Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

– Это я конфисковал в качестве компенсации, – прокричал ему я, имея в виду колбасу. – А если у вас будут претензии, я вас на днях сам найду.

Проходя мимо бабки, торговавшей семечками, я протянул ей трояк и молча ушел.

Вот так начался для меня этот день. А вот вечер, последний вечер августа не был каким-либо исключением из предыдущих дней, и мы уже по привычке отправились в студенческий городок, единственной разницей оказалось то, что машина Кондрата, «жигуленок», оказалась сегодня в автомастерской, и нас к студенческому городку отвез товарищ Кондрата – Лёня, на своей «волге».

По-быстрому сколотив компашку из четырех девчонок, мы уже было собрались вместе с ними в обратный путь, когда выезд нашей машине перекрыла зеленая «волга». Из машины выбрался смеющийся Митька, за ним подоспел Иван.

– Ну что, Савва, – сказал Митяй, улыбка так и распирала его. – Приглашаю на открытие бара. В субботу в полдень буду ждать. Ты – мой самый почетный гость. Босс на радостях подкинул в бар десять ящиков чешского пива, пару из них я уже отправил в холодильник, – для тебя персонально. Приходи с другом, естественно, – он кивнул в сторону Кондрата. – Будут, конечно же, телки. Татарочки завтра отъезжают, как ты знаешь, на родину, а жаль, можно было бы с ними устроить «ромашку», это когда 10–15 или сколько есть девушек становятся голышом в круг, повернувшись лицом к друг дружке, а мы…

– Дальше можешь не продолжать, – прервал я его, – мне эта игра знакома. – После этого мы крепко пожали друг другу руки и разошлись по своим машинам. Лёня же привез нас обратно, в итоге нас в квартире в этот вечер оказалось шестеро: мы с Кондратом, и четыре девушки; сам Леонид, не поддержав компанию, уехал восвояси. Этот вечер, я тут повторюсь, последний вечер августа, протекал по уже наработанному за предыдущие дни сценарию: полумрак, легкая музыка, угощение, состоящее из бутербродов и нескольких сортов вина – на выбор; эти вина у нас были теперь в немереном количестве – во флягах, которые я разместил на балконе, причем доставлены в квартиру прямо из подвальных складов местного винзавода, сплошь десертные и полусладкие, которые так нравятся девушкам и женщинам. Встречались среди наших гостий и любительницы крепких напитков, правда, изредка, все же возраст девчонок, не будем забывать, не превышал восемнадцати, но чаще был ниже…

В этот вечер, вернее уже поздней ночью, я достал из банки в кухонном шкафу, в которой лежали кофейные зерна, очередные два зернышка и бросил их в пиалу. Я это сделал уже автоматически, так как записей я никогда в жизни не вел, поэтому решил таким образом хотя бы количество своих партнерш подсчитать, ну хотя бы за последний месяц. Когда мою спальню покинула очередная партнерша, вторая за сегодняшний вечер, ее имя мне хорошо запомнилось – Галия, я вышел в зал в халате, потому что не нашел в себе сил одеться.

– Кондрат, – позвал я своего товарища, и когда он подошел, прошептал ему на ухо:

– Машины у нас нет, брат, так что придется девушкам отправляться в лагерь пешком. – Кондрат понимающе кивнул. – Такси в этот час, как ты знаешь, не поймать, так что помочь мы им ничем не можем. Ты их только выведи отсюда, отведи за пару кварталов, желательно зигзагами, чтобы они не могли по памяти сюда вернуться, и как бы случайно укажи, в какой стороне находится их лагерь, а сам сделай вид, что сейчас выгонишь машину из гаража. Их попросишь обождать в сторонке, якобы, чтобы мама, или, скажем, теща не увидела, как посторонние в машину садятся, соседи там, и так далее. И возвращайся. Сами до лагеря доберутся. Подумаешь, час с четвертью ходу. Я в их возрасте такие расстояния каждый день преодолевал. В погоне за любовью, между прочим. Причем зачастую даром. А теперь поверь, сил никаких нет, я еле живой.

– Верю, брат, я и сам на пределе, – отозвался Кондрат.

– Я дверь пока за вами закрою, а когда вернешься, звякни нашим кодовым, я тут же открою.

– Хорошо, – согласился мой товарищ.

Закрыв за ним и девушками дверь, я почувствовал позыв к рвоте, и вошел было в туалетную комнату, но постояв с минуту, передумал, и направился в свою спальню, чтобы лечь и хоть ненадолго забыться, потому что чувствовал я себя весьма отвратительно. Тело ломило как при гриппе, слабость была во всех конечностях невероятная, и все это, как я понимал, было результатом образа жизни, который я вел весь последний месяц. Ночи почти без сна, или сон днем, урывками, еда зачастую всухомятку, излишнее количество употребленного алкоголя, не говоря уже о чрезмерном увлечении сексом, а ведь зернышек, которые у меня хватило сил подсчитать, в пиале оказалось сорок две… Браво, Савва, ты рекордсмен, поздравил я сам себя, хотя радости от этого не испытал. И я ведь даже цели перед собой такой не ставил, все случилось само собой. А двумя минутами позже я уже спал.

Не помню, что именно мне снилось, но это было что-то ужасное, а самое страшное, что я, осознавая это, не мог выйти из своего заторможенного состояния. Ко всему прочему в голове загудел какой-то неумолимый колокол, и сквозь душный, вязкий сон я все-таки осознал, что только сам сумею остановить этот звон. И я, встав с постели, пошел на этот звон. Помню, как шел, потянув на себя дверь… вышел, а затем… а затем я повис на чем-то твердом. И стал на нем балансировать. Сознание стало понемногу возвращаться ко мне, и лишь тогда я с ужасом понял, что вишу на балконном поручне, и вижу внизу звезды, отражающиеся в лужах… Не помню, как я сполз на балконное покрытие, силы оставили меня… Но гул, этот ужасный гул, он продолжался, он никуда не исчез. И я последним усилием воли поднялся на ноги. Когда я открыл входную дверь, теперь уже осознанно, за ней обнаружился злой и мокрый Кондрат. Он с упреком уставился на меня.

– Я звоню, звоню, а ты не открываешь. Савва, что за дела? Ты что, уснул?

– Ага, – ответил я. – И более того: я чуть было не уснул навечно. Девушек спровадил?

– Сделал, как ты сказал. Смешные, они, наверное, до сих пор меня там дожидаются.

– Ну и ладушки, брат. Сообразят, что делать, не маленькие. А теперь давай спать. Спать. И никаких девушек. Отдых. Я беру отпуск. Слышишь, брат, я беру отпуск от всего этого… Во всяком случае, до субботы. Утром я получил сверху первое предупреждение, но не внял ему… Теперь вот получил второе, возможно, что последнее.

– И как оно звучит? – с подвохом спросил Кондрат.

– А звучит так, – сказал я без тени насмешки. – Я слышал это словно глас божий: «Не ходил бы ты, Савва, по девкам».

Отгуляв после рейса положенный мне месячный отпуск, и, признаться, прилично от него устав, я по звонку шефа явился на работу.

Начальник сбыта нашего винобъединения Алик Наумович Песков (в кругу родных и близких его звали, естественно, по-другому – Цалик Буюмович), обращаясь ко мне уже по-свойски, на «ты», представил мне моего нового напарника Петра Иванюшенко, после чего стал готовить нам проездные документы на Ригу.

Бывалые проводники, находившиеся в этот момент в кабинете и присутствовавшие при этом, лишь сочувственно головами качали – по их насмешливо скорбным лицам я понял, что они нам, новичкам, не завидуют, и что нам предстоит так называемый «голодный рейс» – именно таковой считалась в среде проводников поездка в Ригу. Сверх того, Алик Наумович во всеуслышание, и, на первый взгляд, без тени иронии, заявил, что я, уже вполне опытный, по его мнению, проводник (и это после одного-единственного рейса!), получаю в напарники новенького, которому предстоит первая поездка, поэтому я должен буду обучить его работе, – и этими словами он чуть ли не до слез рассмешил действительно опытных проводников.

Петра Иванюшенко, с которым мне предстояло сопровождать вино в город Ригу, столицу Латвии, я знал шапочно, мы с ним были знакомы года примерно три-четыре. Петро был старше меня на пару лет, в городе его многие знали как неплохого зубного техника, но работа эта ему, видимо, не очень нравилась, да ведь и сколько там не заработай, 33 % от заработка ему приходилось отдавать в виде алиментов двум детям от двух жен, а на нынешнем его месте работы – винзаводе, – зарплата была не более 80–90 рублей в месяц, и алиментов, соответственно, надо было отстегивать 30 рублей, не больше, а с командировочных – составляющих 250–300 рублей в месяц, алименты платить не полагалось, не говоря уж о левых приработках. А может, также, Петрухе, как и мне, деньги были не столь важны, а просто захотелось романтики – вздохнуть свежим воздухом свободы, покататься по стране, по необъятной нашей Родине. И еще: имея такую работу, мы, я считаю, приобретали единственную для нас возможность попутешествовать, так как на поездки за границу, мы, люди беспартийные и не являющиеся орденоносными передовиками производств, вообще не претендовали.

На следующий день после начала загрузки наша «группа три» – то есть три вагона в одной сцепке, – была полностью загружена, запломбирована, и готова к отправке. «Спец» в 28 тонн и «бандура» – 60-тоник, были заполнены портвейном белым, а в «молочке» – цистерне на 30-тонн было сухое вино с нежным названием – «Фетяска» – что по-молдавски означает «девичье».

Получив на нашу продукцию пачку накладных, мы прибыли с вещами в вагон и, едва успев разложить вещи и кое-как обустроиться, с вечерним шестичасовым составом тронулись в путь.

Так как надежды на левый приработок в этом рейсе были весьма призрачными, то двое таких «специалистов» как мы с Петром, теоретически должны были голодать.

Именно по этой причине с самого первого дня мы стали продавать вино каждому желающему, и торговали им как по всей территории МССР, так и на протяжении всего остального пути.

На станциях Раздельная и Бессарабская мы пополнили наши запасы в продуктах, хлебе и питьевой воде, которую нам залили в умывальник в количестве 170 литров, после чего в составе товарного поезда взяли курс на следующую перевалочную станцию под названием Жмеринка.

Этот украинский город «славился» в среде проводников злобными ментами и продажными клиентами, которые, купив литр вина, тут же бежали «докладать» в милицию, после чего у проводника, продавшего им вино, начинались неприятности.

Но, как я уже говорил, мы с Петром находились в безвыходном положении, поэтому с безрассудством новичков мы открыли торговлю в самой Жмеринке, прямо на пассажирской станции, где мы до самой отправки находились. Продажа шла ни шатко, ни валко, однако на момент отбытия в нашу «кассу» набежало сотни три рублей на «мелкие расходы». Пересчитав деньги, мы спокойно вздохнули, так как «голод», по крайней мере, в ближайшие пару недель, нам не угрожал.

Были у меня, конечно, с собой кое-какие деньги – заначка в полторы тысячи рублей «на крайний случай», зашитая в специальный кармашек на трусах, запрятанных в самый дальний уголок вещмешка, но они были предназначены действительно для исключительного случая – это был так называемый НЗ (неприкосновенный запас) – если, например, я попадал в какой-либо жизненный переплет, как то: в милицию, или еще что-либо в этом роде.

Петро, с удивлением пересчитав столь легко доставшийся нам «сармак», повеселел и стал рассказывать о себе и своей жизни, которая, несмотря на несолидный возраст рассказчика – 28 лет, успела ему надавать немало и калачей и затрещин.

Будучи женатым в первый раз на уроженке города Кишинева, чьи родители были номенклатурными работниками, он жил с ней и вместе с ее родителями в их квартире, и главной своей целью поставил купить машину. Через год у молодых родился сын; Петро напряженно работал, обеспечивая семью и продвигаясь к своей заветной мечте – приобретение нового автомобиля марки «жигули».

Молодая жена, вкусившая радость материнства, видела своего мужа дома все реже и реже, поэтому, очевидно для компенсации, завела себе любовника. Узнав об этом от всезнающих соседей, Петро не смог простить ей измены и ушел жить в общежитие какого-то строительного треста, а на ребенка стал выплачивать алименты.

Свою мечту – покупку машины – он все же сумел осуществить, правда, будучи женатым вторым браком: на этот раз его женой стала дочь министра сельского хозяйства республики – ведущего министра в аграрной МССР. Жена не замедлила родить ему дочь, и счастливый муж и отец вновь обрел семейное счастье, тепло, радость и домашний уют. Родители жены помогли молодым с квартирой, а еще через год с их же помощью, но на деньги Петра был приобретен «жигуль» шестой модели.

Затем у молодых, как водится, что-то не заладилось, и тут же высокопоставленные родители «внезапно» обнаружили у «непрестижного» зятя массу недостатков, и вскоре на расширенном семейном совете (на который самого Петра, естественно, не пригласили) было решено, что их дочь заслуживает лучшей судьбы, и, соответственно, лучшего мужа. В процессе бракоразводных передряг Петро неожиданно для самого себя остался без машины и престижной квартиры, расположенной в центре Кишинева, зато стал владельцем 1,5 комнатной квартиры в паршивом трехэтажном доме старой постройки в пограничном с Румынией захолустном городке под название Кагул, отстоящем от столицы Молдавии почти на две сотни километров.