Совершив визит в уборную и испытывая головокружение от шипучего вина, Роджер поискал Иду среди пирующих и улыбнулся, когда увидел, что она увлечена беседой с другими женщинами. Придворный опыт и природная доброжелательность помогали ей общаться с людьми и выуживать обрывки полезных сведений из пустой болтовни.

Молча подошел жених и прислонился к дереву, скрестив руки на груди. Уильям улыбался и вел себя непринужденно, но Роджер ни разу не видел, чтобы он утратил контроль над происходящим, и свадьба Маршала не стала исключением. На невесту, прелестное видение в розовом шелке, претендовали сразу несколько гостей, но посреди разговора она подняла голову, взглянула на Уильяма, и они улыбнулись друг другу.

– Хочу еще раз поблагодарить вас за подарки, – сказал Уильям. – Они были весьма… продуманны.

– За колыбель благодарите Иду, – почесал в затылке Роджер.

– Ваша жена обладает замечательной сердечностью и чутьем, – хихикнул Уильям. – Возможно, если Господь будет милостив и ее дар окажется пророческим, однажды мы побеседуем о более тесном союзе между Биго и Маршалами.

– С радостью, – ответил Роджер, – и не только ввиду общих целей.

– Я знаю, когда молчать и когда говорить. Полагаю, вам об этом известно? – пристально взглянул на него Уильям.

– Вы, несомненно, славитесь благоразумием, – склонил голову Роджер.

– Как и вы. Когда король Ричард прибудет в Англию, ему придется уладить немало дел. Судьбой графства вашего отца пренебрегали слишком долго.

– Вы так только полагаете? – вдохнул через стиснутые зубы Роджер.

– Новый король будет раздавать должности людям, которые, по его мнению, останутся верны во время его пребывания в Крестовом походе. – Уильям опустил взгляд на скрещенные руки. – Думаю, что его сундуки широко распахнуты для пожертвований, – война требует денег.

Роджер позволил себе лишь искру волнения.

– Ричард меня не знает, – осторожно произнес он, – не считая пары случайных встреч при дворе. Его отец предпочитал оставлять треть доходов с графства и выручку с моих спорных земель в своих сундуках.

– Верно, но я знаю Ричарда, а он знает меня и доверяет моему суждению. Не повредит и то, что ваша жена – мать единокровного брата короля. Ричард позаботится о своей родне.

Роджер сумел остаться спокойным при упоминании первого ребенка Иды. После смерти Генриха она сможет больше общаться с сыном, и он должен примириться с этим.

– Предоставляю вам свободу действий, милорд, и благодарю вас.

– Я ничего не обещаю, но сделаю что смогу. Вы много раз помогали мне в прошлом, и я буду рад вернуть долг. – Поклонившись Роджеру, Уильям направился к невесте.

Небо приобрело глубокий темно-синий цвет к тому времени, когда новобрачных проводили в спальню, осыпая здравицами, и бесчисленными, непристойными, но добродушными шутками и благословениями, как мирскими, так и небесными. Для тех, кто еще не напился и не стер ноги танцами, празднество продолжилось при свете звезд и фонариков. Роджер сидел на скамье в теплом саду, допивая последний кубок вина и наслаждаясь ночными ароматами. Ида села рядом, прислонилась к нему и провела указательным пальцем по предплечью, на котором топорщились золотые волоски, открытые закатанными рукавами котты. Где-то рядом были распахнуты ставни спальни Уильяма и Изабеллы, но звуков не доносилось.

Роджер придвинулся, чтобы обнять Иду за плечи.

– Маршал говорит, есть все шансы на то, что Ричард вернет мне… нам графство. Уильям собирается поговорить с ним и вообще сделает все, что сможет. – (Ида перестала поглаживать руку мужа и взглянула на него.) – Это еще вилами по воде писано, – добавил он, – и прихотям королей нельзя доверять, но я доверяю Уильяму. – Он ласково сжал жену в объятиях. – Возможно, у вас все-таки будет золотое платье и титул графини.

Она переплела свои пальцы с его.

– Больше всего я хочу, чтобы моего мужа оценили по заслугам, – сказала она. – Хочу, чтобы вы обрели то, ради чего столько трудились. Я знаю, Уильям Маршал заслужил свою награду, но вы тоже, и пока ничего не получили.

– Это потому, что ничего не могло по-настоящему измениться при жизни Генриха. История его отношений с моим отцом слишком долгая и печальная. Он никогда не вернул бы мне графство.

Ида помолчала, не переставая ласково играть с переплетенными пальцами. Затем подняла голову и хрипло произнесла:

– Кажется, нам всегда было неплохо в садах?

Роджер нежно коснулся ее щеки.

– Лучше не бывает, – ответил он и подумал, что сегодня вечером Уильям не единственный везунчик на свете.

* * *

Уильям Фицрой неподвижно сидел на кровати. Его отец мертв. Во всех церквях звонят в колокола и читают заупокойные службы. Уильям сыграл отведенную ему роль, произнес нужные слова, исполнил все традиции, стараясь ради отца, исполняя свой долг и следуя наивысшим стандартам, как и положено сыну короля. Но теперь после всех церемоний и ритуалов наступило затишье, и у него появилось время подумать, предаться сомнениям. Его заверили, что единокровный брат Ричард позаботится о нем и что его будущее обеспечено, хотя отец ничего не оставил ему в завещании. Хозяйство будет вестись как и прежде, с парой незначительных изменений. Его обучение продолжится, как будто никогда не прерывалось. Но все равно под ногами Уильяма разверзлась пропасть. Его отец мертв, а он так и не узнал, кто его мать.

Одну из прачек звали Ида, и он извелся – женщина была сварливой, грубой и говорила с густым фламандским акцентом. Как мог его отец лечь с ней? Но если она его мать, почему ничего не сказала? Он ни с кем не смел заговорить об этом, и сомнения терзали его душу, в особенности теперь, когда его отец был мертв.

– Что случилось, дитя мое, что вы делаете здесь в одиночестве?

Уильям поднял глаза и увидел Годьерну. Кажется, она была кормилицей нового короля Ричарда, когда тот был малышом. В это верилось с трудом, поскольку ее волосы поседели, на подбородке пробивались волоски, а кожа сморщилась, как у перезимовавшего яблока, в то время как все его знакомые кормилицы были молодыми и полногрудыми. Уильям никогда не подбегал к Годьерне за лаской, но она всегда была добра с ним и часто знала то, чего не знали молодые женщины, хотя они лучше пахли и казались приятнее на ощупь.

– Размышляю, – ответил он.

– О своем отце?

Уильям кивнул и выдернул торчащую нитку из рукава. Затем покачал головой.

– О своей матери, – ответил он.

– А! – Годьерна сложила руки на груди.

Он думал, что она уйдет. Женщины всегда так поступали, если заходил разговор на опасную тему. Но она стояла, глядя на него сверху вниз, и он глубоко вздохнул:

– Никто не говорит мне, кто она.

– Вы когда-нибудь задавали этот вопрос отцу, дитя?

Уильям отбросил волосы с глаз:

– Он сказал, что ее звали Ида и она была хорошей женщиной, только и всего. Теперь он мертв, и я не могу спросить еще раз.

Годьерна огляделась, словно в поисках поддержки, и Уильям заметил, что она переступает с ноги на ногу, как будто не решаясь уйти.

– Мне нужно знать, – отчаянно произнес он, всем сердцем желая, чтобы она осталась.

Годьерна сжала губы, разглядывая его, затем вздохнула и села рядом:

– Ваша мать – леди Ида, супруга Роджера Биго, лорда Фрамлингема. Когда-то она была любовницей вашего отца.

Сердце Уильяма колотилось, а ладони были липкими от холодного пота. Кажется, он встречал Иду Биго несколько раз, но не обращал особого внимания, потому что ничего не знал. Она смотрела на него иначе, чем другие женщины? Или он был для нее ничем? Беспородным щенком, которого следовало утопить в бочке с водой?

– Когда ваша мать собралась замуж за милорда Биго, ваш отец настоял, чтобы вы остались в его доме. Леди Иде не позволили взять вас с собой, хотя это разбило ей сердце.

Уильям кивнул, но продолжил смотреть на свои чулки, потому что не вполне доверял ее словам. Взрослые часто говорят то, чего на самом деле не думают, когда нужно вывернуться из щекотливого положения. Он досадовал, что никто не сказал ему раньше… Приходилось гадать и переживать.

– Почему отец не сказал мне?

Годьерна осторожно убрала волосы с его лба:

– Наверное, думал, что у него есть в запасе несколько лет, чтобы вы подросли. Вы его последний сын, и он не хотел отдавать вас в чужой дом. У него прежде не было возможности смотреть, как растут его дети. Он знал, что ваша мать родит других детей и будет занята обязанностями жены, и, поскольку он зачал вас, вы принадлежали ему. Он не позволил бы Роджеру Биго воспитывать вас. Я знаю, трудно это понять, но он желал вам только добра.

Уильям сжал губы и отодвинулся от ласковой руки. Он не ребенок и не нуждается в подобном утешении. Более того, хотя он знал, что еще мал, и люди обращались с ним как с малышом, он давно ощущал себя взрослым. Отец не солгал – его мать была хорошего происхождения, – но Уильям все равно злился, что она покинула его ради новой жизни, и негодовал на Роджера Биго за то, что тот похитил ее. Но Уильям не желал бы другого отца, кроме родного, хотя к Генриху не испытывал ничего.

Словно ему влепили затрещину и он замер в парализующем мгновении между ударом и болью.

– Я понимаю, – произнес он.

– Вы думаете, что понимаете, – сочувственно возразила Годьерна, – но взрослые смотрят на подобные вещи иначе. Идем со мной, сядем у огня, и я расскажу, что смогу, о вашей матери.

Разрываясь между желанием знать все и оставаться в неведении, Уильям не двигался с места, но наконец, уступив ласковым уговорам Годьерны, позволил отвести себя к камину. Ее слова доносились как будто издалека, и он все не мог поверить, что его мать – живое, дышащее существо, а не вымысел, сотканный из языков пламени.

Глава 26

Вестминстер, сентябрь 1189 года

Вестминстерский дворец, расположенный ниже по течению от Лондона, вспыхивал все новыми факелами, свечами и фонарями, по мере того как сумерки сгущались в лабиринте залов, служебных построек и часовен. Отражения огней танцевали на поверхности Темзы, словно упавшие звезды.

Ричард был миропомазан и коронован сегодня в главной церкви аббатства на блистательной церемонии с участием графов, вельмож и епископов Англии.

На пиру в большом зале, построенном сто лет назад, во времена правления сына Вильгельма Завоевателя, Вильгельма Руфуса, присутствовали только мужчины, а женщины, посетившие коронацию в аббатстве, собрались для отдельного празднования в менее грандиозном Уайтхолле под председательством королевы Алиеноры.

Перебросив через плечо белое полотенце с бахромой, Роджер трудился вместе с другими королевскими слугами, в том числе с Робертом, графом Лестером, недавно наследовавшим отцу. Лестер дал обет выступить в Крестовый поход вместе с Ричардом. Граф был искусным бойцом, и его дарования пригодятся в продолжительной кампании. Тем не менее Роджер знал, как и все остальные: сколько бы Лестер ни пыжился, исполняя обязанности сенешаля, желание Ричарда взять нового графа в Святую землю вызвано скорее стремлением устранить угрозу дома, чем заполучить опытного военачальника в поле. Отец Лестера был одним из руководителей восстания, которое пошатнуло престол. Ричард ничего не пускал на самотек.

Роджер знал, что Ричард наблюдает и за ним. В отличие от Уильяма Маршала он не мог похвастаться ни верной службой королю, ни давней дружбой и благосклонностью королевы Алиеноры, способной рекомендовать его. Все по-прежнему висело на волоске, хотя, к вящей выгоде Роджера, Ранульф де Гланвиль был смещен с поста юстициария, и Ричард дал понять, что рассчитывает на участие Гланвиля в Крестовом походе. Он не останется управлять Англией. Ходили слухи о крупных денежных злоупотреблениях, и этому Роджер вполне верил, хотя доказать, что Ранульф присваивал деньги, было не так уж и просто. Ранульф был не единственным де Гланвилем, ставшим крестоносцем. Ожидалось, что муж Гундреды поддержит брата, а Гуон уже принес обет выступить в поход. Единственным минусом, который Роджер в этом усматривал, была возможность для единокровных братьев заручиться благосклонностью Ричарда.

Взгляд Роджера упал на королевского пажа, который прислуживал за высоким столом и исполнял свои обязанности проворно и скрупулезно. Его темные волосы блестели на фоне роскошной красно-золотой котты, и Роджер узнал ловкие движения его пальцев, потому что видел их дома каждый день, когда Ида орудовала иглой и плела тесьму на станке. Прежде Роджер был слишком занят, чтобы заметить мальчика, но теперь обратил на него внимание, и тело напряглось, инстинктивно готовясь к отпору. Мальчик поднял глаза и уставился на Роджера, словно притянутый магнитом, и Роджер испытал потрясение, потому что глаза у пажа были совсем как у Иды… и в то же время совершенно другими, потому что Ида всегда смотрела с теплом и любовью, а взгляд мальчика был холодным и враждебным. Почему ребенок так смотрит на него? Неужели знает, кто он такой?