Разодетый по последней моде Волк в стильном пиджаке кофейного цвета и светлых брюках рядом с ней чувствовал себя королем вечера, да что там говорить, вожаком всей голливудской стаи, собравшейся на вручение премии «Оскар», Акеллой на Скале Совета, волком, сожравшим, наконец, сразу всех трех поросят! В общем, личностью! Гигантом!

Проходя мимо зеркал в холле, он то и дело останавливался, чуть ли не раскланиваясь с собственным отражением… пока не столкнул случайно в шоколадный фонтан Софи Лорен, превратив семидесятилетнюю, но все равно красавицу, потратившую перед церемонией массу времени и средств на отбеливание кожи, в симпатичную пожилую негритянку. Сенсация «Оскару» была обеспечена.

Софи Лорен, отмахиваясь от набежавших репортеров, ни один из которых не решился подать звезде руку помощи.

– Мне нельзя сладкого! – растерянно повторяла она, стараясь улыбаться.

Наконец оказавшись на суше, знаменитая итальянка посмотрела на Волка таким испепеляющим взглядом, словно хотела зажарить его на ужин вместо цыпленка.

Спас шкуру Серого только новый конфуз: Красная Шапочка наступила на длинный шлейф платья Анджелины Джоли, гордо шествующей по красной дорожке вместе со всем своим детским садом. Сенсация налицо. Самая сексуальная женщина планеты, мать семейства предстала перед фотокамерами в одном корсете и в трусиках «танго». Но будучи наполовину пантерой, Джоли не смутилась, пуще прежнего надула губки и сделала вид, будто ничего не заметила – переступила через юбку, как через очередное разбитое мужское сердце, и пошла дальше.

Были здесь и известные Бегемоты, один из которых походил на Жерара Депардье, а другой на Люка Бессона, и популярные светские львицы в шкурках Перис Хилтон и Ксении Собчак. Но вид у них был потрепанный, и напоминали они скорее не львиц, а милых комнатных собачек породы чихуахуа…

– А теперь, – торжественно провозгласил ведущий, стоящий при входе в заветный зал и утянутый в черный фрак и накрахмаленную до состояния лат рубашку, – настало время объявить лучших из нас. Намекну, это герои известной сказки, ставшей символом подростковых комплексов и сублимации первого сексуального желания. Приветствуем, это…


– Ну и дороги у нас! – неожиданно раздался голос Льва Львовича над головой Красной Шапочки. – Как говорится: «Взрывные работы прошли без проблем».

Зал исчез, и Оленька едва не заплакала. Один из жизненных законов действует всегда и без исключения, и это закон подлости.


Раз двадцать подпрыгнув на неровностях грунтовки, автобус затормозил перед деревянным зданием, в назначении которого было невозможно сомневаться. Над крыльцом с тремя ступеньками и дощатом навесом, висел транспарант, исполненный белыми буквами на длинной красной тряпке: «Привет работникам культуры!!!!!!!»

Оканчивалась надпись семью восклицательными знаками, видимо, призванными заполнить оставшееся пространство.

У входа в клуб стояли местные жители с мрачными лицами. Ждать два часа под хоть и летним, но дождем, то забегая в клуб, то возвращаясь обратно, было не очень приятно, но нервничающая Сказительница Лариса Степановна настаивала на присутствии на улице – автобусы с гостями могли прибыть каждую минуту.

Радостной встречи не получилось. Мужики, в одинаковых брюках защитной военной расцветки, пятый год продающихся в местном магазине, находящемся напротив клуба, в темных фуфайках и засаленных бейсболках, беспрерывно курили, смурно смотрели на подъехавшие автобусы и плевались в подросшую у клуба крапиву. Их впечатлил только разрисованный минивэн с надписью «Киностудия», обвешанный железками для установок камер и креплениями для толстых электрокабелей.

Из присутствующих на встрече «дам» самыми яркими оказались, конечно же, Сказительница Лариса Степановна и ее подружка Нина. Обе в платьях, купленных на распродаже в сельпо, модели двухтысячных годов, производства великого Китая. На дешевенькой синтетике синего цвета красовались бордово-желтые пионы, а подол, чуть ниже толстых коленок дамочек, украшала оранжевая оборка. И у каждой на голове присутствовала соломенная шляпка с крупными искусственными цветами. В руках они держали по одинаковой сумке размером с сетевой пакет типа «Авоська» темно-синего цвета.

Другие представительницы населенного пункта от пятнадцати до пятидесяти лет, общим числом девять, были одеты в джинсы. Разнились только блузочки на торсах – от классических рубашек на пуговках до растянутых футболок со стразами. И все щелкали семечки, оглядывая прибывших гостей.

– Ну наконец-то! – Обрадовалась Лариса Степановна, когда двери автобусов открылись.

До этого она раза четыре перебегала дорогу, маша руками, показывая, куда припарковаться.

Девушки и дамы улыбались, не стесняясь мелькавших среди белых золотых зубов, переминались с ноги на ногу, ожидая выхода столичных гостей, то есть возможных интересных мужчин.

– Тощая какая, – прокомментировала появление Красной Шапочки одна из жительниц, сильно смахивающая на перекормленную свинку не только фигурой, но и «пятачком» на розовой мордахе.

– Другая еще хуже, – заметила ее подруга из семейства страусовых, имея ввиду Леночку в полосатом сарафане сорокового размера, из-под которого торчали ноги, сравнимые с вязальными спицами, только чуть покривее. – Ни суп сварить, ни в постель затащить.

Все женщины дружно засмеялись. Мужики продолжали лузгать семечки.


– С прибытием! – Сказительница кинулась на шею Потапычу, выносящему из автобуса свою сумку.

Двойной ноши несчастный не выдержал и позорно пал в самом буквальном смысле.

Не смутившись двусмысленностью ситуации, Лариса Степановна с достоинством поднялась, поправила сползший на бок бюст и огляделась, высматривая следующую жертву своей бурной радости.

– Очень, очень рад, – пробормотал директор картины Альберт Евгеньевич и поспешил отступить, укрываясь от греха подальше за спинами коллег. В светлом льняном костюме и с шелковым платком на шее он смотрелся весьма импозантно и произвел благоприятное впечатление на местных женщин, разом оживившихся и выкативших вперед бюсты, создав тем самым ассортиментную линейку самого широкого спектра – от нуля до семи-восьми. Мужики в очередной раз сплюнули в крапиву. Проезжающий мимо на велосипеде семиклассник Колька чуть не упал, косясь в сторону приехавших.

Убедившись, что жизни и чести его больше никто не угрожает, а от Ларисы Степановны его отделяет достаточное расстояние, Альберт Евгеньевич потянулся, два раза присел, разминая ноги, и заинтересовавшимся встречающим дамочкам стал слышен хруст его коленок. Директор взглянул на клуб, на магазин и остановил особенный, вдруг ставший медовым, взгляд на покрасневшей отчего-то Нине.

По-приятельски кивнув ей, он припомнил не только пейзажи за деревенькой, но и легкий весенний запойчик, впрочем, оставшийся без серьезных последствий.


– Не такие уж они знаменитые, – решила одна из девах, сплюнув с губы семечную шелуху. – Никого не знаю.

– Без комментариев, молодежь! – Громко заявила Лариса Степановна. – Лучше договариваемся о продаже молока, масла и чего там очень любят творческие личности! Нина! На тебе два постояльца. Приглядись, мужики хорошие, а мою дачу мы разыгрываем в лотерею.

Выносящие мониторы из автобуса мужчины притормозили у крыльца с прогнувшимися досками.

– Степановна, кто в твой дом придет, тот там и останется, – заявил помрежа Сергей Анатольевич возрастом лет под пятьдесят. – Я у тебя однажды в Москве попил чайку…

– На недельку! – Грохнули смехом остальные выходящие из автобуса сотрудники съемочной группы.

Гримерша Леночка, она же «лопушка», она же костюмер и заварщица кофе с чаем, то есть самый необходимый в группе человек, пренебрежительно хмыкнула, оглядывая собравшихся девушек и дамочек в возрасте. Девушки хмыкнули в ответ.

– Можа отпразднуем? – Не выдержав, подал голос Борисыч, дощелкавший очередную жменю семечек, и переложил папку начальственного размера из-под правой подмышки под левую. – За приезд…

– Сейчас освободимся и сразу… – пообещал Сергей Анатольевич. – Подгребайте через час и захватите лука, хлеба и чеснока с салом.

– Этого у нас как дерьма за баней, – удовлетворенно заявил Борисыч и кивнул на магазин, стоящий напротив. – Магарыч за вами. Но у нас в сельпо дорого.

– Горючее привезли с собой, – успокоил Семен, распуская собранные в хвост дреды, чем поразил всех молодых девок.

Привыкшие к любым условиям съемок, помощники оператора, осветители и звукорежиссеры деловито разгружали аппаратуру и заносили внутрь клуба. Довольно быстро, да еще с помощью мужиков и матерного сленга, завершили разгрузку.

– Проводка слабая! – Кричал изнутри клуба Потапыч. – Ставим на подзарядку аккумуляторы.


Вылезший из автобуса последним Лев Львович, одетый сегодня вполне демократично – в джинсах и клетчатой рубахе, поправил на голове ковбойскую шляпу, с удовольствием оглядел автобусную остановку с растущей рядом березой в нежных листочках и встречающих девушек.

– Россия! Тудыть перегедрить. Родина! Любите ли вы родные просторы, как люблю их я?

На его патриотическое заявление никто не ответил, каждый был занят своим делом.

– Львович, кроватей для проживания в клубе на всех не хватит, так что четырех человек расселяем по домам, – напомнила Лариса Степановна.

– И где я поселюсь? – с тревогой поинтересовался режиссер.

– А как жребий выпадет! – с удовольствием от собственной значимости проговорила Сказительница. – Я тут записочки подготовила… – Она достала из синей сумки свернутые бумажки, после чего сняла шляпку и высыпала туда бумажки. – Как судьба распорядится. Та-ак, – она развернула пухлыми пальцами первые вынутые «фанты». – Директор и Леночка идут к Нине, а у меня поселятся Волк и Красная Шапочка, а ты с коллективом – здесь, в клубе. Тебе так удобнее руководить.

– Я почему-то так и думал, – заключил режиссер, «оглаживая» Оленьку, поправлявшую платье, ревнивым взглядом.

– Мой дом вон там, – Лариса Степановна махнула рукой, обозначая направление. – Тут близко, сами доберетесь. А я пока ребят устрою.

Дождик к этому времени закончился, и выглянуло солнышко.


Выпрыгнувший из автобуса Волк безостановочно чихал – французские духи, которыми облили себя Леночка и Красная Шапочка с головы до пят, не вызывали ничего, кроме аллергии.

Чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, Оленька обратилась к Волку:

– Владимир, а Владимир?! Вот скажи мне, почему ты, здоровый крепкий че… волк, никак не заработаешь на машину? Я уже не говорю про самолет. Про пентхаус. Про костюм от Гуччи. Про парфюм от Габаны. Про часы от Ролекса. Про браслет от Картье…

Как уже было ранее сказано, характер Оленьки был далек от того скромного, застенчивого нрава кроткой девушки, которая когда-то, благодаря, простите за каламбур, перу Перро, попала в сказочную историю. Наша Шапочка и джип на ходу остановит, и ночную тусовку на абордаж возьмет.

Волк застонал. Атаки гламура были посерьезнее ядерных бомбардировок. Перепробовав кучу способов уйти от ответа, он пришел к выводу, что самый лучший вариант – юмор. Вот главный стоп-кран любого конфликта.

– Анекдот в студию! – проговорил Волк тоном завзятого конферансье, каким не побрезговала бы даже примадонна. – Жена говорит мужу: «Любимый, давай продадим дачу, квартиру, мебель! Купим машину, исколесим острова и страны, будем независимыми, свободными, счастливыми! Увидим свет!» А муж ей в ответ: «После такой нагрузки? Какой свет, тот или этот?»

Рассмеялся анекдоту только Борисыч.


В Москве Сказительница хвалилась своим домом в дачном поселке, показывала фотографии, угощала солеными огурцами. И вот перед съемочной группой раскинулась классическая русская деревенька девятнадцатого века с деревянными бревенчатыми домами и покосившимися заборами. Но за нею, ближе к лесу, виднелись дома дачного типа, намекающие на двадцать первый век.

Особенно выделялся дом с желтыми сайдинговыми стенами и красной крышей. Но стоял он на отшибе, ближе к лесу.

– Надеюсь, нам туда, – пробормотала Внутренняя Богиня.

– Прекрасный вид настоящей деревни, – удовлетворенно решил Разумей Занудович.

– А мне здесь нравится! – Девочка-девочка с любопытством огляделась. – И воздух свежий, и коровами пахнет, молоком…

– Быстро разбредаемся по своим домам и койкам! – скомандовал режиссер. – Завтра вы мне нужны отдохнувшими. Шесть часов дороги – не шутки.

– А отметить? – обиделся стоящий сбоку клуба Борисыч. – Я уже организовал закуску, распределил по всем мужикам, что кто принесет, и на вас надеялись.

– Святое дело – отмечание, – вступил в разговор полусонный Олег.

Собравшийся уходить Альберт Евгеньевич остановился:

– Традиция – великое дело.

– Значит, так тому и быть, – решился Лев Львович, поправил шляпу и добавил: – Но подъем в шесть утра, будем ловить солнце.