Александра Соколова - Просто мы научились жить

Инна взяла из его рук бутылку, и тоже отпила немножко. Они сидели в кустах, на которых уже практически не было зелени, сидели прямо на земле, постелив одеяло, и периодами испуганно поглядывали в сторону дачного домика. А там вовсю шло веселье – праздновали юбилей Лизиного отца, и по этому поводу собрали всех друзей и знакомых, включая Лешиных и Инниных родителей.

Лиза исполняла роль послушной дочери – помогала подавать закуски, относила на мусорку пустые бутылки и через силу улыбалась отцу, а Леша с Инной, едва поздоровавшись с гостями, ухватили бутылку коньяка, кусок сыра, и сбежали в любимые кусты – подальше от шумного застолья.

Оба сидели, одетые в джинсы и куртки – приближалась зима, и дыхание осени уже не согревало, а холодило голые пальцы.

– Ну так как? – Не дождавшись ответа, снова спросил Леша.

– Не торопи, – попросила Инна, – я думаю, отвечать тебе, или нет.

Леша поморщился и сделал еще глоток. С тех пор как Инна с Лизой помирились, с ней творилось что-то странное: она как будто еще глубже ушла в себя, и светилась не счастьем, но легкой туманной теплотой, происхождения которой Леша никак не мог понять. Лиза везде ходила за ней хвостом, не отпуская ни на секунду, если бы могла – и сейчас бы с ней сидела, наверное. Но что-то было между ними, что-то новое, непонятное.

– Я приехал тогда, когда мне позвонила твоя подруга, – сделал он еще одну попытку, – но тебя уже не было дома.

– Знаю, – улыбнулась Инна, – Ольга увезла меня к Лизе, и я забыла тебе позвонить. Прости.

– Да нет, не в этом дело. Я просто хотел знать – что тогда произошло?

Инна раскинула руки и потянулась.

– Думаю, мы обе многое поняли тогда, – тихо сказала она, – как дороги и важны друг другу, как связаны сильными и глубокими чувствами, и самое главное – что любовь это еще не все.

– В смысле?

– Понимаешь, Леш, мы на каком-то этапе словно успокоились, остановились, замерли. Дошли до какой-то точки, сочли ее комфортной для обеих, и решили в ней остаться. А жизнь тем временем продолжала развиваться, меняться, двигаться. И Лиза двинулась за ней первой.

– Инна, пожалуйста, – воскликнул Леша, – не начинай не оправдывать!

– А мне не в чем ее оправдывать. Ответственность пополам, Леш. Половинка ей, половинка моя.

– И в чем же твоя, интересно?

– В том, что я увлекалась движением внутри, и не учла, что Лизе нужно совсем иное движение. Я не мастер ухаживать, Леш, и не мастер устраивать сюрпризы. Но теперь я понимаю, что не это ей было нужно.

– А что? – Леша вздрогнул всем телом. – Что?!

Инна мечтательно посмотрела на небо и расплылась в улыбке.

– Полет. Тайна. Загадка. Влюбленность. Жизнь, Лешка. Просто жизнь.

Это совершенно ничего не объясняло, и Леша попытался снова.

– И как ты собираешься ей это дать?

– Думаю, мы дадим это друг другу. Она ведь тоже была во многом права, Леш. Я немного увлеклась своими правилами и четко выстроенными задачами. Я всегда знала, что хорошо, и что плохо. А теперь…

– Теперь?

Инна повернулась и просмотрела на него светящимися, детскими глазами, полными веселья и радости.

– А теперь я понятия не имею, как правильно, Лешка. И даже думать об этом не хочу. Знаю, чего мне хочется, знаю, чего хочется моей жене и моей дочери. И этого достаточно.

– Но получается, что ты меняешься ради нее, – снова попытался Леша.

– Вовсе нет. Я меняюсь, потому что созрела на то, чтобы измениться. В том числе и с ее помощью тоже. И она меняется рядом со мной.

Леша поморщился и пожал плечами. Он-то как раз никаких изменений в Лизе не увидел, но Инне виднее, конечно.

– И все же, почему вы живете у нее, и не продаете квартиру?

Инна еще раз внимательно на него посмотрела и смущенно опустила глаза.

– Мы собираемся ее сдавать, Лешка. Я решила уйти на какое-то время с работы, и нам нужны будут деньги.

Чего-чего, а этого Леша совсем не ожидал.

– И ты собираешься оставить ее на работе с бабой, которая пыталась вас разлучить? – Возмутился он. – С ума сошла?

– Я собираюсь родить ребенка, – просто сказала Инна, и Леша порадовался, что сидит. Если бы стоял – наверное, свалился бы прямо на землю.

– От кого? – Глупо спросил он, и Инна рассмеялась, обнимая его за шею и целуя в небритую щеку.

– Не от тебя, не волнуйся, – шепнула на ухо, – я найду донора, и сделаю все цивилизованным способом.

Леша так и сидел, обалдевший, пока Инна рассказывала ему о своих планах, и не мог понять, почему его так расстроила эта новость. Потому ли, что вместе с ней улетала последняя надежда? Или потому, что отцом будет не он?

– А может… – Неуверенно начал он.

– Нет, Лешка, не может. – Инна выпустила его из своих объятий и посмотрела серьезно и строго. – Ты очень хороший, и я знаю, что ты сейчас скажешь. Но, Леш, для тебя это будет слишком тяжело. Третий ребенок, и снова живущий в чужой семье. Подумай, готов ли ты на это?

Нет, он не был готов. Совсем не был. Новость просто ошеломила его и спутала мысли.

– А что она говорит про это? – Спросил он.

– Она говорит, что счастлива, – раздался сзади голос, и Лиза – румяная, слегка растрепанная, пробралась через кусты и присела рядом с Инной. Их пальцы сплелись, и Леша невольно поморщился, глядя, как Лиза подправляет ворот Инниной куртки.

– Помнишь, как мы были тут, когда я была беременна Дашей? – Мечтательно спросила Лиза. – Ты тогда так здорово защищал меня от родителей…

Он помнил. Слишком хорошо помнил – и то, как защищал, и то, что случилось после. Странно – как быстро Инна из врага превратилась в друга, а из друга – в нечто, в чем он до сих пор боялся себе признаться.

Поднялся на ноги и сказал:

– Пойду за колбасой.

И действительно ушел, оставив их в кустах – обниматься и смотреть друг на друга любящими глазами.

***

– Паршиво он воспринял нашу новость, – сказала Лиза, согреваясь в Инниных объятиях.

– Не так уж и паршиво. Могло быть и хуже.

Но Лиза все равно осталась при своем мнении – не зря же Лешка, ушедший в дом, не возвращался уже целых полчаса. Она понимала, что для него все это мероприятие вдвойне мучительно: возможно, прямо сейчас кто-то из родни открыто поносит его за то, что не удержал жену, и не образумил ее вовремя.

Поразительно – как бы ни любили мама и папа Инну, все равно часто в их разговорах звучит тоска по "нормальной" дочери с "нормальным" мужем.

– О чем ты думаешь, малыш? – Спросила Инна, целуя Лизин затылок и покрепче укутывая ее вместе с собой в куртку.

– О том, как мне повезло с тобой, – честно сказала Лиза, – а еще о том, что я, кажется, совсем тебя не заслуживаю.

– Ерунда какая, – фыркнула Инна, – это киношное что-то, мне кажется – заслуживаю, не заслуживаю… Вопрос просто в желании, и все. Или мы хотим быть вместе, или, – поморщилась, – нет.

– Знаешь, – подумав, сказала Лиза, – я часто думаю, смогла бы я вот так, как ты, простить весь тот ужас, что я натворила. И мало того – пережить его вот так, с достоинством, сохранив себя.

Она действительно часто об этом думала, и не находила ответа. Представить, чтобы Инна однажды начала вести себя подобным образом, чтобы она влюбилась в кого-то, ушла из семьи… Это было невероятно.

– Я не идеальная, Лиза, – услышала она, – я же говорила тебе: у меня тоже было сексуальное влечение к Ольге.

– Да, но ты ничего с ним не делала! – Она развернулась в Инниных руках и посмотрела ей в лицо. – А я…

Вздохнула и опустила взгляд.

– Ты еще научишься этому, – улыбнулась Инна, – не торопись. Умение проживать все свои чувства приходит со временем. Ведь вопрос же не в том, что ты чувствуешь, а в том, что ты делаешь с этими чувствами. Часто люди, ощутив что-то запретное, пугаются и начинают давить это в себе, заглушать, и тогда чувства, не находящие выхода, накапливаются, словно фонтан, заткнутый пробкой. И рано или поздно эта пробка прорывается, и человек делает то, о чем после жалеет.

Это было очень похоже. Так похоже, словно Инна забралась в Лизину голову, и, осмотревшись, в мгновение все там прочитала.

– Мы вместе не один год, милая, и будем вместе еще очень долго, – продолжала Инна, – и нет ничего плохого в том, что каждая из нас будет иногда что-то чувствовать к другим людям. Просто нужно позволить себе это, забыть о том, что это неправильно, вот и все.

– Но ведь это действительно неправильно! – Вспыхнула Лиза.

– Кто тебе сказал? Это было бы неправильно, если бы ты могла это контролировать. А ты не можешь, проверь мне. Контролировать действия можно, чувства – никогда.

Лиза притихла и задумалась. Инка была права, как всегда права – разве можно запретить себе чувствовать? И так ли уж плохи эти чувства, если за ними ничего не следует?

– Почему ты не бросила меня? – Задала она еще один вопрос. – Я же передала, и вела себя как последняя сволочь.

– Потому что я очень тебя люблю, – тихо ответила Инна и поцеловала Лизу в висок, – и я умею прощать. Только и всего.

Когда вернулся Леша, они так и сидели рядом – обнявшись, тесно прижавшись друг к другу и замирая от счастья.

И посмотрев на это, он спрятал за спину палку колбасы, и молча ушел обратно в дом.

Лека металась по Питеру испуганным зверьком. Она окончательно перестала понимать, что здесь делает, зачем приехала, и когда ей уезжать. Сценарий был забыт, дни проходили в бесцельных шатаниях по центру и ночных разговорах с Яной.

Женька за прошедшую неделю не встретилась с ней ни разу – отговаривалась какими-то дурацкими причинами, а когда Лека просто пришла к ней домой, ей никто не открыл дверь.

– Ну почему, Янка? Почему? – Вопила Лека, ударяя кулаками по столу и расплескивая кофе и коньяк. – Почему она выбрала ее? Разве она не большее дерьмо, чем я? Разве она не была причиной стольких несчастий? Ну почему, а?

Яна только смеялась в ответ.

– Потому что ты, дура, в свое время ее не выбрала, вот почему. А теперь выбираешь по остаточному принципу. А мы, женщины, отлично это чувствуем.

– По какому еще остаточному принципу? – Возмущалась Лека. – Я вообще никого не выбираю, я просто понять не могу – почему?

И снова громкий хохот был ей ответом.

Лека боялась себе в этом признаться, но, похоже, ей очень не хватало Ксюхи. Уж она бы сумела разложить все по полочкам, объяснить причины и предсказать следствия. Но после этого ужасного прощания в Москве нечего было и думать о том, чтобы ей позвонить.

– Ну хорошо, я дерьмо, – сказала Лека однажды, сидя на подоконнике и наблюдая как Янка готовит ужин, – но ведь за что-то они все меня любили, так?

– Угу, – промычала Яна, зажимая зубами край полотенца, другой стороной которого она сушила овощи.

– Значит, во мне есть и что-то хорошее, так?

– Безусловно, – это у нее получилось как "бежушловно".

– Но почему тогда они перестали видеть это хорошее? Почему видят только дерьмо?

Яна выплюнула полотенце и подошла к Леке. Положила руки на ее колени и усмехнулась.

– Хочешь правду?

Лека кивнула.

– Потому что сколько я тебя знаю – ты все время пытаешься стать кем-то, кем вовсе не являешься.

И вернулась к овощам.

– Нет, нет, подожди! – Лека спрыгнула с подоконника и пошла следом. – Объясни, что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что уже сказала, – пожала плечами Яна, – ты вбила себе в голову, какой ты должна быть, и пытаешься такой стать, упуская, что все эти люди любили тебя настоящую, а не придуманную.

– Но я ушла из детского дома, я уехала к океану, я искала себя настоящую!

– Ой, зайчик, не смеши меня, – Яна принялась шинковать овощи, не глядя на Леку, – ничего ты не искала, а просто примеряла на себя разные костюмы. Костюм хорошей девочки, костюм верной девочки, костюм одинокой девочки. А где во всем этом ты? Где ты, я тебя спрашиваю?

– Так ведь все это – я! – Возмущенно воскликнула Лека. – Янка, да брось ты этот нож, поговори со мной!

Она вся дрожала от переполняющих ее эмоций.

– Я и так разговариваю, котик. А если я брошу нож, то мой возвращающийся из долгой командировки муж останется голодным.

Она ссыпала овощи в сковороду и принялась за мясо.

– Так вот. То, что все это – ты, я даже отрицать не стану. Ты, конечно, кто бы спорил… Но тут есть принципиальный момент.

– Какой? – Лека вся подалась вперед, укладываясь грудью на стол.

– Очень простой. Какие свои части ты прячешь, выпячивая ту одну, которая прямо сейчас нравится тебе больше других?

Лека поморгала и опустилась на стул.

– В смысле? – Глупо спросила она.

– Когда ты выбираешь свой кусочек, – начала Яна, нарезая мясо маленькими ломтиками, – и делаешь его большим, это происходит за счет других кусочков, потому что общий объем всегда один и тот же.