– Я не потерплю, – повторила Лёка, – Запомни на будущее. Иди в душ.

Марина не посмела ослушаться. Скрылась в глубине квартиры, оставив Лену в гостиной. Она чувствовала, что сегодняшняя ночь на этом не закончена. Так и вышло.


Удивительное дело – в последнее время ванная стала для Марины чем-то особенным. Как будто мечетью для верующего. Именно тут думались самые сложные и тягостные мысли, и именно тут искались ответы.

Сегодня ответы были не нужны. Все они давно были сформулированы и плескались на поверхности. А вот с вопросами было посложнее. Хотя – казалось бы – как просто! Стоит правильно задать вопрос – и всё становится яснее и понятнее. Ан нет, не получалось.

Даже самой себе Марина вряд ли призналась бы в том, что боится выходить из душа и идти к Лёке. И даже не из-за непредсказуемости реакций и слов. А из-за того, что с ней она не могла быть прежней. Никакой гордости. Никакого самомнения. Холодности. Одно дикое и неукротимое желание быть вместе.

– Ты там утонула? – громкий стук прервал размышления Марины. Она поскользнулась на деревянной решетке и ударилась плечом о раковину.

– Иду, – хрипло крикнула в ответ, – Еще минуту.

Одеваться не стала. Черт с ней, выгонит – значит, придется снова идти в ванную за вещами. А если выйти одетой – выгонит наверняка. Полотенце на талию, пару «пшиков» духами, поправить волосы – и вперед. Навстречу неизвестности.

Лёка никак не прореагировала на внешний вид Марины, когда та появилась на кухне. Она задумчиво распаковывала картонные коробки и принюхивалась к тому, что в них находилось.

– Доставай тарелки из шкафа, – распорядилась, – Будем ужинать.

– И что на ужин?

– Суши. Представляешь, эти муфлоны из службы доставки не положили палочки.

– Значит, будем есть вилкой, – Марина позволила себе улыбнуться, – Японская еда в русских реалиях.

– Ого, какие мы слова знаем… Всё готово, садись. Может, тебе халат дать?

– Тебя смущает мой обнаженный торс? – кокетливо похлопала глазами и коснулась кончиками пальцев окружности собственной груди.

– Нет, – хмыкнула Лёка, – Но сидеть за столом с голыми сиськами – это неприлично.

Ну конечно. Чего еще можно было от неё ожидать, кроме как ехидного комментария?

Марина послушно накинула халат и присела за стол. Лёка разлила по маленьким стопочкам водку, тут же выпила и приступила к еде.

– А тост? – удивленно протянула Марина.

– Скажи сама, если тебе надо.

Лёка ела молча. Она сосредоточенно накалывала суши на вилку, размешивала в соевом соусе приправы, откусывала и изредка наливала еще водки. Для Марины это была редкая возможность так близко рассмотреть любимое и недоступное лицо.

Ох уж это лицо… Порой посмотришь – усталая взрослая тетка. Чуть больше морщин, чем положено в её возрасте, круги под тусклыми глазами и выражение лица такое, словно «зарплату не платят, муж пьет, дети – разгильдяи, а соседка-сука опять своими собаками коврик в подъезде обшерстила». Одна секунда, одно мгновение – и нет, куда всё девалось, совершенно другой человек сидит, раскачиваясь на табуретке. Острые черты лица, родинка на правой щеке, уставшая – да, но очень красивая женщина. И глаза – огромные синие глаза, в каждом по несколько льдинок, иногда маленьких, озорных, а иногда – огромных в своей злости и ярости.

– Сколько тебе лет? – неожиданно спросила Марина. Лёка подняла брови усмехнулась:

– Ты выбрала хороший момент, чтобы спросить.

– И всё-таки, сколько? Или это тайна?

– Это не тайна. Но я сама не помню.

– Как так? – удивилась. Как-то сразу ясно стало, что Лена не врет. Но как же?…

– А вот так. Несколько лет у меня вообще из памяти выпало, некоторые помню только обрывками. Тут уже не до возраста. Да и день рождения последний раз отмечала бог знает когда.

Марина застыла, пораженная. Это было невиданно – до сих пор Лёка никогда не говорила о своем прошлом. А, может, это шанс стать хоть чуточку ей ближе? Прикоснуться к тому, до чего ни у кого нет доступа?

– Из-за наркотиков годы выпадали? – спросила осторожно.

– Из-за них, – согласилась Лёка, – Плюс алкоголь. Словом, образ жизни здоровый по самое «не балуйся».

– А где ты жила до Питера?

– Везде. Половину городов не помню – по вышеназванной причине.

– А родилась где?

– А ты?

Пауза. Марина лихорадочно думала, что делать дальше. Это шанс – кричал кто-то у неё в голове и бил коленями в сердце. Это твой шанс, дура! Ты же этого так ждала!

– Я здесь родилась, – ответила, наконец, – Папа с мамой сюда приехали из Волгограда, когда совсем молодые были.

– Где они сейчас?

– В Израиле.

– Так ты еврейка? – удивилась Лёка.

– А разве по мне не видно? – удивилась в ответ Марина. Действительно, что за глупый вопрос – курчавые темные волосы, темные глаза, классический еврейский нос…

– Я не специалист. Ну а как ты в шоу-бизнес попала?

– Знакомый пригласил. Всё никак не мог найти ведущую подходящую, а тут я подвернулась.

– Это твоя единственная профессия? Больше ничем заняться не пробовала?

– Нет. Когда-то думала свои программы делать, но потом решила не пробовать – слишком сложное это занятие.

– Понятно, – Лёка вытерла губы салфеткой и встала из-за стола, – Посуду помой и приходи в спальню.

Марине ничего не оставалось кроме как подчиниться. Она быстро справилась с тарелками, и принялась убирать их на полку. Интересно. Минимум посуды, но совсем не холостяцкий набор – и, самое удивительное, полный порядок во всем. Никакой пыли или беспорядочно сваленных столовых приборов. Впрочем, это еще ни о чем не говорит – решила Марина. Возможно, у неё просто есть домработница.

Прежде чем идти в спальню, Марина заглянула в ванную и оставила там халат. Опытная женщина, она знала, что полотенце на бедрах возбуждает гораздо сильнее, чем обнаженное тело. Хотя как знать… Обычно общепринятые правила с Лёкой не работали.

В спальне было темно. Марина наощупь нашла край кровати, почувствовала под своими ладонями Лёкин живот и замерла. Поскольку возражений не последовало, Марина проворно забралась пальцами под майку и погладила мягкую кожу. Каждое движение было похоже на хождение по канату – неизвестно, куда вынесет – вперед, или вниз, в обрыв.

Она осторожно присела на край кровати и потянула футболку вверх. Глаза привыкли к темноте, и уже можно было разглядеть очертания Лёкиной фигуры, её закинутые за затылок ладони и прикрытые глаза.

Футболка скользнула еще выше, обнажая небольшую, ритмично поднимающуюся и опускающуюся грудь. Не сдержавшись, Марина наклонилась и кончиком языка лизнула сосок. Лёка вздрогнула. Нетерпеливые губы сомкнулись вокруг нежной плоти, ладони скользнули в брюки и глубже – под трусики.

Вытянувшись, Марина легла на кровать, накрыв Лёкино тело своим. Она задыхалась от восторга, и застонала, почувствовав, как сильные руки обнимают её за талию и прижимают крепче.

– Хорошая моя… – Лёка услышала горячий шепот, и дыхание обожгло ухо. – Сладкая…

Проворные пальцы потянули вниз непослушную ткань, обнажая крепкие бедра. Брюки, трусики – к черту, на пол. Полотенце – туда же. Руки горят на бедрах, язык рисует узоры на груди, толкаясь и увлажняя соски.

Марина потянулась выше, губы оставили след на щеке и двинулись к губам. Нет? Нельзя? Ну и черт с тобой, слышишь? Только не останавливайся, я не вынесу этого второй раз… Хочу, хочу тебя, хочу…

Боже, какие нежные волосы там, внизу… Они ничуть не напоминают щетину, нет – и под ними так горячо, так сладко. Как хочется растопить твой лед, заставить тебя кричать от удовольствия и стонать громко-громко.

Но нет – разве Лёка позволит! Движение – и уже Марина на спине, распластавшись под тяжестью горячего тела, обнаженная и сжимающая губы чтобы не закричать. Ноги разведены, на груди выступили капли пота, а в глазах – целый ураган страстей и желания.

Никакой нежности больше. Не нужна она. Ни к чему. Твердое бедро вжимается между распахнутых ног, на одну секунду – на один вскрик, и тут же его сменяют крепкие пальцы и горячие губы.

Марина кричит, она не может больше сдерживаться, сжимает ногами Лёкины плечи и впивается пальцами в её волосы. Язык проникает внутрь, сменяя пальцы, и снова пульсирует на внутренней части бедра, и снова внутри…

– Да… Пожалуйста… Лёка… Родная… Любимая… Прошу тебя…

Мгновенная пауза, Марина крепче сжимает ноги – нет, нет, только не сейчас, не уходи, прошу тебя… И – повинуясь этой просьбе – пальцы грубо впиваются в горячую влажность, до боли, до ранок – но как сладки эти ощущения на фоне разгорающегося оргазма, как выгибается спина, как сжимаются мышцы и – вот оно, освобождение, грубое, жестокое и одновременно нежное – до слёз.

– Только реветь не начинай, – попросила Лёка, вытирая о простыню подбородок и поднимаясь повыше на кровати. И предупредила с усмешкой. – А то выгоню.

– Я не плачу, – Марина с трудом восстанавливала дыхание. Её не хотелось говорить или двигаться. Лежать бы так всегда, всю жизнь – касаясь бедром Лёкиного живота и остывая после недавнего сумасшествия.

Господи, эта девчонка же не делала ничего особенного! Одна – классическая – поза, одни и те же движения, почему же тогда ни с кем до этого Марине не было так хорошо, так восхитительно, так волшебно?

– Почему ты не дала мне доставить тебе удовольствие? – спросила Марина, когда смогла, наконец, отдышаться и успокоить пожар в груди.

– Ты доставила.

– Нет. Ты знаешь, о чем я.

– Знаю.

На свой страх и риск, Марина потянулась и устроила голову на Лёкином плече. Она не стала дальше спрашивать – не хотела думать, не хотела знать. Поцеловала обнаженный кусочек кожи и почувствовала, как на её спину опускается ладонь и гладит тихонько. Нежно-нежно.

И что-то сжалось в груди, разливаясь солеными слезами. Эта нежность, эта сумасшедшая и ледяная женщина, это бесконечное, огромное счастье – всё как будто украдено. Как будто чужое. Взаймы.

Глотая слезы и пряча лицо на Лёкином плече, Марина вдруг застыла. Она вспомнила. Много лет назад. Другую постель. Другого человека. И – несколько строк, прочитанных срывающимся голосом.


На прощанье – ни звука.

Граммофон за стеной.

В этом мире разлука -

Лишь прообраз иной.

Ибо врозь, а не подле

Мало веки смежать.

Вплоть до смерти. И после

Нам не вместе лежать…


Сжала губы и заплакала, не думая о последствиях и не стыдясь своих слез.

17

Надоело. Устала. Надоело. К черту. Надоело. Хватит. Надоело.

Что делать?

Лёка со злостью схватила со стола пепельницу и с силой швырнула её об стену. Через секунду за дверью послышался топот и неуверенный стук.

– Пошли все к черту! – заорала, швыряя в дверь подставку для ручек. – К черту!

Шум стих. Лёка застонала, упираясь лицом в ладони, и закрыла глаза. В последнее время она не могла сдерживать агрессии и злобы. Или нет – не хотела скорее.

Странно всё шло. Странно и пугающе. Марина, Яна, Сергей с Максимом – они как будто образовали кольцо, и с каждым днем оно всё сужалось и сужалось.

Давно уже Марина первый раз призналась Лёке в любви. Давно уже закончились выяснения несуществующих отношений, слезы и полуночные звонки на мобильный. Жизнь сделала очередной виток и вернулась к началу – холодный и отстраненный секс. И ничего более.

Давно уже Лёку перестали волновать мотивы Марининых поступков и её прошлое. Не соперник она, не игрок – так… Стервочка, к тому же глупая и недалекая.

Всё это так, да, вот только почему тогда Лёка не прекратила общения с Яной, Сергеем и прочими? Ведь забросила же идею по добыче информации, и плюнула на все расспросы. Но нет – общается, и даже выучила даты рождений и прочих праздников, и ни разу не позволила себе быть грубой или злой…

– К черту, – Лёка потянулась и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, – К черту всех. Не буду думать. Не могу. Голова лопнет. Надо просто разорвать этот круг и всё. И, кажется, я даже знаю, каким образом.

Декорации и сценарий были продуманы до мелочей. Праздник. У Лёки дома. Неважно, в честь чего – сюрприз для всех. Нет, не день рождения. Потом всё узнаете. В восемь. Подарков не надо.

Марине – другую версию. Надо поговорить. У меня. В восемь тридцать. Приезжай обязательно.

Антураж – банальный. Бутылку водки на стол в гостиной, простая закуска из итальянского ресторана. Надеть любимые старые джинсы и свитер. Волосы уложить так, чтобы падали на лоб. Таблетка для поддержки сил. И – можно идти встречать первых гостей.

– Здорово таинственным обитателям старых замков! – крикнул Сергей с порога и вручил удивленной Лёке букет красных роз.

– Мы решили всё-таки цветочки принести, а то вдруг ты признаешься, что у тебя день рождения, и мы будем выглядеть дураками, – добавила Яна, целуя подставленную щеку.