Дороти Гарлок - Путь в Эдем

– И что теперь, Лайт?

– Мы посмотрим, что за люди в той плоскодонке. В конце концов их всего трое, а одному Богу известно, сколько делаваров мы можем встретить между этим местом и поворотом реки.

Еще вчера вечером Эли Нильсен знал, что выше по течению перед ним идет человек и что он путешествует налегке. Только одинокий путник мог обработать тушу лани именно так: взять столько, сколько можно съесть, прежде чем мясо испортится, а остальное бросить в реку. Заметив убитое животное, Нильсен, Дешанель и немец по фамилии Крюгер гнали плоскодонку вверх по реке, пока не стемнело.

На рассвете Нильсен взялся за рулевое весло, а Отто Крюгер (возможно, лучший плотник на территории Миссисипи, но и самый неприятный по характеру) и Поль Дешанель, друг Эли, работали шестами.

– Ты думаешь, это он? – спросил Поль, с усилием вытаскивая свой шест из илистого дна.

– Возможно. Пикет сказал, что он уехал из Сент-Чарльза неделю назад.

– Если это он, mon ami, то ты увидишь его еще до ночи. Конечно, если делаварам не вздумается напасть на нас… или на него.

– Я был уверен, что он двинется вдоль берега. Пикет ничего не сказал, но путь к Обрывам вдоль реки самый удобный.

– Черт, Пикет не говорил, что твой Лайтбоди идет к Обрывам.

– Осторожный парень. Поль только хмыкнул.

– Охотники, который ехаль по реке тфа тня назат, не фидель никакой пелый лютей, – произнес немец.

– Они могли принять его за индейца.

– Ну да… – Поль снял с головы меховую шапку. – А разве он не индеец?

– Он тикарь?

Крюгер повернул свою лысую голову. У немца была такая толстая шея, что Поля всегда удивляло, как он умудрялся двигать ею.

Эли смотрел в бинокль.

– Если у него есть хоть капля ума, то он постарается обойти делаваров подальше, – проворчал Поль, налегая на шест. – Но если он безмозглый и пошел напролом – ходить ему без шевелюры. Хуже делаваров только наш Крюгер.

– Если он хочет достигнуть Обрывов до наступления зимы, то он идет вдоль реки.

Эли снова поднес бинокль к глазам.

– Кто знает, mon ami, почему француз поступает так, а не иначе. – Поль ухмыльнулся. – А француз с кровью осейджей… – он покрутил пальцем у виска, – сумасшедший мартовский заяц. Да-да-да, Эли, и не спорь. Этот Лайтбоди не дает тебе покоя уже пять лет!

Нильсен спорить не стал. Не мог он рассказать своему другу и то, зачем ему нужен метис. Когда-нибудь он это сделает, но не сейчас.

Неужели прошло всего пять лет, с тех пор как Слоун Кэррол прислал ему весточку о том, что хочет обсудить с ним одно дело? То, что Кэррол рассказал Эли, потрясло молодого человека до глубины души. Спустя несколько месяцев после визита к Кэрролам его гордость получила еще один удар. Дочь Слоуна, Ора, сказала ему, что уезжает в фамильный дом отца, чтобы учиться музыке. Молодая леди не подозревала, что ночами он не спал, мечтая о ней, и что приезжал к Кэрролам, только чтобы увидеть ее. Пять лет назад он был таким юным и неопытным, что не замечал, что Ора обращается с ним с той же вежливостью, какую проявляла ко всем знакомым отца.

Эли Нильсен слышал, как много прибыли можно получить, перевозя грузы вверх по Миссисипи. Это была одна из причин, по которой он оставил долину Огайо, спустился по реке Огайо до Миссисипи и по ней поднялся до Сент-Луиса. Там Эли купил ружья, порох, инструменты, одеяла и табак, намереваясь доставить их вверх по реке – возможно, до поселения Прери-дю-Шьен. Но потом… Потом он свернул на Миссури.

Оказывается, Батист Лайтбоди был хорошо известным проводником. Его очень расхваливал Зеб Пайк. Однако метис мало с кем общался. Слоун назвал только двух близких ему людей: Джефферсона Пикета и Уилла Мердока. Эти сведения привели Нильсена к Джефферсону Пикету, а теперь – сюда, в эту глушь.

В здешних местах Эли чувствовал себя заново родившимся. Он никогда не пожалеет об этой поездке, каким бы ни был ее результат. Он намеревался провести оставшуюся жизнь в этих краях, за великой рекой.

Стаи спугнутых птиц взлетели из тростников, когда к ним приблизилась плоскодонка. На песчаном берегу енот выпустил свой обед – рака – и бросился в кусты. Да, в этих лесах невозможно ни к чему подкрасться незамеченным. Животные сразу поднимут тревогу.

Эли внимательно осматривал берег, а его спутники молча работали шестами. После того как Поль и Эли купили в Сент-Луисе плоскодонку у Крюгера, тот присоединился к ним. У немца были крупные картежные долги в салуне, и владелец требовал уплаты. Полученными от Эли деньгами Отто заплатил долг, после чего избил владельца салуна до полубессознательного состояния. И теперь, прекрасно понимая, что в городе с ним тут же расквитаются, Крюгер поплыл вверх по Миссури вместе с Эли и Полем. «Может, кому-то и хочется стать отбивной котлетой, после того как сделал отбивную из другого, но только не мне», – думал немец.

Утреннюю тишину вдруг разорвал пронзительный боевой клич делаваров. Тут же раздался звук выстрела. Эли всматривался в заросли, но ничего не видел. Он бросил бинокль и повернул рулевое весло, направив судно к песчаной косе.

– Пристаем! Пристаем!

– Verdammt![6] – выругался Крюгер.

Поль ругнулся по-французски и изо всех сил налег на шест.

Как только лодка коснулась песчаного дна, все трое схватились за ружья и спрятались за надстройку. Плоскодонка плавно покачивалась среди тростников.

– Мэг-ги! – Крик разнесся далеко над рекой. – Мэг-ги!

– Мэгги? – удивился Поль. – Может, это его скво? Или его лошадь? Но по крайней мере это не его сейчас подстрелили. – Поль ехидно улыбнулся. – Иначе ты стал бы невыносим, mon ami: приехать так далеко и вдруг выяснить, что твоего Лайтбоди шлепнули прямо у тебя под носом! Ха!

Эли не ответил. Его взгляд был прикован к невысокому уступу, поднимавшемуся над песчаным берегом. Ему вдруг пришло в голову, что если там, наверху, действительно был Лайтбоди, то он мог бы присоединиться к ним. Эли встал, сложил ладони рупором и крикнул:

– Лайтбоди!

Громкий крик разнесся над рекой. После короткой паузы Эли заорал снова:

– Лайтбоди!

Сидевший на корточках Поль покачал головой:

– Черт тебя возьми, швед ты проклятый! Когда-нибудь тебе разнесут твою глупую башку!

Лайт и Мэгги наблюдали за плоскодонкой. Суденышко пристало к косе, мужчины укрылись за надстройкой. Вдруг один из них, тот, рыжий, что стоял на руле, выпрямился и прокричал его имя.

– Он зовет тебя по имени, Лайт. Ты его знаешь?

– Нет. – Следопыт посмотрел на жену. – Застегни рубашку до шеи, ласточка. И держись поближе ко мне.

– Они плохие люди?

– Не знаю. Но нужно рискнуть. Приходится выбирать между ними и делаварами.

Лайт встал, чтобы его хорошо видели люди, находящиеся в лодке, и поднял ружье над головой.

Рыжий помахал ему. Тогда супруги спустились на песчаный берег, держась за руки.

Мужчины выпрыгнули из лодки, один из них привязал веревку к дереву у самого края воды. Они стояли, держа ружья в руках, и наблюдали за приближавшейся к ним парой. Лайт держал свое длинноствольное ружье наготове. У Мэгги на плече висел кнут.

Лайт вдруг понял, что сделал ошибку. Эти люди еще никогда в жизни не видели такой женщины, как Мэгги. Будут ли они порядочными людьми, как его двое друзей в Сент-Чарльзе, или окажутся такими, каким был брат Джеффа, Джейсон? Сможет ли он защитить ее, если они набросятся на него втроем? Лучше бы он выбрал делаваров. Только теперь следопыт смог хорошенько их рассмотреть.

Тот, кто его окликнул, явно был у них главным. Лайт каким-то шестым чувством понял это. Мужчине было на вид лет тридцать – тридцать пять.

Его темноволосый спутник выглядел чуть старше. В волосах заметна была седина. Широкая грудь, ноги напоминают бревна. В глазах у него светилась усмешка. «Такой будет шутить даже на смертном одре, – мелькнуло у Лайта. – Однако своего этот парень никогда не упустит».

Последний из троицы был приземистый и толстый. Рука, державшая ружье, напоминала окорок. С волосами у него было явно бедновато: лысина блестела, как очищенная луковица. Интуиция и опыт научили Лайта читать людей, как лесной след. Лысая голова была слишком маленькой. Казалось, два шарика посадили один на другой. Черты лица заостренные, хищные, взгляд хитрый, словно у лисы. За таким человеком нужен глаз да глаз.

Мэгги чувствовала, что ее разглядывают, и это было ей чрезвычайно неприятно. Мужчины всегда глазели на нее. Она мельком взглянула на каждого, а потом опустила глаза. Но молодая женщина была готова в любой момент отразить нападение, как и ее муж.

Она отпустила руку Лайта, чтобы тот мог действовать быстро, если это понадобится, и держалась теперь за его ремень. Вторая рука ее в любой момент была готова выхватить нож.

Мэгги была встревожена. Чутко улавливая все перемены в поведении мужа, она чувствовала, что он напряжен и не доверяет этим людям.

Лайт остановился на порядочном расстоянии от незнакомцев и внимательно рассматривал рулевого. Этот человек в отличие от остальных смотрел на него, а не на Мэгги. Лайт первым нарушил молчание:

– Откуда ты знаешь меня?

– Батист Лайтбоди? Лайт кивнул.

– Джефферсон Пикет сказал, что ты – лучший.

– Лучший в чем?

– Лучший знаток леса, лучший охотник, лучший речник.

Лайт пожал плечами:

– Пикет – мой друг.

– Мы слышали твой выстрел.

– Делавары. Незнакомец кивнул:

– Тогда нам лучше побыстрей убираться отсюда. Вдоль этого берега их слишком много.

– Почему ты кричал именно мое имя?

– Решил, что это одинокий… белый человек отправил наполовину обрезанную тушу лани вниз по течению.

– Я – осейдж.

– Наполовину француз, наполовину осейдж, – уточнил незнакомец, а потом добавил: – Батист – французское имя.

– Что тебе от меня нужно? – нетерпеливо спросил Лайт.

– Ты направляешься к Обрывам. И мы тоже. Пикет сказал, что ты лучший следопыт в этих местах. И нам не помешают лишние руки. Как видишь, нас тут маловато. Когда-то было больше.

Лайт не собирался идти к Обрывам, но не стал разубеждать незнакомца.

– Что стало с остальными?

– Двое сбежали в первую же неделю. Еще двое взяли наше каноэ и уплыли посреди ночи. Конечно, они пропадут. У обоих умишка меньше, чем у блохи. Жаль только… хорошее каноэ… Мы причалили к берегу, потому что решили, что ты попал в переделку и помощь тебе не помешает.

Лайт смотрел прямо в глаза рулевому. В этом человеке чувствовалось что-то знакомое, но что именно – метис никак не мог понять. Краем глаза следопыт заметил, что лысый пялится на Мэгги, как на заморскую диковинку.

– У нас была пара стычек с делаварами. Им хотелось заполучить наших лошадей – и на этот раз удалось.

– Я слышал, что они берут и пленных, если могут.

– У делаваров обычай: предавать пленных мучительной смерти.

– М-да, приятным времяпрепровождением это не назовешь.

Рыжий встревоженно посмотрел в сторону леса, потом представился:

– Я торговец. Зовут Эли Нильсен. Я везу вверх по реке немного товара. Собираюсь закупить меха и отвезти их обратно в Сент-Луис.

«С двумя людьми ему до Обрывов не добраться».

Лайт не стал высказывать свои мысли вслух. Он взглянул прямо на лысого, похотливые глазки которого открыто пожирали Мэгги, и поморщился:

– Я убью любого, кто прикоснется к моей жене… и даже не стану ждать, чтобы он повернулся ко мне лицом.

Эли Нильсен взглянул на Мэгги, а потом снова на Лайта.

– Я тебя понимаю. Я сам из Кентукки. Там мы к женщинам относимся так же. Это – Поль Дешанель. – И он указал на своего спутника – шутника, как прозвал его для себя Лайт.

– Рад познакомиться. – Поль Дешанель стянул с головы шапку и слегка поклонился.

– И Отто Крюгер.

Лысый даже не взглянул на Лайта. Он глаз не мог отвести от Мэгги.

– Мы сходим за нашими вьюками. Думаю, делавары скоро вернутся.

Эли кивнул:

– Я вам помогу.

Лайт очень не хотел поворачиваться к незнакомцам спиной. Если они собираются убить его и захватить Мэгги, то они сделают это именно сейчас. Но он все же заставил себя повернуться. Взяв жену за руку, он подтолкнул ее, чтобы она шла перед ним. Взгляд его был направлен вниз и чуть вправо, где он смог бы увидеть тень человека, оказавшегося близко к ним. Однако Нильсен шел в нескольких шагах позади и нападать, как видно, не собирался.

– Пикет не сказал, что с тобой женщина.

– Мэгги – моя жена. Она идет туда, куда иду я.

Нильсен пристально посмотрел на Мэгги и нахмурился.

Лайт понимал, что Нильсен скорее всего думает о том же, о чем подумал он сам, когда впервые увидел Мэгги почти год назад: она больше чем просто хорошенькая женщина. Сочетание невероятной красоты и детской невинности, отражавшейся в ее ясных изумрудных глазах, делало ее очень желанной.