Девушка из моих кошмаров бросается вперёд и пытается помочь мне встать.

— Не трогай меня, — говорю я.

Она дёргается назад, словно я ударил её.

Наконец, я стою. Боль не уходит, я ужасно потею. Не смотрю на неё. Я не могу смотреть на неё.

— Дилан, — произносит она дрожащим голосом.

Я ворчу что-то в ответ. Не уверен что, но точно что-то некультурное.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.

Я, наконец, поднимаю голову. Чёрт, это было ошибкой. Её зелёные глаза, всегда ловившие меня, как гребаный водоворот, огромны. Слабый запах клубники кружит мне голову, её тело до сих пор притягивает внимание: миниатюрное, с изгибами бёдер, как всегда она словно фантазия.

— Я жду назначения, — отвечаю.

— Здесь? — спрашивает она.

Киваю.

— Изучение Исследований, — бормочу я.

Она начинает смеяться грустным смехом. Я слышал этот смех раньше.

— Ты, должно быть, разыгрываешь меня.

Ничего особенного не произошло

(Алекс)

Я уже опаздывала, когда добралась до Здания Искусства и Науки, и побежала на третий этаж, зная, что придется долго ждать лифт. Я проверяю свой телефон. Три часа. Мне нужно уже быть там.

Я просматриваю номера комнат, пробираясь по темному коридору. Свет горит только в самом конце коридора. Комната 301, вот она. Около двери сидит студент, подперев кулаком голову и отвернувшись от меня. Он читает книгу.

Я задерживаю дыхание. Конечно, его волосы короче, чем у Дилана, руки мускулистее, и он загорелый. Этот парень похож на модель с обложки. Не то, чтобы я падала в обморок при взгляде на парней с большими бицепсами, но ведь девушка может просто посмотреть?

Подходя к нему, я чувствую, как сердце начинает сильнее стучать в груди. Потому что, чем ближе я подхожу, тем больше парень становится похож на Дилана. Но что он здесь делает? Дилан, который разбил мне сердце, исчез, будто его никогда и не существовало, удалил почту, закрыл страницу на Facebook. Дилан, который стёр себя из моей жизни из-за глупого разговора, которого не должно было быть.

Я медлю. Этого не может быть. Этого просто не может быть.

Он вздыхает и немного поворачивается. Я ахаю. Потому что парень, сидящий передо мной, был тем, кто разбил мне сердце. Тихо, я произнесла:

— О, мой Бог.

Он вскакивает на ноги. Вернее, пытается. Но падает на пол, его лицо искажает боль. Я почти кричу, когда он пытается подняться. Я двигаюсь к нему, и он говорит мне первые слова за шесть месяцев:

— Не трогай меня.

Ожидаемо. Я заталкиваю обратно боль, которая собиралась прорваться наружу.

Он выглядит по-другому. По-другому странно. Мы не виделись почти два года, с лета до последнего года в старшей школе. Его руки стали больше. Рукава его рубашки тройки выглядели так, словно вот-вот собираются лопнуть. Я полагаю, это всё из-за армии. Его глаза такие же пронизывающе синие. На секунду я встречаюсь с ним взглядом, потом отворачиваюсь. Я не хочу попасть в ловушку этих глаз. И, чёрт побери, как же он пахнет. Намёк на дым и свежий молотый кофе. Бывает, когда я захожу в нью-йоркское кафе, из-за запаха мне кажется, что он рядом. Иногда помнить так отстойно.

— Дилан, — говорю я. — Что ты здесь делаешь?

— Жду назначения.

— Здесь? — спрашиваю я. Это безумие.

Он пожимает плечами.

— Изучение Исследований.

Нет.

Не может быть.

— Подожди минутку… ты сказал, что ты теперь здесь учишься?

Он кивает

— Ты же был в армии, — говорю я.

Он пожимает плечами, отворачивается, затем указывает на трость.

— Из всех школ, которые ты мог бы выбрать, ты выбрал ту, где учусь я?

Гнев искажает его лицо.

— Я здесь не ради тебя, Алекс. Я здесь потому, что это лучшая школа, которую я могу себе позволить. Я здесь ради себя самого.

— Ты думаешь, что можешь просто объявиться, а я вернусь к тебе после того, как ты игнорировал меня шесть месяцев? После того, как ты стёр меня из своей жизни?

Он прищуривается, смотрит на меня. Его голос холоден, когда он говорит:

— На самом деле, я надеялся, что не столкнусь с тобой.

Я подавляю рыдание. Я не позволю ему так со мной обращаться.

— Ну, похоже, мы оба потерпели неудачу. Я здесь для работы над исследованиями.

Его глаза расширяются.

— Ты будешь работать для Форрестера?

— Он местный автор?

Он кивает.

— Боже, — говорю я. — Меня сейчас вырвет.

— Спасибо. Я тоже рад видеть тебя, Алекс.

Я почти кричу на него, когда веселый голос позвал нас.

— Привет! Вы мои новые научные сотрудники?

Трудно представить в этом смешно выглядевшем человеке автора с большой буквы. Он одет в твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях и вельветовые штаны. Ему не могло быть больше тридцати пяти лет, но он носил очки для чтения, болтающиеся на середине его носа.

— Привет, — говорит он. — Я Макс Форрестер.

— Алекс Томпсон, — говорю я и смотрю на Дилана. Он уставился на меня.

— Дилан Пэриш, — говорит он.

— Входите, Алекс и Дилан. Простите за опоздание. Иногда я погружаюсь в искусство и забываю о времени.

Форрестер был позади меня, открывая дверь. Я закатила глаза. Забылся в искусстве. Вы могли бы почувствовать запах виски с расстояния в пятнадцать метров. Пахнет так, словно он зашел в ближайший бар.

Дилан махнул, чтобы я шла вперед. Он тяжело опирается на свою трость. Что с ним случилось? Я следую за Форрестером, Дилан, хромая, следует за мной.

— Садитесь же. Могу я предложить вам чаю? Воды? Или чего-нибудь более… бодрящего?

— Нет, спасибо, — говорит Дилан, когда он садится на своё место. Он прислоняет трость к стене. Выражение его лица непроницаемо.

— Воды, пожалуйста, — говорю я, стараясь противоречить ему.

Форрестер заполняет маленький стакан водой из раковины и отдаёт мне. Мои глаза сужаются, когда я осматриваю стекло. Оно грязное. Иу. И что-то жирное плавает на поверхности воды.

Я делаю вид, что выпила глоток, а затем поставила его на стол.

— Ну, приступим к делу, — сказал Форрестер. — Вы знаете друг друга?

— Нет, — отвечаю я.

В этот же момент Дилан говорит:

— Да.

Форрестеру понравилось это. Улыбка озаряет его лицо, он говорит:

— Уверен, даже есть история.

— Вы ошибаетесь, — отвечаю я и гляжу на Дилана. — Ничего значительного.

Дилан моргает и бросает на меня взгляд.

Хорошо. Часть меня хотела причинить ему боль, какую он причинил мне.

Форрестер медленно произносит:

— Надеюсь, это не будет проблемой.

— Нет, не будет, — говорю я.

— Нет, сэр, — голос Дилана звучит прохладно.

— Тогда, — говорит Форрестер, — это радует. Давайте я расскажу, что вы будете делать. Я здесь уже год и все это время работаю над романом. Историческая литература, основанная на беспорядках в Нью-Йорке во время гражданской войны. Вы знакомы с ними?

Я качаю головой, но Дилан говорит:

— Да, грустная история, в которой некоторые подверглись суду Линча.

Форрестер с энтузиазмом кивает.

— Верно. Мисс Томас, история такова. В июле 1863 года в городе была серия беспорядков. В основном протестовали бедные и рабочие, потому что богатые могли купить освобождение от призыва. Протесты прошли плохо, затем дошло до насилия. Многие люди были убиты.

— Они сожгли приют, — говорит Дилан. Что за подхалим.

— Правильно, Дилан. Детский приют сгорел дотла. Десяток чёрных мужчин линчевали в ходе беспорядка.

— Так… — говорю я. — Что мы будем делать?

— Ну, видишь ли, у Колумбийского масса материала по этим беспорядкам. Большая часть первоисточники. Поскольку я работаю над рукописью, ваша работа просто помогать мне с некоторыми деталями. Исторические контексты, исходный материал, вся информация, которая мне нужна для правдивой истории.

— Это… невероятно, — говорит Дилан. — Не обижайтесь, доктор Форрестер, но это лучше, чем я ожидал от работы в исследованиях.

Господи. Это будет длинный год.

Глава 2

Я чувствую себя самозванцем

(Дилан)

В последний раз, когда я видел Алекс… или, по крайней мере, её изображение по Skype, я взял свой компьютер и разбил его. Когда было достаточно темно, я вынес его из палатки и выпустил в него тридцать пуль. Излишне говорить, что это привлекло нежелательное внимание.

Сержант Колтон убедил командира части не подвергать меня суду. Однако меня отправили в казарму на тридцать дней. Мы были посреди глуши в Афганистане, у нас были дополнительные обязанности, которые не подвергались спору. Чаще всего мы наполняли мешки песком.

В любом случае, это не имеет особого значения, потому что на следующий день я был на пассажирском сиденье нашего Хаммера, пока мы ехали к бомбе, и мне после этого не нужен был компьютер. Я был ранен довольно сильно, а мой лучший друг убит.

Дело в том, что Алекс всегда вызывала во мне… гм, сильные эмоции, с первых дней, как я положил на неё глаз.

Мы встретились почти три года назад, в мой последний день в средних классах, и ее в младших. Откровенно говоря, она изменила мою жизнь так, что я не мог этого не оценить.

Но для того, чтобы это понять, нужно узнать, как мы туда попали. Как и в каждой истории, необходимо вернуться в самое начало. Я находился в Колумбийском, потому подорвался на бомбе, а подорвался на бомбе, потому что был добровольным пехотинцем, когда меня призвали в армию. А это случилось, когда она впервые со мной порвала. Запомните это. Для того чтобы объяснить всё, нужно вернуться к средней школе.

Я был паршивым студентом, но не дураком. Когда мама выгнала меня из дома, я должен был работать за минимальную зарплату, и дело дошло до того, что я мог оплачивать свое собственное жилье. Кроме того, я тусовался с… можно просто сказать, они не были выдающимися людьми человечества.

Так что я бросил пить. Бросил наркотики. Я до сих пор курю сигареты, но они мне не так необходимы. И я вернулся в среднюю школу. Проблема была в том, что я отставал, причем сильно. Когда я снова зарегистрировался в школе, я пошёл к директору и объяснил свою ситуацию.

Первый вопрос, который он мне задал:

— Где твои родители?

Я вздохнул.

— Я типа бездомный на данный момент, — ответил я. — Но это не постоянно. Послушайте… я не хочу вовлекать их в своё возвращение в школу. Думаю, мне нужно доказать маме, что я могу сделать это сам. Возможно, мне нужно доказать это и себе.

И он понял это. Поддерживал меня всё время и, к моему большому удивлению (и моей матери), я догнал остальных.

В конце года он позвал меня в свой офис.

— Слушай, — сказал он. — Я хочу рассказать тебе о программе, которая у нас есть. Каждый год город отправляет полдюжины учеников как часть национальной программы, чтобы они посетили несколько стран. Некоторый вид программы обмена. Ты выбран.

Я был в шоке. Я?

— Разве это не для умных учеников, которые не попадают в неприятности? — спросил я.

— Ты один из умнейших учеников, Дилан.

Я отметил, что он не раскрыл до конца намерения.

— Послушай, Дилан, все, что я хочу сказать это… что это чертова возможность получить образование. Я думаю, тебе следует ею воспользоваться.

— Хорошо, — сказал я, не достаточно убежденный. — Что мне делать?

— Напиши эссе. Вот форменный бланк. В эссе ты должен написать, почему нужно выбрать именно тебя.

Я взял бланк домой и прочитал несколько раз. Если честно, я был в ужасе. Серьёзно. Я из семьи рабочих, с пьяницей отцом, и такой же матерью, и, по правде говоря, я был испорченным. Я не мог конкурировать с учениками, у которых средний балл 4,0. Но я написал эссе.

О взрослении с пьяницами и самостоятельной жизни.

Написал о своем возвращении в школу, и как догнал свой класс.

Написал о важности образования с точки зрения человека, который не хочет работать на глупых неквалифицированных работах с минимальной зарплатой, на которую можно обеспечить себя только едой.

И знаете что? Каким-то образом меня приняли в программу. Я знал, что был выбран из полдюжины детей Атланты, которые едут в Израиль на два месяца.

И так я встретил Алекс.

Я увидел её впервые перед тем, как мы уехали в Израиль. Думаю, нас было около сорока человек в большой комнате в Хантер-колледже на Стейнет-Айленд. Она выделялась среди всех и с первого взгляда отпечаталась в моей голове. Длинные волосы каштанового цвета в прямом проборе, скользящие по спине. Зеленые глаза, поймавшие меня с другого конца комнаты. Слегка смуглая кожа, полные губы. Я не преувеличиваю, когда говорю, что она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. Она была из моей команды, но я даже не потрудился подойти к ней. Все из моей команды были старательными учениками, трудолюбивыми, которые надрывали задницу, чтобы принять участие в этой программе. Честно говоря, я чувствовал себя самозванцем.