– И по одному яйцу, – добавил я, подтверждая его слова, затем добавил: – Что правда, то правда. – И горестно опустил голову.

– Ой, я с ума сойду от этих болтунов, – вытирая слезы, заходилась от смеха Марина. – Достаточно, с вами все ясно, молочные братья Кондрат и Савва.

Она закопошилась у себя за стойкой, утапливая турочки в горячем песке, а когда коричневая пенка в них забугрилась и поднялась почти до краев, перелила дымящийся ароматный напиток в чашечки, а секундой позднее поставила их перед нами. Яна к этому времени успела завершить свои дела и вновь подсела к нам.

Мы поговорили с девушками несколько минут о том, о сем, затем, допив кофе с ликером, стали прощаться.

– Уже уходите, одно… то есть, прошу прощения, разнояйцовые братья? – явно огорчилась Марина.

Я протянул ей десятку, но она деньги не взяла.

– Приходите вечером, тогда и рассчитаемся. – Глаза ее глядели призывно, грудь многообещающе вздымалась.

– Да, приходите, – по-детски выпятив губки, сказала Яна и, взяв для чего-то со стойки чистую пепельницу, встала и отправилась в подсобку.

Что ж, мы здесь явно пришлись ко двору, подумал я, и это было приятно.

– Придем, – пообещал я, вставая. – Правда, брат-Кондрат, разве таким девушкам откажешь?

– Ни за что! – как-то двусмысленно сказал он, тоже вставая со своего места.

– Хорошо, девушки, будем считать, что мы перед вами в долгу, – сказал я, пряча десятку в карман и направляясь к выходу.

Ну что ж, неторопливо преодолевая ступеньки, думал я, что касается работниц бара, то одна из них, Яночка, мне определенно понравилась. Свежий такой цветочек и как будто без заметных, во всяком случае, внешне, шипов. Ну, а «секс-бомба» Марина, в случае нашей полюбовной с девушками договоренности, вероятно, захочет провести ночь со мной – по возрасту, да и по габаритам я ей более подходящая пара. Если это и так, то я все равно постараюсь спихнуть ее Кондрату, мне не впервой устраивать товарищу подлянки, пусть порадуется ее мощным телесам, лично я не в восторге от крупных женщин. А если уж он заупрямится, то сыграем «в любовь втемную», или, на крайний случай, обыграем «рокировку» дамочками. И все в итоге останутся довольны.

– Что-то ты подозрительно хитро улыбаешься, партнер, – заметил догнавший меня уже на улице Кондрат. – Как думаешь, есть смысл возвращаться сюда вечером?

– А почему бы и нет? – ответил я. – Вполне подходящие «пупсики». Сам подумай: уговаривать их не надо, они уже, как видишь, и морально и физически четырьмя руками и ногами за, и, к тому же, сам слышал, будут нас ждать. Да, кстати, ты обратил внимание, какой кожаный диванчик стоит у них там, в тупичке за стойкой?

– Симпатичный, конечно, и достаточно широкий, но короткий, – заметил наблюдательный Кондрат, – мне на нем будет неудобно.

– Тогда уж я на нем по-стариковски помучаюсь, а ты найдешь себе место соответственно росту, пристроишься где-нибудь, на полу, например, – не замедлил подколоть товарища я.

– Хорошо, – легко согласился он, – договорились. Если только нам до вечера более интересный вариант не подвернется.

Еще пару часов мы с ним бродили по городу, попутно посетили несколько комиссионок, посетовали вместе с продавцами на их бедненький ассортимент, заглянули ненадолго на рынок, а проголодавшись, отправились обедать в ресторан «Днестр». Ждать, пока нас обслужат, пришлось долго, но мы никуда и не торопились, поэтому обед у нас занял около полутора часов. Вообще-то я этот ресторан не люблю, просто он, по случаю, оказался ближе других перед нашими голодными глазами, и не было ни настроения, ни желания искать другой. Сколько себя помню, то он, «Днестр», функционирует как ресторан, то, глядишь, через пару лет – превращается в кафе, а затем и вовсе в столовку, потом, через год-два – опа! – вновь ресторан, и так все последние двадцать лет, – видимо, общепитовское начальство никак не могло окончательно определиться со статусом этого предприятия.

Швейцар, отдавая нам куртки, выкатил глаза на лоб от удивления, когда я протянул ему рубль. Это также свидетельствовало не в пользу заведения, в приличных кабаках такое было в порядке вещей.

День уже клонился к вечеру, когда мы, сытые и умиротворенные, выбрались на улицу. В бедненьких промтоварных магазинах народу почти не было, а в продуктовых рабочий люд в этот час толкался за хлебом и вареной колбасой, – молочного в продаже не было совсем, так как его расхватывали еще с утра. Таксист за троечку отвез нас, заметно отяжелевших после обильного застолья, в гостиницу, где мы, собираясь принять душ и переодеться, разошлись по своим номерам.

Спустя полчаса, переодевшись и освежившись, мы спустились лифтом в фойе, и одновременно, не сговариваясь, шагнули к огромным ресторанным окнам-витражам, через которые заглянули внутрь. Затем уставились друг на друга и рассмеялись. Немало приятных воспоминаний у нас обоих было связано именно с этим кабаком, как, впрочем, и с самой гостиницей тоже, но на сегодняшний вечер у нас здесь ничего интересного не намечалось, и мы подались на выход.

Пешком мы вновь выбрались на проспект Ленина, и, не сговариваясь, устроили себе пабкрол. Слово это английское, означающее что-то вроде «на карачках по кабакам». То есть мы заходили во все подряд общепитовские точки – кафе, рестораны и бары, где заказывали всего лишь по 50 граммов коньяка на каждого. Заказывали простой – 3*, все равно, какой ни закажешь, нальют именно его. В лучшем случае. А в худшем – смесь водки с портвейном, а то еще крашеный самогон, – и такое случалось. А закусывали конфеткой, разломленной пополам.

Сегодня, однако, нам везло, все бармены и буфетчики, словно сговорившись, наливали нам коньяк, а в одном ресторане нас почему-то приняли за работников БХСС, и когда мы собрались рассчитаться, даже слышать не захотели о деньгах.

После седьмой по счету точки – ею оказалось молодежное кафе, расположенное неподалеку от здания Интуриста, в котором мы совсем не обнаружили молодежи – там сидели сплошь «старички» 35–45 лет, правда девушки рядом с ними были совсем юные и годились им скорее в дочери, – мы решили, что на сегодня выпито достаточно и если продолжить, нам действительно придется завершать вечер, передвигаясь на карачках. Пабкрол у нас вошел в привычку уже давно, и не ради пьянки – ведь порой, только чтобы войти в заведение, приходилось отдавать швейцару рубль-два. Делали мы это ради общения с коллегами и для того чтобы пусть изредка, хотя бы раз в несколько месяцев, самим побывать в шкуре клиентов: посмотреть на все эти вещи отвлеченно, как бы со стороны, а порой и поучиться кое-чему, так как в Кишиневе были десятки баров, а в нашем городе всего два: мой юный друг 21-летний Кондрат, напомню, работал в баре при ресторане «Прут», а я – в баре при кафе «Весна».

Случалось, что столичные бармены не желали наливать нам чистый коньяк, предлагая, вернее навязывая какой-нибудь свой – «фирменный», зачастую дрянной коктейль. В таких случаях нам приходилось их стыдить, Кондрат, делая удивленное лицо, спрашивал: «Ты что же это, коллега, предлагаешь нам, барменам, коктейли пить?» И тогда бармены смущались и, нисколько не обижаясь, наливали нам коньяк, а зачастую рюмочку и себе для компании (Не пить же ему с простыми клиентами, а мы, как-никак, свои. Тем более, что мы платили за все).

Кондрат глянул на наручные часы: было уже пол-одиннадцатого, а я свои часы забыл в номере, когда принимал душ.

– Ну что, пойдем? – спросил я, Кондрат утвердительно кивнул, и мы отправились в бар, где работали уже знакомые нам девушки. Признаться, нам было интересно и любопытно пообщаться и завязать близкие отношения именно с барменшами – нашими коллегами, тем более, если судить по утренней, или, точнее, полуденной, весьма теплой встрече, вечерняя наверняка предполагала интим. Признаюсь, немало поварих, официанток и ресторанных администраторш побывали в моих объятиях за последние несколько лет, а вот барменша в этом списке была всего одна, я даже имя ее запомнил – Татьяна. Она регулярно ходила в заграничные плавания по Дунаю и работала в баре на туристическом судне, тогда, по-моему, на «Айвазовском». А брат ее, Витек, работал в нашем ресторане официантом, он нас с ней и познакомил, когда Танечка приехала в наш город навестить братца.

Спускаясь по ступеням в бар, мы ожидали увидеть там настоящий бедлам, как-то – объятую клубами вонючего сигаретного дыма шумную толпу алкашей, но, войдя, были приятно удивлены: несколько небольших компаний сидели чинно и пристойно за столиками, потягивая через соломинки разноцветные напитки и негромко переговариваясь. Кто-то танцевал под льющуюся из динамиков легкую музыку; группа молодых людей смотрели по телевизору, установленному над стойкой, беззвучный футбол; парочка одиноких дамочек, сидевших со своими коктейлями в темных закутках помещения, проводили нас заинтересованными взглядами. Сразу было видно, что Марина умеет держать своих клиентов в рамках дозволенного.

Более половины столиков оказались свободными, и мы уже направились было к одному из них, когда мгновенно подоспевшая Яна молча увлекла нас за угол стойки, к тому самому кожаному дивану и сказав: «Сидите здесь» сразу упорхнула.

– О– о, какой респект! – вслух выразил я свой восторг, с комфортом устраиваясь на диванчике, – тебе не кажется, дорогой брат, друг и коллега в одном лице, что мы с тобой приобрели в этом баре статус почетных гостей?

Кондрат, не отвечая мне, придирчиво со всех сторон оглядел предполагаемый «сексодром», потом ощупал его, и лишь после этого сел. Он был неравнодушен к красивой мебели и вообще ко всему прекрасному.

– Ну, девушки, чем теперь нас будете угощать? – спросил я подошедшую Марину.

– Судя по вашим глазкам, мальчики, – после некоторой паузы сказала Марина, – вам пора уже пить кофе.

– Ага, а после кофе не мешало бы сразу в постельку! – радостно вставил Кондрат.

– Вам бы, молодежи, лишь бы поскорее в постельку, – деланно сердито пробурчал я, – а о душе вы совсем не заботитесь. Так вот, Мариночка, налейте-ка нам, пожалуйста, по рюмочке рижского бальзама – для души, ну и кофейку, конечно.

Яночка, как раз в эту минуту вновь возникшая перед нами, также как и Марина, внимательно прислушивалась к нашим бредням.

После последних моих слов она переглянулась с Мариной, затем обе укоризненно покачали головами, затем Яна ушла обратно в зал, а Марина отправилась варить нам кофе.

Я проводил Яну оценивающим взглядом: высокая, ладная, симпатичная. Ее слегка приподнятый бюст хоть и выдавался вперед, но был далеко не таким крупным, как у Марины. Интересно, подумал я, чем он удерживается в таком положении: хорошим импортным лифчиком или же матушкой– природой. Впрочем, сегодня, надеюсь, мы этот немаловажный вопрос проясним. Мои руки, следуя за мыслью, непроизвольно шевельнулись, будто бы расстегивая на девушке лифчик.

Затем мой взгляд переметнулся на Марину, копошащуюся у магнитофона. Вот она выпрямилась, и зал наполнился звуками начинающейся мелодии. Да это же «Би джиз!» – моя любимая группа, концерт 77 года. Это ж надо! То ли Кондрат успел уже ей шепнуть, то ли Марина случайно именно эту кассету вставила, но моя физиономия при первых же звуках расплылась в глуповатой счастливой улыбке.

Однако большинство клиентов, заслышав начальные ноты этой мелодии, стали почему-то вставать со своих мест и потянулись на выход, словно именно эта песня являлась для них маршем прощания. Заметив это, Марина тут же включила весь верхний свет, вероятно для того, чтобы Яночке было легче управляться с уборкой.

Время тянулось понемногу, и мы с Кондратом, лениво переговариваясь, потягивали уже по третьей чашечке кофе, перемежая его мелкими глотками рижского бальзама. Кондрат, как и все нормальные люди, обычно пил кофе с коньяком, но сегодня проявил солидарность, пытаясь, очевидно, понять, в чем я тут нахожу кайф, потому, наверное, и кривился теперь, потягивая из рюмочки бальзам. Маринка, освободившись, наконец, от своих дел, подплыла к нам.

– Угостить вас, девушка, шампанским? – галантно спросил ее Кондрат.

– А что, у джентльменов еще остались деньги? – с усмешкой спросила она.

– Конечно, остались, вы нас обижаете, – с показным возмущением ответил он. – Вот, пожалуйста, – и Кондрат, вытянув из кармана жидкую жменю смятых однорублевых бумажек (которые таксист вручил нам на сдачу) гордо потряс ею в воздухе.

– Ага, но тут вам даже за бальзам не хватит рассчитаться, – заявила Марина, мельком взглянув на купюры.

– Ну вот, так я и думал, – сказал Кондрат, обиженно поджав губы, затем обратился ко мне, – а мы наивные, надеялись, что девочки угостят приезжих ребят, невзирая на то, что они бедные. – И он, спрятав деньги, как бы в задумчивости стал барабанить пальцами по столу; Марина тем временем внимательно на него глядела. Я проследил за Маринкиным взглядом: на одном из пальцев на руке у Кондрата поблескивал массивный золотой перстень, украшенный паучком, который сжимал своими лапками брилик немалых размеров.