— Итак, — начала она, заказав бутылку шампанского и принимаясь за светскую беседу, — ты знаешь, я всегда видела в тебе родственную душу. И вот недавно услышала, что моя дражайшая сестра выкинула и тебя из лона семьи. Я знаю, что такое находиться в изоляции, когда все отворачиваются от тебя.

Ее глаза красноречиво говорили обо всех унижениях и жестокости, которые ей довелось пережить. Людо рассказывал, что почти всю юность Джульет провела в психиатрической лечебнице. И выбралась оттуда изысканной, известной, роковой и красивой женщиной, но немного не в себе.

Она вышла замуж за застройщика, которому жена нужна была только в качестве ценного приза, и принялась наставлять ему рога с его лучшими друзьями, братом и отцом. После того как их брак распался, она осталась состоятельной женщиной, но окружающие отвернулись от нее.

— Что ж, ты наверняка предполагала, что этим кончится. Ты же наслышана о деталях.

Я почувствовала на руке ее сухие длинные пальцы.

— Дорогая, разве ты не понимаешь, что так они пытаются заставить тебя почувствовать свою вину? Сначала они уничтожают тебя, а потом требуют, чтобы ты их за это поблагодарила. Не нужно винить во всем себя.

— Да нет, я этого и не делаю. Честно говоря, у меня есть кое-что…

—Ты должна ненавидеть их, а не себя, — снова подчеркнула она. — Да, именно так. И тебе нужно оружие.

— Оружие? Что ты имеешь в виду?

Я знала, что в словах Джульет всегда была определенная цель. Время и опыт научили ее не обращать внимания на лишнее, и сейчас она била точно в цель. Эта женщина никогда не будет заниматься пустословием.

— Кэти, чего ты хочешь от жизни? — И, не оставляя мне шанса ответить общими фразами, она опять задала вопрос: — Ты хотела бы снова работать у Пенни Мосс на более высокой должности?

— Но ведь это практически невозможно, учитывая… учитывая… все.

— Знаешь, когда я говорила об оружии, я имела в виду некое средство воздействия — аргумент, который можно использовать, торгуясь об условиях сделки.

— Ради Бога, Джульет, на что ты намекаешь?

— Моя дорогая сестра когда-нибудь рассказывала тебе о своей первой работе в кино?

Я напрягла память. Не Пенни ли играла одну из девушек, преследовавших Джона, Пола, Джорджа и (как это ни странно) Ринго в «Вечере трудного дня»? Или это ее лицо появляется в кадре на мгновение, отражаясь в зеркале в тот момент, когда Мик Джаггер трахает Джеймса Фокса? Это, по-моему, был один из шедевров Висконти? Если мне не изменяет память, Пенни рассказывала о своем участии именно в этих эпизодах?

— Может, и говорила, я не помню.

—Думаю, скорее всего нет. Понимаешь, этот фильм был не из тех, о котором она стала бы рассказывать всем. Ты должна помнить, что в шестидесятые Пенни жилось достаточно трудно после того, как она закончила Королевскую академию театрального искусства. Проблема в том, что, хотя у нее и имелись определенные… достоинства, актрисой она действительно была ужасной. Поэтому она никогда не попала бы, как многие достойные люди, из областной сезонной театральной труппы в театр Вест-Энда. Да уж, то были тяжелые времена. И это вполне объясняет, почему трезвость мышления изменила ей.

— Что за ошибка?

— «Альберт и Клитория», по-моему, он так назывался.

Я недоверчиво рассмеялась:

— Постой, ты что, пытаешься сказать, что Пенни снималась в порнофильме?

—Да, и достаточно прогрессивном по тем временам. Мало кто знает об этом. Я пошла с… ну, это не имеет значения, но я пошла на этот фильм в особый киноклуб на Грик-стрит.

— Но как ты узнала, что его там показывают?

— О, я не знала, просто… мой парень тогда хотел, чтобы я испытала новые ощущения, а там оказалась Пенни… в том фильме. Потом я задала ей вопрос в лоб, и она была вынуждена признаться. Пенни заставила меня поклясться сохранить это в тайне, и до сегодняшнего дня я молчала.

Ждала подходящего момента, чтобы взорвать бомбу, подумала я.

— Джульет, послушай, не понимаю, зачем мне все это.

— Оставь, Кэти, ты меня разочаровываешь. Я ведь уже говорила об оружии, о средстве воздействия. Копия «Альберта и Клитории» обязательно должна существовать. Такие вещи не исчезают просто так. Найди ее, и, думаю, Пенни даст тебе все, что пожелаешь.

«Хитрая старая сука», — подумала я. Но не буду притворяться, что меня не заинтересовали ее слова. Вот и появилась та лестница, по которой я могла забраться назад, туда, где должна находиться. Но шантаж — это отвратительно. Могу ли я опуститься настолько низко? Связаться с этой змеей Джульет? Это нужно было обдумать.

— А вот и счет, — сказала Джульет. — Позволь мне оплатить.

— Джонах!

Прошло два дня. Джонах зашел ко мне, чтобы наладить свет на потолке в кухне.

—Да? — Он держал во рту несколько шурупов.

— Ты как-нибудь связан с… фильмами?

— Какими с иль…

— С непристойными фильмами.

Джонах уронил отвертку и выплюнул шурупы:

— Тьфу, тьфу, тьфу! Ради всего святого, Кэти, ты ведь не собираешься просить пристроить тебя сниматься в порнофильме? Я не могу так поступить, это было бы неправильно. Конечно, деньги неплохие, пока ты еще молода, но ведь это не вечно. А потом, еще есть СПИД. Ты достойна лучшего.

— Нет, нет, ты неправильно меня понял. Я хотела спросить, есть ли у тебя связи среди… распространителей фильмов. Я думала, такие люди, как ты… в смысле люди, имеющие отношение — как бы это сказать? — к преступному миру… знакомые с…

Джонах все еще выглядел настороженным. — Возможно, я знаю одного человека, у которого есть такие знакомые. А что?

— Ничего, просто мне хотелось бы найти один фильм. Думаю, его можно назвать почти классическим. Исключительно по эмоциональным причинам…

Наша работа подходила к концу. Первая встреча была назначена на понедельник в Винчестере. Мы взяли Пэта в качестве шофера с тем условием, что он наденет новую куртку, продезинфицирует фургон и будет парковать его так, чтобы его не видели покупатели. К пяти часам в пятницу оставалась незаконченной только одна, но очень важная, модель — мое лучшее платье с запахом на бретелях. Я попросила Вимлу доделать его в субботу, и она согласилась прийти, если найдет, с кем оставить ребенка. Латифа тоже решила присоединиться к нам, в основном потому, что ей нравилось крутиться около меня. Я не возражала, потому что на фабрике для нее всегда находились дела. Мне же нужно было только открыть офис. Хотя мы и пребывали на этапе «затишья перед бурей», других неотложных дел не было. Блаженство!

В девять на пороге появилась Латифа с выпученными глазами.

— Кэти, беда!

— Что случилось?

— У Вимлы проблема, она звонила мне утром домой. Няня малыша сбежала с парнем, который доставляет горячие полотенца в индийские рестораны! Ей не с кем оставить ребенка!

Вот черт! Вимла была нашей лучшей портнихой. Честно говоря, одной из лучших, которых я вообще знала. Даже если мне удастся уговорить кого-нибудь прийти и закончить работу, качество будет не то, что нужно.

— А ты не можешь пойти и пару часов посидеть с ее ребенком?

Латифа выглядела взволнованной.

— Да, если хочешь. Но я немного боюсь детей, роняю их, забываю в магазине или кормлю неправильно.

У меня неожиданно возникла идея: — Вот что, Латифа, я сегодня не занята. Давай ты останешься за старшую, а я посижу с ребенком Вимлы. Ей потребуется не больше двух часов, чтобы закончить работу.

Что это было? Взыграли гормоны? Любопытство? Скука? Не знаю, но мое решение оказалось роковым. Я позвонила Вимле, она была немного ошарашена, но приняла мое предложение. А потом я резко встала и опрокинула на себя забытую чашку, полную холодного кофе.

— Черт, черт, черт, — тихо выругалась я. — Я ведь пообещала, что сейчас приеду. Как думаешь, у меня есть время, чтобы заскочить домой и переодеться?

— Это довольно сложно, Кэти. Но если ты только собираешься посидеть с ребенком, может быть, наденешь что-нибудь с нашего склада? — предложила Латифа.

Я быстро осмотрела мастерскую. Я боялась рисковать и надевать что-нибудь из новых образцов, поэтому пришлось выбирать из нескольких ужасных юбок и отвратительных топов.

— Как тебе вот это? — спросила Латифа, улыбаясь и протягивая мне нейлоновый спортивный костюм ярко- розового цвета.

— Боже, неужели мы все еще производим их? Я думала, давно уже проявили гуманность к покупателям и отказались от этой модели.

— Всего пара осталась. Давай одевайся, будет забавно посмотреть на тебя в нем.

И она оказалась права. Переодевание меня позабавило. Латифа увидела меня в костюме и рассмеялась. Я веселилась вместе с ней.

— Постой, еще кое-что, — сказала она, собирая мои волосы и завязывая их в хвост с помощью блестящей ленты, которую она нашла на столе. Она закусила губу и ликовала. — Вот так, супер!

А по чему бы и нет? Должно быть, забавно пройтись по Килберну переодетой, как на маскараде. В конце концов, я ведь всегда была немного актрисой!

Вимла жила в Килберне недалеко от меня в большом муниципальном доме. Даже в то яркое свежее утро он производил унылое впечатление. Я ходила кругами в течение двадцати минут, пытаясь найти способ попасть внутрь. Куда бы я ни сворачивала, везде натыкалась на бетонную плиту или стеклянную стену или оказывалась в глубоком вонючем и влажном подземном гараже. Поэтому мне пришлось позвонить ей на сотовый и попросить встретить меня на улице.

Ребенок Вимлы — маленькая девочка по имени Сеема — крепко спала в коляске. У нее было слегка помятое лицо и неожиданно много волос на голове, что делало ее похожей на идола, отпугивающего злых духов или незнакомцев на поляне в тропическом лесу.

—Я знаю, ты будешь внимательна к моей девочке. — В голосе Вимлы звучала надежда. — Вот бутылочка и подгузник. Покорми ее, пожалуйста, через два часа.

— С ней все будет в порядке, я не первый раз остаюсь с детьми. — Это была ложь.

Во что только я ввязалась? Нужно быть сумасшедшей, чтобы последовать зову гормонов! Как только Вимла села в автобус, Сеема проснулась и начала орать. Слава Богу, светило солнце! Недалеко от Хай-роуд был парк, вполне ухоженный, с теннисными кортами и игровой площадкой для малышей, а также менее освоенными участками, где собирались выпить или заняться чем-нибудь похуже. Не знаю, в чем причина, но я постепенно полюбила этот парк и часто проводила там полчаса, читая книгу или журнал или просто наблюдая за сложным ритуалом ухаживания у голубей.

Коляска катилась по полутенистой аллее, и малышка успокоилась. Она смотрела на меня черными глазами, и мне стало интересно, что же она видит. Амбициозного модельера с нужными связями, шикарной квартирой, красивым и преданным бойфрендом? Или мать-одиночку, экономящую на молоке, чтобы купить себе немного еды? Или просто расплывчатое пятно, потому что малыши не умеют фокусировать взгляд?

— Кэти!

Я подняла глаза. Несколько мужчин — некоторые сидели на заборе, другие, развалившись, на земле — оглянулись и посмотрели на меня. Жесткие лица, красные, но чисто выбритые, или бледные и со щетиной. Ветер разметал их волосы: грязные светлые, пожелтевшие от никотина, жирные каштановые — как будто вихревой поток пронесся по вымирающему коралловому рифу. Каждый держал в руке спиртное: светлое пиво, херес, вино «Сандерберд» или дешевый сидр.

— Кэти! — снова услышала я тот же голос. — Только не говори мне, что ты снова крадешь детей!

Это кричал Джонах. Он оказался в самом центре группы мужчин. Но что он делал с алкоголиками? Может, его имя и не мелькало постоянно в хронике журнала «Тэтлер»[28], но я считала, что он принадлежит к чуть более высокому слою общества, чем собравшиеся здесь люди. А потом я заметила книги — так это клуб любителей чтения!

— Что ж, в каждом из нас перемешано хорошее и плохое, — дерзко отреагировала я. Это было одно из тех замечаний, которые сначала кажутся забавными, а потом, когда позже вспоминаешь сказанное, очень глупыми. Как бы там ни было, Джонах рассмеялся, и остальные тоже присоединились к нему.

— Иди сюда и познакомься с ребятами. Мы обсуждаем, в какой момент становится бессмысленным продолжать задавать вопрос «почему?».

Какими бы отталкивающими ни казались мне члены «академии» Джонаха, других занятий у меня не было, и я побоялась, что он обидится, если я откажусь и продолжу толкать перед собой по парку свой «груз». И разве не каждого из нас интересует вопрос, в какой момент слово «почему?» теряет смысл? Для меня и для коляски освободили место, и сидящие образовали некое подобие круга с Джонахом в центре. И пусть мужчины выпивали и неряшливо выглядели, от них нормально пахло, а это уже о многом говорило. Признаюсь, я успела заметить, что местные пьяницы великолепно выглядят по утрам, как будто группа верных жен тщательно готовит их к предстоящему дню: гладят галстуки, чистят пиджаки и целуют в щеку, желая хорошего дня в офисе. А брызги от блевотины, пятна крови, соплей и растущее пятно на заднем шве брюк — все это появлялось позже.