Мэри Бэлоу - Просто незабываемая

– Опять? – Одна из его бровей снова поднялась, и Лусиус улыбнулся, но Фрэнсис заметила, что, несмотря на улыбку, в его глазах была тоска – тоска, от которой у нее сжалось сердце. – Фрэнсис, вам не кажется, что это становится немного однообразным?

Фрэнсис могла напомнить ему, что ей не пришлось бы повторяться, если бы он оставался в стороне и не предложил бабушке Марте вызвать ее в Лондон под предлогом смертельной болезни бабушки Гертруды.

– Прощайте. – Она осознала, что говорит шепотом, только когда произнесла это слово.

Виконт Синклер несколько раз кивнул, а потом резко повернулся и быстро зашагал в бальный зал, а Фрэнсис, глядя ему вслед, задумалась, действительно ли на сей раз все будет кончено.

Но разве может быть иначе?

Графиня Фонтбридж знала, что Фрэнсис вернулась в Лондон, и Чарлз знал, и леди Лайл знала.

И Джорджу Ролстону не понадобится много времени, чтобы тоже узнать об этом.

Фрэнсис могла только надеяться, что Бат останется для нее достаточно надежным укрытием.

Лусиус честно собирался выполнить свою клятву и на этот раз отказаться от Фрэнсис. Он признался ей в своих чувствах, он сделал все возможное, чтобы заставить ее признаться, что он ей небезразличен, он даже пытался быть бескорыстным и устроить ее певческую карьеру – что следовало сделать давным-давно, – уже не надеясь сохранить романтические отношения между ними.

Но Фрэнсис была непреклонной.

И ему не оставалось ничего иного, кроме как постараться забыть о ней.

Лусиус решил, что ему просто нужно заняться своими свадебными планами.

Убийственная мысль.

Однако на следующий день после концерта во время дневного визита Порции и ее матери Лусиус обнаружил, что чувствует себя скорее попавшим в ловушку, чем счастливым или хотя бы смирившимся.

Он привез домой Эйми после посещения лондонского Тауэра и, просунув голову в дверь гостиной, сообщил матери, чтобы его не ожидали дома к обеду, только в следующий момент обнаружив, что леди Синклер не одна. В гостиной были все – его мать, Маргарет, Кэролайн, Эмили, леди Балдерстон и Порция. Если бы там не было Тейта, с надеждой смотревшего на дверь, словно ожидая спасения, Лусиус, возможно, ушел бы после короткого обмена любезностями, но он не мог поступить бессердечно и бросить своего зятя на произвол судьбы. Поэтому спустя две минуты он уже сидел на диване рядом с Порцией, держа в руках чашку чая.

По-видимому, он прервал длительное обсуждение дамских шляп, и когда оно возобновилось, обменялся с Тейтом почти незаметной гримасой. Когда же эта тема наконец оказалась исчерпана, Порция обратилась к Лусиусу. – Мама объяснила леди Синклер, что ей не следовало позволять Эйми присутствовать на концерте вчера вечером.

– Правда? – В нем мгновенно вскипело раздражение.

– Честно говоря, вы совершили большую ошибку, пригласив в свой дом эту учительницу, – продолжала Порция. – Но я уверена, что ты этого не понимал, и это тебя извиняет и дает мне возможность оправдать твое поведение. Ошибки не столь страшны, если мы не отказываемся учиться на них. Я не сомневаюсь, что ты научишься осмотрительности, Лусиус, особенно когда рядом с тобой будет рассудительный человек, который может дать тебе совет.

Подняв обе брови, Лусиус в недоумении смотрел на нее. О чем она, черт возьми, говорит? И не себя ли предлагает в качестве рассудительного человека и будущего советчика? Разумеется, себя, но не предлагает, а объявляет таковым.

– В будущем тебе следует более тщательно отбирать таланты для своих концертов, – заботливо сказала Порция. – Тебе стоило внимательнее проверить рекомендации мисс Аллард, Лусиус, хотя многие полагают, что школьная учительница вполне прилична. Конечно, мама, папа и я тоже так полагали, когда снизошли до того, чтобы быть ей представленными.

Разумеется, все слушали и, по-видимому, были согласны, так как позволили Порции высказаться.

– И что же такого неприличного вы нашли в мисс Аллард? – Лусиус прищурился, теперь в нем нарастало не раздражение, а нечто более опасное, но он обуздал свои чувства. – Что за сплетни вы услышали?

– Честно говоря, лорд Синклер, не могу поверить, что нас можно обвинить в такой низости, как собирание сплетен, – заявила леди Балдерстон тоном, полным сдержанного возмущения. – Мы услышали это из собственных уст леди Лайл вчера вечером, а леди Лайл была достаточно добра и введена в заблуждение, когда дала приют этой французской девочке, которая теперь пытается выдавать себя за англичанку.

– А, – Лусиус поднял брови, – значит, в этом грех мисс Аллард, мадам? В том, что некоторые произносят ее фамилию как Хеллард? В том, что у нее отец француз и мать итальянка? Ее привезли сюда маленьким ребенком, и, возможно, поэтому она могла вырасти французской шпионкой? Просто восхитительно! Быть может, нам следует поскорее схватить ее, заковать в цепи и отправить в лондонский Тауэр?

Тейт кашлянул, чтобы скрыть вырвавшийся смешок.

– Лусиус, – сказала его мать, – сейчас не время для легкомыслия.

– А для него когда-нибудь бывает время? – Он перевел взгляд на мать и заметил, что Эмили позади нее смотрит на него смеющимися глазами.

– Мне нравится французское произношение ее имени, – сказала Кэролайн. – Удивительно, что она его изменила.

– Говоря по правде, Лусиус, – снова заговорила Порция, – леди Лайл была вынуждена выставить мисс Аллард из своего дома, потому что та водила компанию с неподходящими людьми, пела на частных вечеринках, о которых приличные леди даже знать не должны, не то что посещать их, и приобрела скандальную репутацию. Кто знает, в чем еще она принимала участие.

– Порция, дорогая моя, – остановила ее мать, – о таких вещах лучше не говорить.

– Об этом очень больно говорить, мама, – призналась Порция, – но необходимо, чтобы Лусиус понял, в какое двусмысленное положение он поставил леди Синклер и своих сестер прошлым вечером. Правду нужно очень осторожно довести до лорда Эджкома, который сегодня днем не слишком хорошо себя чувствует. Будем надеяться, что у леди Лайл достаточно благоразумия не рассказывать больше никому то, что она открыла нам. И мы, конечно, не станем распространять эти новости. Она взяла с нас слово держать все в секрете, но мы в любом случае не стали бы никому ничего говорить.

– Она взяла с вас слово держать все в секрете? – Лусиус снова прищурился.

– Ей не хотелось бы, чтобы все знали, как ее когда-то обманула ее подопечная, верно? – спросила Порция. – Но она сочла необходимым, чтобы об этом узнали мама и папа. И чтобы я это знала.

– Почему? – спросил Лусиус.

На мгновение Порция пришла в замешательство, но быстро оправилась и ответила:

– Думаю, она знает о тесных связях между нашими семьями, Лусиус.

– Удивляюсь, почему она просто не поговорила со мной, – сказал он.

– А мне кажется, леди Лайл просто раздосадована тем, что ей не удалось урвать немного славы от выступления мисс Аллард прошлым вечером. Поэтому она придумала способ подбросить в наш семейный круг злобные сплетни, чтобы мы порвали знакомство с мисс Аллард, – сказала Маргарет. – Я уверена, что все это полнейшая чушь.

– И я тоже, Мардж, – поддержала сестру Эмили. – Кому какое дело до того, что когда-то делала мисс Аллард?

– Я с удовольствием буду аккомпанировать ей в любое время, – сказала Кэролайн. – Поражаюсь, что вам нравится повторять такие глупости, Порция.

– О, но мы должны поблагодарить леди Балдерстон и Порцию за то, что они довели до нашего сведения то, что услышали, – как всегда дипломатично, высказалась леди Синклер. – Это лучше, чем слышать шепот у себя за спиной. Мисс Аллард, очевидно, исправила недостатки в своем характере, которые были у нее, когда она жила у леди Лайл, и это делает ей честь. И я всегда буду благодарна за то, что вчера вечером имела возможность послушать ее великолепный голос. Эмили, может быть, кто-то хочет еще чашку чая.

Лусиус резко поднялся.

– Ты уходишь, Лусиус? – спросила у него мать.

– Да, – коротко ответил он. – Я только что вспомнил, что должен нанести визит мисс Аллард.

– Лично поблагодарить ее за прошлый вечер? – спросила леди Синклер. – Думаю, это хорошая идея, Лусиус. Возможно, дедушка захочет пойти с тобой, если он уже встал после дневного отдыха. Даже Эйми...

– Я пойду один. Вчера вечером я уже поблагодарил мисс Аллард, сегодня у меня другая миссия. – Он замолчал, но отступать было уже слишком поздно – все без исключения в ожидании смотрели на него. – Я собираюсь попросить ее выйти за меня замуж.

Хотя пол в гостиной был от стены до стены застелен толстым ковром, тем не менее, когда Лусиус вышел из комнаты, можно было бы услышать, как падает булавка.

«Что же я натворил?» – спрашивал себя Лусиус, поднимаясь через две ступеньки к себе в комнату.

Он открыл рот, а потом уже не мог остановиться – вот что он натворил.

Но дело в том, что Лусиус нисколько об этом не жалел.

У Фрэнсис выдалось беспокойное утро, хотя после волнений, огорчений и всеобщей суматохи предыдущего вечера ей это было совершенно ни к чему, к тому же почти всю ночь она провела без сна. Но ее двоюродные бабушки допоздна оставались в постели, и, таким образом, она оказалась одна в комнате для завтрака, когда ей доставили письмо от Чарлза. В нем он просил ее встретиться с ним снова и писал, что так и не понял, почему она тогда, не сказав ни слова, исчезла.

С графом Фонтбриджем она познакомилась во время своего первого светского сезона, и они сразу же влюбились друг в друга. Он хотел жениться на ней, но потребовалось некоторое время, чтобы его мать согласилась принять в качестве невестки дочь французского эмигранта. А потом умер отец Фрэнсис, и мать Чарлза должна была привыкнуть к мысли, что у Фрэнсис нет состояния. А затем граф решил, что его будущая жена не должна быть известной как певица, которая пением зарабатывает себе на жизнь. И когда Фрэнсис задумалась, сочтет ли он когда-нибудь, что время и обстоятельства подходят для их женитьбы, она заметно охладела к нему. А потом у них была жуткая ссора после того, как он узнал об одной частной вечеринке, на которой она пела. Фрэнсис отстаивала свое право делать то, что ей хочется, потому что они еще не были официально помолвлены, а потом сказала ему, что это конец и она никогда больше не хочет его видеть.

Но на самом деле это было не так – до прошлого вечера. Она пообещала никогда не встречаться с ним и не отвечать на его письма.

Фрэнсис признавала, что повела себя отвратительно, не предложив объяснений, которые следовало дать. Но два года, последовавшие за смертью ее отца, были наполнены ошибками и неправильными суждениями с ее стороны – результат воспитания изнеженной, окруженной заботами дочери человека, который оберегал, направлял ее и исполнял большинство ее желаний.

Аппетит у Фрэнсис полностью пропал, и, отодвинув тарелку, она закрыла глаза.

Фрэнсис взяла себе за правило не думать о тех двух годах, и ей это удавалось. Она занималась собственной жизнью и гордилась тем, чего добилась. Но безусловно, невозможно было полностью выбросить что-то из памяти одной только силой воли – особенно когда это «что-то» было таким существенным, как два растраченных впустую года жизни. Ей часто хотелось, чтобы можно было вернуться и изменить последние события, – ей и сейчас еще этого хотелось.

«Ну вот я и вернулась», – сказала себе Фрэнсис, открыв глаза и глядя на белую скатерть на столе. Теперь было уже поздно бежать из Лондона так, как она приехала сюда – никем не замеченной. Все, встречи с кем она особенно старалась избежать – Чарлз, графиня Фонтбридж, леди Лайл, – уже видели ее, и Фрэнсис не сомневалась, что к этому времени и Джордж Ролстон уже знал, что она в городе.

Если слишком поздно незаметно исчезнуть, то, быть может, следует перестать вести себя осторожно. Быть может, ей в конечном счете удастся все изменить, несмотря на то что ее действия запоздали.

Час спустя Фрэнсис пешком отправилась навестить графиню Фонтбридж. Это время не подходило для нанесения светских визитов, но это и не было светским визитом.

Когда ее впустили в дом на Гросвенор-сквер, она поинтересовалась, дома ли графиня, отдала дворецкому короткое письмо, которое написала для Чарлза, со строгой инструкцией вручить его графу лично, и осталась ждать в вымощенном кафелем холле. Она не думала, что графиня откажется принять ее, и действительно, через несколько минут Фрэнсис проводили в малую гостиную на втором этаже.