Собственно работа у механиков начинается лишь тогда, когда какая-либо вычислительная машина выходила из строя, а до тех пор они были свободны. Посмотрев какое-то время телевизор, мы затем поиграли в настольный теннис и на бильярде, попутно определив, кто в каком виде сильнейший, а часам к десяти вечера, когда здание покинула последняя работница – уборщица, Серега достал из холодильника бутылку чистейшего медицинского спирта, предназначенного для протирки приборов, и мы, закусывая принесенными с собой, а также найденными в холодильнике съестными припасами, «приговорили» ее.

Поломок техники до окончания смены так и не случилось, поэтому домой мы вернулись почти вовремя, вскоре после часу ночи, будучи слегка навеселе; такси доставило нас к самому подъезду.

На следующий день мы проспали до 11 утра, а когда встали, родителей дома не оказалось; на столе лежала записка от мамы, слогом больше похожая на телеграмму: «Пища на плите (Сережина мама так всегда и говорила – «пища»), кушайте, отдыхайте. Буду поздно. Мама».

Перекусив, мы отправились на рынок – прошвырнуться, но прежде всего, конечно, попить пивка в баре, расположенном рядом с рынком – наши организмы в нем, как вы понимаете, настоятельно нуждались, а оно, как мы знали, наверное, там было всегда свежее и приличного качества.

Очередь в пивном баре была, по нашим прикидкам, минут на двадцать, и я, обычно не любивший торчать в очередях и одной минуты, спокойно выстоял ее, так как с самого утра сегодня был добродушно настроен и потому терпелив, то есть смотрел на мир сквозь благостные розовые очки.

Когда подошла наша очередь заказывать, мужик, стоявший перед нами, захватил в обе руки по три бокала пива и уже на ходу бросил бармену (или продавцу, это кому как нравится) всего два слова: «контрольная закупка», – но и этих двух слов оказалось достаточно, чтобы продавец в секунду изменился в лице. Что ж, его можно было понять, это был ревизор. Я, верно оценив ситуацию, среагировал молниеносно (люблю пошалить, когда возможные последствия мне ничем не грозят): шагнул следом и хватанул мужика за плечо так, что его развернуло вокруг оси и из бокалов на пол пролилось пиво. При этом я сказал ему:

– Ты чего, мужик, не балуй. Без очереди берешь, да еще бухтишь, будто чем-то недоволен?

Мужика аж перекосило от подобной наглости, он остановился, лицо его запылало бешенством, со стороны к нам спешил еще один мужик, видать, его напарник, который, подойдя, резко спросил:

– В чем дело, товарищ? Зачем вы разлили наше пиво?

«Товарищ?». Уже по одному этому слову можно было понять, что перед вами переодетые милиционеры, поэтому мне пришлось притвориться выпившим. Удовлетворенный содеянным я, намеренно растягивая слова, сказал:

– А что он без очереди берет и еще ругается? Если я и пролил случайно, то я вам куплю целый бокал, не беспокойтесь. – С этими словами я полез в карман за мелочью.

Первый «покупатель», матерясь вполголоса, вернулся к стойке, поставил все шесть бокалов обратно, забрал у продавца свои три рубля, которыми он рассчитался накануне, высыпал ему в ладонь мелочь, полученную в виде сдачи, и пошел к выходу, по пути потянув за плечо своего напарника. Стоявшие в очереди мужики, уже понявшие, что к чему, проводила их гигиканьем и смешками.

Тем временем я, наклонившись к бармену, шепнул:

– С тебя причитается, коллега. Контрольная закупка не удалась, ты, случаем, на меня не в обиде? – «Ну что ты, друг, спасибо тебе» – был мне ответ, бармен наполнил четыре бокала пива, денег с нас не взял, а когда мы с Серегой выцедили по первому, подошла молодая женщина в синем халате, которая убиралась по бару, и сунула мне в руки газетный кулек, в котором было что-то завернуто, по форме и по тяжести кулька можно было догадаться, что бутылка.

Допив свое пиво, мы подошли к бармену поблагодарить его, он, в свою очередь еще раз поблагодарил нас, после чего мы покинули бар. На улице, не удержавшись, я из любопытства развернул сверток – в нем оказалась бутылка марочного молдавского коньяка, подарок от благодарного бармена.

У меня после этого происшествия, которое вполне можно было назвать чистейшим хулиганством, здорово поднялось настроение, и когда мы, пересекая рынок, пошли по рядам, я заговаривал, шутил и балагурил со всеми подряд, – будь то покупатель, продавец или просто прохожий.

Мы обошли уже большую часть рынка, когда впереди, по ходу движения, в рыночной толпе, я совершенно случайно увидел своего хорошего знакомого, Вовочку-спекулянта из города Измаила. Он шел один и нес в руке увесистую сумку. Явно с товаром, предназначенным для реализации. Я отправился за ним. Дело в том, что Вовочка был не просто моим знакомым, он также являлся моим персональным поставщиком и регулярно привозил в наш город на продажу всевозможные импортные товары – начиная с жевательной резинки, косметики, электронных часов, сигарет, обуви и кончая джинсами, а также всяким прочим тряпьем и порнографическими журналами – в наше время, следует добавить, это было достаточно солидная фарца.

Однако когда я увидел Вовочку с полной сумкой товаров, да еще на «моем» рынке, то есть на моем участке, мне стало не до восторгов – в данный момент он находился на моей территории, и очень даже мог «испортить рынок» – ведь товары, купленные у него в Измаиле, я продавал здесь, в Кишиневе, существенно дороже.

Подойдя к нему сзади, – мой друг Сережа, не понимая в чем дело, еле за мной поспевал, – я пробасил измененным голосом:

– А ну ты, спекулянтская морда, – и при этом ощутимо ткнул Вовочку пальцем в спину, – подними руки вверх и шагай не оборачиваясь, вперед, к милицейскому опорному пункту.

Вовочка послушно поднял руки, выронив при этом сумку, от его спины почти осязаемо повеяло страхом. Затем он стал медленно поворачиваться к нам лицом. И лишь встретившись со мной взглядом, он понял, наконец, что за «милиция» его остановила, и только успел с трудом вымолвить: «Савва, ну ты, блин, даешь!», после чего словно куль повалился мне на руки, хотел, видимо, обнять на радостях, да ноги подвели, ослабли.

– Какого черта ты здесь делаешь? – строго спросил его я, чувствительно встряхивая для того, чтобы он мог держаться на ногах. – Вот мой хороший товарищ, Сергей Николаевич, между прочим, старший лейтенант БХСС, сейчас тебе объяснит, что значит втихаря гадить на чужой территории.

– Савва, ну… я… это… Тебя ведь не было в городе больше двух месяцев…, сказали, ты теперь в каких-то поездках, – залебезил Володя, пытаясь улыбнуться, но у него выходила какая-то вымученная гримаса, так как он был от природы застенчив и к тому же трусоват. Я поднял с земли его довольно тяжелую сумку и повел «партнера» к выходу с рынка, дорогой читая ему мораль и объясняя, в чем он неправ.

Через час-полтора мы, забрав из камеры хранения на ж/д вокзале еще две Володины сумки, пересмотрели у Сереги на дому весь товар, отобрали 20 пар джинсовых брюк «Вранглер», пару десятков порнографических журналов, несколько блоков сигарет и жвачки, а также красный замшевый пиджак 50– Ого размера, который я ту же примерил на себя. Пиджак мне сразу понравился, так как точно такой же у меня был дома (я купил его еще в 1979 году и он уже порядочно поизносился).

– Вообще-то я хотел за пиджак 280, – пролепетал Володя, когда я предложил ему двести рублей.

– Ты что, с ума сошел, я же для себя беру, – натурально возмутился я.

– Ладно, двести, – сдался он, и я продолжил наступление.

– За джинсы – оптом – две тысячи, – проговорил я, ожидая Володиной реакции.

– Две восемьсот, – тут же сказал он.

– Две четыреста, это окончательно, – повысил голос я, и он вновь сдался.

– Итого три двести за все, – подытожил я. – Включая журналы и жвачку. В общем, сейчас, ты, может быть, сотрудничая исключительно со мной, и проиграл несколько сотен, зато тебе это не стоило ни труда, ни риска, ни затраченного времени, так что знай мою щедрость.

Володя вздохнул, как мне показалось, с облегчением, пересчитал деньги, причем Серега добавил до недостающей суммы тысячу рублей из своей заначки, и на этом мы закончили нашу финансовую операцию.

Часом позже, неторопливо пробираясь по фруктовым рядам рынка, я уже переговаривался с горячими южными парнями, которые торговали здесь экзотическими фруктами. Я показывал им одну пару джинсов, которую держал в прозрачном пакете подмышкой. Остальные находились в сумке, с которой Серега предусмотрительно стоял в сторонке.

Из трех десятков кавказских торговцев лишь один всерьез заинтересовался джинсами, и я понял, что он уже закончил продавать свой товар и теперь собирается отбыть на родину, а зачем ему, спрашивается, везти домой деньги, когда купив на них товар, можно было дополнительно нажиться.

Это был относительно невысокий, с меня ростом, но очень плотный, широкоплечий и волосатый мужик, который весил никак не меньше 120 килограммов.

– Пачиму, шлюшай, ти хочишь за них по 180? Адин парен предлагал сегодня такие же за 160 рублэй, он бы и за 145 отдал, я его уже почти уговорил, да, – говорил он, перебирая в своих потных ладонях ткань джинсов.

– Ага, и где теперь этот твой парень? – спросил я насмешливо, беря у него со стола какой-то непонятный фрукт и откусывая от него кусок.

– Ни знаю, дарагой, ушла куда-то, – развел он руками.

– Это такой невысокий, рыжий, конопатый, – спросил я, описывая Володю, после чего швырнул фрукт, оказавшийся слишком приторным, в мусорный контейнер.

– Да, правильно, такой, такой, – удивленно подтвердил грузин.

– Я его… – намеренно протянул я, – это… – я цокнул языком и провел ребром ладони по горлу. – В общем, теперь я буду тот парень. Так что, идем смотреть товар или нет?

– Идем, – согласился Джибило – так звали парня друзья-коллеги.

Гостиница «Колхозная», расположенная рядом с рынком, поражала впервые попавшего туда человека своей особой неряшливостью, а также обшарпанными стенами коридоров и стандартным набором гадостных запахов, навсегда, казалось, поселившихся здесь, и уже въевшимся в ковры, мебель и даже стены здания.

Номер, в который мы вошли, «благоухал» теми же запахами, и выглядел не лучше вестибюля и коридора.

Джибило, не теряя времени, закрыв двери на ключ, стал разворачивать джинсы пару за парой, и, ничего не понимая в указанных на лейблах размерах, начал все подряд напяливать на себя и примерять, начиная с 42 размера и кончая 50-ым, так как больших размеров у нас не было.

А я тем временем совал ему в руки порнографические журналы с все новыми «картинками», и тогда он останавливался, тыкал толстым желтым ногтем в очередную картинку и раскатисто смеялся, затем опять принимался мерить джинсы. «Дитя гор, – добродушно подумал я о своем деловом партнере. – Простота и натиск, никакой интеллигентности».

Через пятнадцать минут Джибило был уже абсолютно потным, трусы его скатились до колен, обнажив волосатое тело гориллы, а наш клиент пытался напялить на себя последнюю пару джинсов – все остальные, немилосердно вывернутые, в полном беспорядке валялись на кроватях, на столе и на стульях. Серега стоял рядом с ним и был не менее мокрым, только от страха и напряжения – в эту минуту он наверняка думал о том, что в первый и последний раз в жизни принимает участие в столь нервном мероприятии.

Наконец мы с Джибило достигли соглашения и, остановившись на сумме в четыре тысячи шестьсот рублей за джинсы и журналы, ударили по рукам. Подняв матрас, джигит надорвал свежезашитый шов – черными нитками по полосатому бело-коричневому полю, запустил в него руку и вытащил толстую пачку денег, лежавших там вразнобой.

Слюнявя пальцы и шевеля губами, Джибило стал сосредоточенно пересчитывать купюры, и в этот самый момент в дверь постучали.

– Спокойно, ребятки, – сказал я, запуская руку за пояс и нащупывая нунчаку, с которыми никогда не расставался. – Джибило, спроси, кто там пришел, и если это кто-то из твоих, пусть войдет один человек, и не больше. И смотри мне, давай по-хорошему, без глупостей.

Джибило одним движением накрыл деньги одеялом, отворил двери и, как мне показалось, сам вздохнул с облегчением; у двери стоял какой-то старикан – оказалось, что это был дядя Джибило по имени Дато.

– Вы меня, уважаемый Дато, чуть не напугали, – сказал я, запирая за стариком дверь. – Я уже собирался вас пристрелить. – Я похлопал себя по бедру, где под рубашкой оттопыривались нунчаку.

– Вах, дарагой, – произнес старикан, закатив глаза. – Зачем такой вещь говоришь, да? Джибило, что мы, не люди?

– Люди вы, люди, – прервал его я. – И весьма вероятно, что хорошие люди. Только я вас совсем не знаю, и в этом вся проблема.

– Да, мы – хорошие люди, – сказал Джибило, похлопывая себя по мохнатой груди. – Раньше меня везде узнавали, и даже здесь, в Кишиневе; я мастер спорта по самбо, был призером Союза в весе до ста килограммов.

– Тогда извини, коллега, – сказал я, протягивая ему руку. – Я тоже когда-то на ковре толкался, между прочим, на Союзе с вашим Чочишвили, олимпийским чемпионом, боролся, – соврал я. – По мнению судей проиграл.