Теперь Лёка была похожа на обиженного ребенка, которого стыдят родители. Надула губы, похлопала глазами и вытерла абсолютно сухой нос.

– Тогда понятно, – Марина подавила поднявшееся от живота к горлу незнакомое доселе чувство и принялась объяснять, – Бучи – это лесбиянки, предпочитающие активную модель поведения. А Клавы – наоборот. Их еще называют фем.

– Клево. То есть кто сверху – буч, кто снизу – Клава. Так чтоли?

– Да нет же! Котенок, ты меня поражаешь. Быть лесбиянкой и не знать таких простых определений… Лена, ну ты что! Смотри… Буч – это жен…

Марина запнулась на полуслове. На мгновение ей показалось, что в комнате стало очень холодно. Когда она посмотрела на Лёку и увидела ледяной взгляд бело-синих глаз, это ощущение усилилось во сто крат.

– Никто. Никогда. Не смеет. Называть. Меня. Леной.

Голос был незнаком. Даже в секунды злости и ярости, раньше она так не говорила. Хотя какое там «говорила»! Не шипела. Сквозь зубы.

Марина молчала. Совершенно неожиданно ей стало страшно. Впервые в жизни она испугалась по-настоящему, до полного оцепенения. Впервые в жизни она подумала, а стоит ли продолжать игру? Впервые в жизни она засомневалась, что выиграет.

– Пошла. Вон, – процедила Лена. Она не пошевельнулась ни на миллиметр – но во всем её облике было нечто настолько ужасное, что Марина не посмела ослушаться.

Внезапно задрожавшими руками она собрала разбросанные по столу листки бумаги и с трудом поднялась на ноги. И вдруг вскинула глаза в ответ на резкий, заливистый, звонок в дверь.

Это продолжалось несколько секунд – Марина смотрела на Лёку и слушала переливчатую мелодию. И видела – она могла бы поклясться, что именно видела! – как белые глаза постепенно приобретают синеватый оттенок, как размыкаются зубы, как что-то внутри Лёки собирается в единое целое из разбежавшихся по телу атомов и молекул.

– Извини, – щелчок, и голос вдруг стал похож на человеческий. На привычный. На не такой страшный, – Я открою.

Девушка спрыгнула с дивана и пошла в прихожую, а Марина проводила её задумчивым взглядом. Страх еще витал где-то в центре сознания, но основной ужас отступил.

– Что такого в этом имени? – подумала Марина. – И кто эта девчонка? Стоит ли? Опасно… Стоит ли?

Тем временем в прихожей громыхнула дверь, и истерический голос наполнил квартиру.

– Мне надо поговорить с тобой! Сейчас же! Немедленно!

Марина не могла слышать ответа, но могла поклясться, что знает, какие слова были произнесены. И каким голосом. И каким тоном.

– Не смей так со мной обращаться! Я человек! Мне нужна свобода! Кто ты такая, чтобы решать за меня? Я хочу устроить свою жизнь, хочу, чтобы у Егора был отец! А ты мне только мешаешь! Заставляешь! Что ты на меня так смотришь? Ударить хочешь, да? Бей! В тебе нет ничего святого! Тварь! Ты отняла у меня надежду! У меня ничего не осталось! Сука!

Крик перешел в сдавленный хрип, и Марина метнулась в прихожую. Это было неосознанное движение, но много дней спустя женщина поняла, чем оно было вызвано: всё тем же страхом. Она не боялась, что Лёка ударит. Боялась, что убьет.

Но нет. Объемное пространство вдруг сузилось до невероятно маленьких размеров, и в них странным образом уместились две плоские фигуры: когда-то красивая, а теперь располневшая и несколько обрюзгшая женщина упиралась головой о коричнево-обойную стену и сдавленно хрипела, а другая женщина смотрела ледяным и чуточку уставшим взглядом на собственный кулак, который продолжал наматывать локоны чужих волос.

– Перестань! – вопреки своей воли закричала Марина, но Лёка даже взглядом не повела в её сторону. Она лишь слегка наклонила голову и еще крепче намотала на руку Катины волосы.

– Пошла к черту, сучка, – голос был таким спокойным, что в квартире всё замерло, и даже хрипы перестали быть слышны, – Убирайся вон. Ищи свою свободу и надежду. И чтобы больше никогда я не видела тебя. Я понятно выражаюсь? Сегодня же. Через два часа. Я приеду в свою квартиру. И чтобы там не было ни единого следа твоего пребывания. И чтобы никогда ты не появлялась на моем пути. Ты меня поняла?

Новый шок – Марина увидела, как раскрываются еще шире глаза женщины. Она явно не ожидала такого поворота. Не была к нему готова.

Лёка разомкнула руку и рывком вынула кулак из спутанного комка волос. Отвернулась и скрылась в квартире, не обращая внимания на вопли.

– Подожди! Ты не так поняла! Да стой же!

Догнать и остановить Катя не посмела. Её вдруг оставили все силы, и она упала на пол прихожей, судорожно всхлипывая.

– Прекрати, – холодно произнесла Марина, – Ты просчиталась, дорогая. Это сработало бы с мужиком, но не с Лёкой. Езжай собирай вещи. Советую поторопиться.

Катя разрыдалась, а Марина, окинув её презрительным взглядом, подхватила сумочку и скрылась в освещенной мягкости подъезда.

Сегодня она поняла, во что ввязывается.

Сегодня она решила идти до конца.

9

– Что мы будем делать дальше, шеф?

– Это твоя работа – сказать мне, что мы будем делать дальше.

– Но я не могу! Слишком много подлости и невежества вокруг!

– А меня это не касается. Когда ты подписывал договор – ты знал, на что идешь.

– Вы правы, шеф. Как бы ни было, это моя страна. Я поклялся служить Америке. И выполню клятву.

Под пафосную траурную музыку Лёка поднялась и через темные ряды зрителей пошла к выходу. Да, покупая билеты в кино, она обещала себе досидеть до конца и постараться получить удовольствие. Но кто мог ожидать, что разрекламированное кино окажется столь низкопробной мутью?

Все кафе в огромном вестибюле были полупустыми. Еще бы – ведь фильм совсем недавно начался, и те, кто пришел на этот сеанс сидели в зале, а те, кто хотел попасть на следующий, еще не появлялись.


Лена заказала в баре чашку кофе и присела за маленький круглый столик.

Следовало признать – очередная идиотская попытка жить как все не удалась.

На самом деле, эти попытки случались не так уж часто – примерно раз в два-три месяца. Лёка просыпалась утром и решала изменить собственную жизнь. Каждый раз это выражалось в разных поступках – она то начинала прибираться в квартире, то уходила в пешие прогулки, то начинала бегать по утрам. Пару раз даже рискнула позвонить родителям и Лизе.

Но хорошие порывы испарялись обычно уже к обеду. Пылесос забрасывался на середине комнаты, прогулки прерывались вызовом по мобильному такси, пробежки – ближайшим баром, а телефонные звонки – настороженным молчанием и короткими гудками.

Так и сегодня. Попытка сходить в кино провалилась. Да и кофе тут паршивый…

Со стуком отставив чашку в сторону, Лёка поймала болтающийся на шнурке мобильный и набрала номер. Авантюризм снова заиграл в крови, почище любых наркотиков. Снова захотелось поиграть.

Две недели прошло со дня, когда Марина стала свидетелем Катиной истерики. С тех пор она как-то сторонилась Лену, испуганно отвечала на вопросы и старалась лишний раз не задерживаться на работе.

Игра.

Очередная игра.

– Привет, котенок, – Марина выбралась из серебристого мерседеса с присущим ей изяществом. Беззастенчиво приподняла короткую юбку и поправила кружево чулка.

– Бэби, шоу сегодня не будет, – ухмыльнулась Лёка, – В клубе санитарный день.

– Для тебя я могу устроить приватное выступление.

– А, может, я для тебя?

Марина улыбнулась в ответ на шутку и подошла к Лене. Та стояла, прислонившись спиной к кирпичной стене дома, и смотрела чуточку насмешливо.

– Куда пойдем? – спросила, приподнимая бровь. Жест, которому поражались и завидовали все знакомые.

– Трахаться?

– Хм… Интересное предложение. У меня есть выбор?

– Едва ли.

– Значит, идем бухать. Трахаться как-нибудь в другой раз, уж извини, бэби.

Марина изобразила разочарование, но покорно пошла вслед за Леной к её машине. Это стало уже привычной игрой – шутить на сексуальные темы, ни разу не переспав. Но женщина не теряла надежды. Она знала, чем это обычно кончается. И была уверена, что этот раз не станет исключением.

– Расскажи мне про лесбиянок, – попросила Лёка, когда машина обогнала на светофоре «Жигули» и прочие произведения отечественного автомобилестроения.

– Может, ты мне расскажешь? – улыбнулась с пассажирского сиденья Марина.

– Высадить?

– Не надо. Что ты хочешь услышать?

– Всё. Что там еще за классификация?

Марина улыбнулась и зевнула, провожая взглядом исчезающую в зеркале заднего вида питерскую улицу. Она прекрасно понимала, что, скорее всего, Лёка уже давно забралась в интернет и прочитала все классификации, которые только нашла.

– Буч – это маскулинная женщина. А клава, соответственно, женственная.

– Что значит «маскулинная»?

– Хочешь, покажу?

Неожиданно. Лёка даже рулем вильнула от удивления.

– Изобразишь из себя буча?

– Нет, зачем же. Поехали в лесбийский клуб? Там ты наглядно увидишь всю классификацию.

– Лесбийский клуб? А что, такие бывают? – Лена старательно изобразила растерянность.

– Конечно! – Марина, казалось, не заметила. – Поедем?

– Ну поехали… Но если там тебя изнасилуют – оттаскивать спермотоксикозных девок я не буду.

– Договорились!

До клуба добирались долго. Марина толком не помнила дорогу, да и заведение располагалось далеко не на оживленной улице. Наконец, машина припарковалась, тяжело переваливаясь колесами через бордюр и девушки вылезли на улицу.

– Ну и? – хмыкнула Лёка, скептически оглядывая яркую вывеску. – Это тот самый клуб?

– Да. А что тебя смущает?

– Дешевка. Пошли.

Они заплатили за вход и миновали голубоватого вида охранника. Проверить сумки девушек никто не посмел – слишком уверенно шли, слишком были хорошо одеты и не совсем вписывались образом в обычный контингент клуба.

Пересекли один небольшой зал и нырнули в другой. Лёка моментально поморщилась от никотиновых паров в воздухе и духоты.

Пейзаж вокруг впечатлял. Со знаком «минус», к сожалению. Небольшое помещение, тесно расставленные столики, стихийно образованный танцпол, некое подобие сцены и нечто, отдаленно напоминающее будку диджея. Завершающим штрихом служили два бильярдных стола, умостившихся около стены. На них сидели странного вида подростки – то ли хиппующая молодежь, то ли выпускницы местной мануфактурной фабрики.

Лёка и Марина присели за столик в углу, указанный официанткой и заказали выпивку. Они странно смотрелись в этом клубе – словно две старушки на молодежной дискотеке. В уши резко била псевдо-музыка группы «Тату».

– Нравится? – поинтересовалась Марина.

– А то, – согласилась Лена, – Давно мечтала окунуться в прошлое.

Эта фраза прозвучала так по-киношному возвышенно, что Марина не нашла что ответить. Так бывало частенько – при всем своем жизненном опыте, женщина совсем не понимала свою начальницу. Она была настолько разная, что трудно было увидеть, а какой же из этих многочисленных образов настоящий?

И было что-то еще. Нечто настолько простое и очевидное, что Марина иногда ненавидела себя за то, что не может это разглядеть. Ключик. У каждого человека он есть. Но обычно эти «ключики» болтаются в связке на самой поверхности, и оставалось только выбрать, какой из них будет удобнее использовать. С годами эта связка ключей потихоньку растеривается. Причинили боль – потерян один ключ, предали – еще один, посмеялись – еще, и еще, и еще. И человек начинает замыкаться. Инстинктивно прячет оставшиеся ключи как можно глубже, для того, чтобы не успеть растерять их все до действительно важной встречи. До действительно важного человека. Лёка была еще относительно молода. Но у неё остался лишь один ключ. Марина это понимала. И бесилась от того, что не видит, где же он, этот волшебный ключик, где он – путь туда, куда всем дорога заказана.

– Может, пойдем отсюда? – предложила Лёка. – Я неуютно себя тут чувствую.

Ну и ну! Так что там на счёт ключиков? Неуютно, значит?

– Как неуютно? А мне казалось, ты всегда и везде в своей тарелке.

– Знаешь, бэби, даже если очень уверенного человека посадить на муравьиное гнездо, едва ли он сохранит свою уверенность.

– Ты сравниваешь этих милых крошек с муравьями?

– Нет. В темпе рассказывай мне, что там за классификация, и пойдем отсюда. Кстати, я не поняла, почему этот клуб называется лесбийским? Смотри, сколько мужиков!

Марина не сдержала улыбки. Лёка сказала это настолько непосредственно и открыто, что открыла окружающим еще один – ранее невиданный – образ. Может, это – настоящий?

– Наивная девочка. Это не мужики. Это те самые бучи.

– Да ладно! – Лёка кивнула беззвучно подошедшей официантке и проводила взглядом её туго обтянутую юбкой попу. – Посмотри на них! Мужики, конечно.

– Сама посмотри! Вон ту видишь? Ну или того… В джинсовой рубашке и штанах с карманами?