Разумеется, ему бы хотелось, чтобы обе женщины нашли общий язык и снова оказались вместе. Ведь они были давними подругами, а сейчас, вероятно, станут и деловыми партнерами. Но между женщинами возникло нечто, напоминающее соперничество, и это его удивляло. Хотя, с другой стороны, подобные отношения могут стать в высшей степени продуктивными. Ведь ревность и зависть всегда были сильнейшими стимулами к достижению совершенства.

Неожиданно в кабинет Стормонта вошел Джилс Эйден, его заместитель по отделу борьбы с распространением ядерного оружия. Это был высокий, худощавый мужчина с весьма заурядной внешностью, который всеми силами старался добиться высокого положения в Фирме. В свои сорок два года он имел телосложение костлявого старшеклассника и всячески поддерживал форму регулярными посещениями гимнастического зала. Если бы он этого не делал, то, несомненно, качался бы от ветра. Однако вид у него всегда был надменный и высокомерный.

Эйден был на редкость умен и циничен от природы, что служило дополнительным фактором негативного к нему отношения со стороны тех, кто его знал. Но, с другой стороны, именно эти качества делали его незаменимым помощником и почти идеальным исполнителем воли начальства. В своей деятельности он больше отличался способностью сдерживать других, нежели генерировать слишком сложные идеи. Кроме того, он никогда не посягал на место босса и даже представить себя не мог на его месте.

Войдя в кабинет, он нерешительно остановился у порога и взглянул на Стормонта.

— В чем дело? — спросил Стормонт, заметив, что тот слегка смущен.

— Есть какие-нибудь новости от Евы? — робко поинтересовался заместитель.

Стормонт наклонился вперед, вытянул во всю длину ноги под столом, заложил руки за голову и медленно потянулся, как змея после длительного сна.

— Пока нет. Но тебе не стоит волноваться, Джилс. Она, как всегда, немного помотает нам нервы, а потом, рано или поздно, позвонит.

— Как ты думаешь, что она замышляет?

— Кто знает? Она может выкинуть что угодно. Думаю, что самое лучшее — оставить ее в покое до поры до времени.

— А проект? Ты считаешь, что Фрейзер клюнет на эту приманку?

— Несомненно.

— Почему ты так уверен?

— Потому что в этом деле есть свои неоспоримые преимущества.

— И в чем же они заключаются, позволь тебя спросить?

— В Еве Каннингэм и Кэсси Стюарт.

— Кстати, там действительно есть алмазы?

— Я не исключаю такой возможности. Но если они действительно есть, то это будет неплохим вознаграждением для Евы, как, впрочем, и для Фирмы.

— А если проект действительно окажется прибыльным, ты позволишь Еве владеть этими акциями?

— Это будет зависеть от обстоятельств.

— От каких именно? Ты ведь знаешь, что она рассчитывает на это.

— О да, знаю. Но это лишь один из множества вариантов, не правда ли?

— Я был бы с Евой более осторожным.

Стормонт резко выпрямился, убрал ноги из-под стола и немигающе уставился на Эйдена.

— Она нуждается в контроле, а не в заботе и опеке. А уж контроль-то находится в наших руках, разве не так?

Эйден повернулся, чтобы выйти из кабинета, но вдруг остановился на пороге.

— Кстати, Кэсси Стюарт… Ты упоминал о ней раньше. Уж не хочешь ли ты использовать ее в нашем деле?

Стормонт щелкнул зажигалкой и закурил.

— Пока не знаю. Полагаю, что следует хорошенько подумать и посмотреть, как пойдут дела.

ГЛАВА 12

Ева лежала в постели Фрейзера, едва ощущая доносившиеся издалека звуки — шум машин, приглушенный крик птиц, устроившихся на соседних деревьях, да какую-то музыку, слабо пробивавшуюся из окон соседнего дома. Фрейзер встал чуть раньше и тихонько вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Они долго предавались любовным утехам, а потом поднялись в спальню, где хозяин дома мгновенно уснул с легкостью человека, привыкшего засыпать в чужой постели.

А Ева долго не могла уснуть, взбудораженная последними событиями. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы хоть немного успокоиться и отдохнуть.

Еве показалось, что они проспали несколько часов. Неподалеку от стола висели часы. Они показывали девять вечера. Какое-то время она лежала неподвижно, уставившись в белый потолок спальни, и анализировала свои чувства. У нее были все основания испытывать удовлетворение. Отчасти оно было физиологическим, а отчасти формировалось самим ее присутствием в постели Фрейзера, мгновенным вхождением в его жизнь. А еще она испытывала к нему неистребимое презрение, которое, смешиваясь с ненавистью, порождало в душе сложную гамму чувств. Она знала о его способности быть жестоким, знала, что это качество выполняет двоякую роль — приносит ему определенную выгоду и удовлетворяет его самолюбие. Но это, как ни странно, нисколько не отпугивало ее, не истребляло желания довести задуманное до конца. Она слишком долго ждала этого момента, мечтая о справедливом возмездии.

Стормонт нацелил ее на Фрейзера, как готовую к пуску ракету. Причем она была готова стартовать много лет назад. И вот теперь стоит нажать нужную кнопку, и вся эта махина придет в движение. Чего бы ни добивался от нее Стормонт — а она знала, что у него есть свои тайные планы на этот счет, — у Евы были свои собственные цели. Пусть он использует ее, но она тоже сможет его использовать. До настоящего времени они были нужны друг другу. Вся прелесть ее нынешней роли заключалась в том, что давала возможность нанести удар Фрейзеру, если она, конечно, захочет этого, а также избавиться от Стормонта. Правда, она еще не знала, каким образом сможет достичь желаемой цели, но была твердо уверена, что сама реализация данного плана неизбежно подскажет ей ход дальнейших действий. Ева злорадно ухмыльнулась и легко соскочила с кровати.

Не утруждая себя лишней одеждой, она пересекла темную комнату и остановилась у двери. Убедившись, что там все тихо, спустилась по лестнице и услышала за дубовой дверью приглушенный голос Фрейзера. Ева осторожно подошла и прислушалась. Он был совсем рядом, в каких-то десяти футах, но его слова сливались в невнятное бормотание. Он говорил тихо, но по характеру отдельных звуков Ева поняла, что его тон был холодным, требовательным и даже злым. Ей даже показалось, что он угрожал кому-то.

Внезапно голос умолк, и Ева отчетливо услышала скрип стула. Она отпрянула от двери, вбежала на кухню и, открыв дверцу холодильника, достала бутылку с минеральной водой. Сделав несколько жадных глотков, она вдруг услышала позади себя шаги хозяина. Напрягшись всем телом, Ева подскочила и пролила холодную воду себе на грудь; за ее спиной раздался спокойный голос Фрейзера.

— Значит, ты уже проснулась, — мягко сказал он и с нежностью посмотрел ей в глаза.

Ева смахнула с тела капли минеральной воды и неопределенно улыбнулась, демонстрируя свое искреннее смущение.

— Ты до смерти напугал меня.

Фрейзер подошел к ней поближе и провел рукой по влажному животу.

— Тебе следует ползать на животе, а не топать ногами.

— Мне незачем ползать. Я просто умираю от голода и жажды. Если хочешь знать, я сегодня не обедала и не ужинала.

Его лицо постепенно приобретало прежний самодовольный вид.

— Да, да, конечно. Ты хочешь поесть прямо сейчас? Мы можем пойти в ресторан, или моя экономка приготовит что-нибудь здесь.

Ева одарила его милой улыбкой и легким поцелуем.

— Очень мило с твоей стороны, но как-нибудь в другой раз, хорошо?

На его суровом лице проявились едва заметные признаки удивления.

— Разумеется. Но все же будет лучше, если ты оставишь мне свой номер телефона.

С этими словами он прошагал в свой кабинет и вернулся с небольшой адресной книгой. «Ах ты подонок, — подумала Ева. — Хочешь добавить меня к списку своих амурных побед».

Фрейзер открыл книгу и с подчеркнутым равнодушием внес туда продиктованный ею номер. Не удостоив его взглядом, она вышла в гостиную, где в беспорядке лежала ее одежда. Быстро одевшись, Ева подошла к двери, подставила ему щеку для дежурного прощального поцелуя и решительно вышла из дома.

На улице Ева на мгновение остановилась, перевела дыхание, потом закурила и отправилась домой.

Час пик уже прошел, и на улицах царило вечернее спокойствие. Навстречу попадались редкие прохожие, выгуливающие собак или просто отдыхающие на удивительно теплом апрельском воздухе. Был один из тех чудных безветренных вечеров, когда Лондон напоминал по климату какой-нибудь средиземноморский город. Ева приметила впереди неторопливого старика, гордо вышагивающего по тротуару с трубкой в руке. Она даже могла почувствовать аромат табака, исходивший от его трубки, когда проходила мимо. Невольно поддавшись обаянию весеннего вечера, Ева вдыхала теплый воздух полной грудью и почему-то вспомнила сосновый лес на юге Франции, где она была много лет назад. У нее вообще иногда появлялось ощущение, что она могла оказаться в любом месте земли.

Несмотря на то что Ева была англичанкой, она никогда не считала Лондон своим домом. Впрочем, то же самое она могла сказать и о любом другом городе. У нее было особое назначение в этом мире, и оно искажало реальность, создавая совершенно искусственную атмосферу, поддерживаемую ее собственными усилиями. Даже сейчас, когда она свернула на Кингз-роуд, ей никак не удавалось избавиться от ощущения, что она все еще продолжает играть свою роль. Глаза прохожих то и дело останавливались на ее точеной фигуре и гордо посаженной голове, но она чувствовала себя невидимой и все время удивлялась, для какой именно публики она играет эту занятную роль.

Вскоре она подошла к своему темному дому. Все соседние дома на улице были ярко освещены, а из окон и небольших садиков доносилась музыка и смех, но ее дом был окутан тишиной и мраком. Ева вынула из сумки ключи и привычным движением отперла дверь. Добравшись до ванной, она быстро сбросила с себя одежду и нырнула под теплую струю душа, тщательно смывая с тела даже малейшие воспоминания о прикосновениях Роби Фрейзера. Отвращение было настолько велико, что Ева даже рот прополоскала. Покончив с этой санитарной процедурой, она забралась под одеяло и мгновенно погрузилась в тяжелый и беспокойный сон.


Примерно в миле от дома Евы, в здании на Слоан-авеню, на кровати сидел Ху Нан и тупо смотрел на стену перед собой. Его недавний разговор с Роби Фрейзером, длившийся не более трех минут, вконец перечеркнул все его прошлое, уничтожил настоящее и недвусмысленно предопределил будущее. Это были простые и спокойные слова, в которых звучала неприкрытая угроза, наводящая на него ужас. Даже время, казалось, приостановило свой неумолимый бег. Фрейзер ждал его ответа, ждал требуемой информации. А если он скажет ему «нет»? Немыслимо.

Как хотелось ему провалиться сейчас сквозь землю, застыть, замереть и никогда больше не двигаться. Или вернуться в свои родные края, где он мог спокойно наслаждаться домом, ходить на работу, пить ароматный кофе, беззаботно болтать по телефону и ни о чем не думать. Возможно ли это? Вряд ли. Какая радость может быть в рутинной жизни, скучной и безобразной?

Напряжение достигло предела, он почувствовал, что не может дольше оставаться один. Лихорадочно напялив на себя одежду, он вышел из дома, сел в машину и отправился в Холборн, к месту своей работы.

За рулем он немного успокоился, привычно наблюдая за дорожными знаками и рекламными щитами, выстроившимися вдоль дороги. Конечно, это было не совсем подходящее время для работы в офисе, но он надеялся, что найдет разумное объяснение своему поступку. Когда его встретили трое охранников, он сказал им, что забыл бумажник в своем кабинете, и они великодушно пропустили его, так как всегда испытывали к нему некоторую симпатию. Но когда он исчез за дверью лифта, они удивленно переглянулись.

— Пьяный?

— Возможно. Хотя на него это не похоже. Странно, однако.

— Дадим ему пять минут. За это время он должен вернуться, но если не появится…

— Я поднимусь к нему, — предложил Джек, самый старший из них.

Подождав пять минут, Джек поднялся наверх, чтобы проверить, что там делает Нан. Он двигался осторожно и медленно, профессионально оглядываясь вокруг. Нан сидел в полутемном кабинете перед включенной настольной лампой в состоянии полной отрешенности. Он неохотно повернул голову к двери, посмотрел на охранника и снова отвернулся.

— Ты отыскал свой бумажник?

— Я его не терял.

— Я так и подумал. — Джек подошел к нему и уселся на край стола. — Однако и работой ты тоже не занят.

— Да.

— Так в чем же дело?

Нан пошевелился в кресле и беспомощно пожал плечами.

— Я и сам толком не знаю. Наверное, мне не следовало приезжать сюда. — Он тяжело поднялся. — Я ухожу. — При этом он похлопал себя по карманам пиджака. — Я ничего не взял здесь. У меня нет никаких бумаг. Можешь проверить, если хочешь.