ее сына был кузен Джошуа.

– Факт, не упоминать о котором в ее присутствии, было бы весьма мудро с твоей стороны, Кристина, – предупредил ее Джошуа. – Альберт никогда не был ей симпатичен. Или мне, если уж на то пошло.

– И по весьма серьезной причине, – сказала Ева. – Я пойду вместе с тобой, Кристина, если позволишь. Я встречала мисс Джуэлл, когда мы ездили в Корнуолл, в год помолвки Фреи и Джошуа.

– Как и я, – добавила Морган, отодвигая свой стул назад. – Помню, что мне понравилась мисс Джуэлл. Я тоже пойду.

– Бедная женщина, – заметил Эйдан. – Готов поспорить, она надеялась укрыться в детской на целый месяц.


Когда горничная пришла к ней, чтобы помочь одеться к ужину, Энн поздоровалась с ней с некоторым смущением, не зная точно, что с ней делать. Она никогда не пользовалась услугами личной горничной, и уже надела свое лучшее платье из зеленого шелка.

– С вашего позволения, я уложу вам волосы, мадам, – предложила девушка, и Энн покорно опустилась на стул перед зеркалом на туалетном столике.

Она провела не совсем неприятный день, и все время находилась в четырех стенах, так как снаружи моросил мелкий дождик. Она помогала организовывать игры для детей, хотя отнюдь не была единственным устроителем. В течение дня Энн встретила большинство членов семьи Бедвин, кроме самого герцога. У них у всех были дети, и почти каждый из Бедвинов в течение дня заглядывал в детскую по какой-либо надобности и оставался там поиграть, или побыть игрушкой.

Все они были весьма любезны с Энн, хотя она старалась держаться от них так далеко, как только могла.

Но избежать ужина с семьей и этим вечером Энн не могла.

– У вас прекрасные волосы, мадам, – заметила горничная, расчесывая их, предварительно освободив от всех шпилек.

Когда горничная закончила, густые и слегка волнистые волосы Энн приобрели медовый оттенок. Генри Арнольд однажды назвал их главным ее украшением Энн, не слишком оригинально, но с восхищением и с чем-то еще большим светившимся в его глазах. А позже кое-кто еще точно также отозвался о ее волосах, вплетая в них свои пальцы… Большую часть волос она остригла маленькими ножницами для рукоделия в тот день, когда исчезли все сомнения в ее беременности. И не стригла их с тех пор, лишь изредка подрезая кончики.

Она выглядела по-другому с распущенными волосами, освобожденными из всегда аккуратного, строгого узла. Энн это знала и обычно не смотрела в зеркало, когда расчесывала и поднимала наверх волосы. С распущенными волосами она выглядела… чувственной. Было ли это слово подходящим? Ей казалось, что, вероятно, да, несмотря на то, что это слово было ей ненавистно. Она ненавидела свои сияющие светлые волосы, овальное лицо с большими голубыми глазами, прямым носом и высокими скулами, с мягкими, пухлыми губами. Ненавидела свои полные груди, тонкую талию, изящные бедра, свои длинные, стройные ноги.

Когда-то Энн нравилось считаться красивой, и ее часто так называли. Но красота стала ее проклятием.

– Ну вот, мадам, – сказала, наконец, горничная, отступая назад, чтобы полюбоваться своей работой в зеркале. Хорошенько поколдовав над волосами Энн, девушка превратила их просто в произведение искусства. – Вы достаточно хорошенькая, чтобы привлечь лорда. Жаль, что все мужчины в доме несвободны. Но есть еще мистер Батлер, и он сын лорда, хоть сам и мистер.

– Если этим вечером мистер Батлер сразу же страстно влюбится в меня, – ответила Энн, – и предложит мне свои руку, сердце и состояние до исхода ночи, то мне придется тебя отблагодарить, Гленис.

И обе рассмеялись.

– А кто этот мистер Батлер? – поинтересовалась Энн.

– Он здешний управляющий, – начала объяснять Гленис. – Он… Ладно, не важно. Но я даже не уверена, будет ли он здесь сегодня. Может, я зря проделала всю эту работу.

Она громко вздохнула.

– Ничего страшного. Я могу снова уложить вам волосы в другой раз. Миссис Пэрри сказала, что обязательно будут еще гости, в другие вечера. Они всегда бывают, когда приезжает герцог. Может, на этот раз будут и званые вечера, здесь ведь герцогиня и другие. Если устроят званый вечер, я сделаю с вашими волосами нечто совершенно особенное.

– А это что, не особенное? – спросила Энн, со смехом указывая на свою прическу и стараясь скрыть тревогу. Подобная прическа подчеркивала черты ее лица и изгиб длинной шеи.

– Погодите и увидите, – самонадеянно заявила Гленис. – Вам лучше спуститься вниз, мадам. Я замешкалась немного дольше, чем собиралась. Миссис Пэрри разозлится на меня, если вы опоздаете, и не позволит снова сюда прийти.

Энн чувствовала себя слишком заметной, спускаясь вниз по лестнице в гостиную, хотя она догадывалась, что по сравнению с пышными нарядами, в которые, несомненно, будут одеты другие дамы, она все еще будет выглядеть в высшей степени невзрачно. Она также чувствовала, что с трудом заставляет себя переставлять ноги. Но какой у нее был выбор?

Возможно, после сегодняшнего вечера, она сможет отойти в тень.

Достигнув порога гостиной, Энн начала беспокойно высматривать Джошуа, но оказалось, что сама герцогиня торопится навстречу ей.

Герцогиня Бьюкасл оказалась для Энн настоящим сюрпризом. Чрезвычайно хорошенькая, с короткими темными вьющимися волосами. Но ее красота больше исходила из сияющей живости, чем из отдельных физических черт, решила Энн. Герцогиня часто улыбалась, казалось, что ее глаза постоянно искрятся, а манеры и поведение никак не демонстрировали высокий статус. Ее всегда с огромной радостью встречали в детской.

Появившись в детской вскоре после завтрака вместе с леди Эйдан и леди Росторн, с которыми Энн уже встречалась несколькими годами ранее в Корнуолле, герцогиня тепло приветствовала Энн и, взяв ее под руку, повела в затемненную комнату, где в своей кроватке спал ее малыш. Его маленькие ручки лежали по обеим сторонам от головки, сжатые в кулачки, будто он собирался размахивать ими, как только проснется. Герцогине даже удалось каким-то образом упомянуть во время их беседы с Энн тот факт, что она была дочерью сельского джентльмена, который был вынужден зарабатывать себе на жизнь преподаванием в деревенской школе. И что она сама преподавала в той же школе, когда познакомилась с герцогом на домашнем приеме, на котором ей вовсе не хотелось присутствовать.

– Это может быть довольно неприятным, мисс Джуэлл, – как бы между прочим заметила герцогиня, – обнаружить себя застрявшей в сельском поместье в окружении незнакомцев, которые, возможно, считают себя выше вас по положению, и мечтать оказаться в любом другом уголке земли, кроме этого. Первое время, я старалась держаться в стороне от всех, насмешливо наблюдая из укромного уголка. Но Вулфрик нашел меня и вывел из себя, – ужасный человек, и я вышла из этого угла, чтобы сохранить чувство собственного достоинства. – Она весело рассмеялась.

«Вулфрик, – сделала вывод Энн, – это, должно быть, герцог Бьюкасл».

И она также поняла, что ей бросили вызов выйти из ее собственного укромного угла – из детской, чтобы отстоять и свое чувство собственного достоинства.

«Однако ее светлость, – подумала Энн, – никогда не рожала внебрачного сына».

А сейчас герцогиня опять взяла Энн под руку.

– Я должна удостовериться, что вас представили всем присутствующим, мисс Джуэлл, – сказала она. – В первую очередь, Вулфрику.

Даже если бы все в комнате по-прежнему оставались для нее незнакомцами, она бы мгновенно определила личность мужчины, который направлялся в ее сторону. Энн была в этом уверена. Высокий, темноволосый, красивый, он был истинным аристократом – надменным и величественным, с весьма впечатляющей наружностью. И она – бывшая гувернантка, незамужняя мать, незваная гостья в его доме, и при этом собирающаяся ужинать за его столом.

Энн подумала, что непременно развернулась бы и спаслась бегством, если бы не стояла под руку с герцогиней.

А может быть и нет. Кое-какая гордость у нее все-таки имелась.

– Вулфрик, – обратилась герцогиня к мужу, – а вот, наконец, и мисс Джуэлл. Это мой супруг, герцог Бьюкасл, мисс Джуэлл.

Энн присела в реверансе. Она почти ожидала, что в следующий момент ее выставят за порог.

– Ваша светлость, – прошептала она.

Герцог кивнул ей, и она заметила, что его длинные пальцы сжимают инкрустированную драгоценными камнями ручку монокля. Однако же, монокля он не поднял. Этот жест, почему-то казался Энн пугающим.

– Мисс Джуэлл, – произнес Бьюкасл. – Ее светлость и я проявили вчера достойную сожаления невнимательность, не поприветствовав вас в Глэнвир лично. Быть может, вы будете достаточно великодушны, чтобы простить нас. Я надеюсь, что вас и вашего сына удобно устроили, и вы получите удовольствие от своего пребывания здесь.

Слова были исключительно любезными, но его странные серебряные глаза не улыбались.

– Она была занята в детской весь день, прекращая потасовки и организуя игры, – сказала герцогиня, ослепительно улыбаясь мужу, словно душевнее его не было человека.

– Не вижу никаких синяков, – с незначительным проблеском юмора заметил его светлость. – Однако, скорее всего, наши племянники и племянницы всего лишь разогревались сегодня, для того чтобы завтра выступить в полную силу.

И возможно, ваше здоровье сохранило то, что наш сын еще не выбрался из колыбели. Мы питаем большие надежды, что в будущем он поддержит скандальную репутацию Бедвинов.

Герцогиня рассмеялась.

Да, решила Энн, в его словах определенно был юмор. И ей понравилось, как он говорил о своем ребенке «наш сын», вместо «мой», как выразились бы многие мужчины на его месте.