– Иногда это даже хорошо.

– Но вы доверили бы ему свою жизнь? Он бросился бы на меч, предназначенный вам? Я видел, как «верные» люди в последний момент поворачивались спиной. И отдам графство Норфолк лишь тому, кто непреклонен.

Уильям выдержал прямой взгляд Ричарда.

– Он непреклонен, – ответил Маршал. – И бросился бы на меч.

– Вы уверены?

– Сир, я готов поклясться своей жизнью.

Ричард выглядел задумчивым.

– Его единокровный брат присоединился к Крестовому походу и предложил мне свои скромные средства в обмен на благосклонность. Он предъявляет права на все земли Биго, приобретенные после того, как его отец стал графом, а это более семидесяти поместий. – Он снова побарабанил по пергаментам. – Отец может оставить свои земли любому наследнику, и, хотя младший сын, как правило, получает приобретенные земли, в законе это не прописано.

– Следовательно, у брата Роджера Биго нет прав на них?

– Завещание их отца оспаривается, чего и следовало ожидать. Роджер – более вероятный кандидат. Сомневаюсь, что его единокровный брат при необходимости проявит стойкость… хотя я могу ошибаться. Узна́ю по пути в Иерусалим.

– Сир, необходимо уладить этот вопрос до вашего отбытия за моря, – настаивал Уильям. – Роджер может оказаться вам очень полезен. Вы возвысили меня до лорда Стригуила, чтобы я помог вам управлять, но мне необходима поддержка близких людей, и Роджер Биго – один из них. Вы можете приобрести его преданность, даровав ему титул. Ричард покрутил в руке кубок и поковырял драгоценные камни, вделанные в его основание.

– Тысяча марок за графство, треть доходов и разрешение восстановить Фрамлингем, – произнес он. – Приличная сумма, но он точно рассчитал свое предложение.

– Роджер Биго умеет считать, – согласился Уильям.

Ричард обернулся на своего канцлера.

– Но не так хорошо, как епископ Илийский, можете мне поверить, – весело заметил он.

Уильям едва заметно скривился. Верность Лонгчампа Ричарду не вызывала сомнений. Однако тот был ревнив, как любимая гончая, и лучше уж не попадаться ему на зубок. Лонгчамп существовал, чтобы выжимать деньги из народа и в зародыше душить беспорядки. У него были шпионы почти во всех баронских хозяйствах, и он знал до последнего сребреника, сколько стоит каждый лорд.

– Быть по сему. – Ричард допил вино. – Пусть Роджер Биго получит желаемое за предложенное… пока по крайней мере, а на досуге я поразмыслю над суммой. Не хотелось бы лишать вас дружеской поддержки, на которую вы, похоже, рассчитываете, а его – средств на хорошую шляпу, чтобы отпраздновать возвышение.

Уильям усмехнулся в ответ на замечание Ричарда, поскольку Роджер и впрямь питал тщеславную слабость к шляпам. Он не стал говорить, что Роджер воспримет возвращение графства скорее как восстановление справедливости, чем как возвышение. Подобные тонкости не должны занимать Роджера и короля. Обретение титула – вот что имеет значение.

* * *

Не важно, что небо в конце ноября было серым от края до края и дождь, заливавший Лондон и Вестминстер, был пронизан серебряными иглами льда. Не важно, что жаровни давали больше дыма, чем тепла, и в аббатстве было холодно, как в могиле. Единственное, что имело значение, – графская перевязь, сверкавшая драгоценными камнями и золотым шитьем на талии Роджера, венец у него на лбу и грамота в руке. Sciatis nos fecisse Rogerum Bigot, comitem de Norfolc… Знайте: Роджер Биго становится графом Норфолком… Наконец-то! Через двенадцать лет после смерти отца он обрел свое наследство: треть доходов с графства, земли, в том числе спорные, и все причитающиеся права. И получил дозволение воздвигнуть новый замок во Фрамлингеме, и воздвигнет его, несмотря ни на какие трудности, чтобы отметить свои достижения.

Эмоции теснили грудь, и он понимал, что должен дышать неглубоко, дабы не утратить самообладание и не разрыдаться. Когда Ричард поцеловал его в знак примирения, Роджер пришел в полный восторг. Ида, стоявшая рядом, присела перед королем в глубоком реверансе. Ее платье мерцало золотым шитьем, а вуаль была соткана из золотых нитей и украшена изящным венчиком в знак ее нового ранга. Графиня Норфолк. Роджеру казалось, что он сейчас взорвется от гордости и торжества. Победа имела свою цену, и тысяча марок была лишь началом. Роджер знал, что получит место в правительстве на время отсутствия Ричарда, но был готов впрячься в лямку. Все это доставляло ему глубокое удовлетворение.

Родственники Роджера, его друзья и самые важные духовные лица и вельможи почтили аббатство своим присутствием: его мать, тайком вытиравшая глаза длинным рукавом расшитого драгоценными камнями платья, дядя Обри, брат Иды Госселин, епископы Даремский, Солсберийский и Илийский и, наконец, Уильям Маршал с подобающе торжественным лицом, но блестящими от радости глазами.

Это новое начало для всех, подумал Роджер. Предстоит еще немало потрудиться, и дорога впереди усеяна валунами, но он не сомневался, что их можно убрать или обойти. Главное препятствие позади. Он вспомнил о мачехе и братьях. Что ж, их положение не менее ясно. Семейство де Гланвиль отлучено от власти и больше не может совать ему палки в колеса. Пусть его единокровный брат со своими родственниками отправился в Крестовый поход – что они могут поделать? Графство Норфолк принадлежит ему.

* * *

Ида со смешанными чувствами смотрела на платье из золотого камчатного шелка, которое служанки только что помогли ей снять. Она имела немало красивых платьев, когда была любовницей Генриха, но это затмило их все украшениями, подобно десерту в конце пира. Хотя платье было сшито по ее мерке, Ида сомневалась, что оно подходит ей.

Роджер неспешно вошел в комнату и заключил жену в объятия. Он снял богатую котту и золотую перевязь, которую надел ему на бедра король Ричард.

– Графиня… – Он поцеловал Иду в ухо.

Та вздрогнула и прильнула к нему:

– Так странно отзываться на этот титул.

Она почувствовала, что муж улыбается ей в шею.

– Вы привыкнете.

– Как и вы, милорд, к вашему.

– Подозреваю, он еще не скоро утратит первозданный блеск, – признал Роджер, – хотя знаю, что расплачиваться придется тяжелым трудом.

Но она не слышала в его голосе досады, только собственническое удовлетворение. Какой долгий путь они оба прошли! Оборачиваясь назад, Ида едва различала на горизонте невинную девочку с ее надеждами и мечтами, а у женщины, которой она стала, совсем иные устремления, в то время как Роджер, вполне возможно, стремился к одной и той же цели все годы своей юности и зрелости.

Ида надеялась, что ее первенец будет на церемонии, но он отсутствовал при дворе, обучаясь в замке Дувр. Она подавила разочарование, чтобы сосредоточиться на триумфе Роджера, главном событии дня, но легкий оттенок печали остался.

Муж отпустил ее и лег на кровать, закинув руки за голову.

– Пока мы в Лондоне, я наведу справки о каменщике и плотниках – весной надо начать работы – и найду инженера, чтобы сделал проект.

Ида присоединилась к нему, и Роджер притянул ее в объятия.

– Фрамлингем будет величайшей крепостью Восточной Англии – лучше Орфорда или Касл-Акра! – с азартом произнес Роджер. – На этот раз замок простоит множество поколений. Мы больше не топчемся на месте и не плетемся по чужой колее. Мы строим будущее для наших сыновей, и их сыновей, и сыновей их сыновей.

* * *

Гундреда поднялась с колен в церкви приората Девы Марии в Тетфорде. Ее суставы затекли, все тело болело, и не только под грузом прожитых лет. Она ощущала себя помятой, измотанной, потрепанной жизнью. Она потеряла все и ничего не могла поделать.

Ее старший сын поднялся с могилы отца и перекрестился. Нижняя губа Гуона была выпячена, а морщины между глаз словно высекли в камне.

– Мой отец не хотел, чтобы Роджер стал графом. – Гуон дышал так бурно, что беличий мех, которым был оторочен его плащ, шевелился. – Искренне не хотел.

– Я знаю, – ответила Гундреда, – знаю.

Гуон сжал губы, и его рот стал похож на перевернутый лук. Рот его отца, призрак его отца.

– Отец никогда не любил Роджера. Это я был рядом с ним. И не позволю незаконнорожденному чурбану отобрать мое наследство. – Гуон сердито посмотрел на могилу. – Если отец избавился от первой жены, какого черта он не избавился и от Роджера?

– Потому что был глупцом, – ответила Гундреда, – и совершил ошибку. – Ее собственный взгляд, брошенный на могилу, был полон отвращения. – И теперь мы расплачиваемся за нее.

– Это еще не конец! – прорычал Гуон. – Я буду рядом с королем, а мой единокровный брат – нет.

– Да, – скривилась Гундреда, – он будет строить свой великий замок во Фрамлингеме, чтобы похвастаться победой.

Она слышала, что у замка будут толстые стены с боевыми башнями по всему периметру. Слухи о намерениях Роджера отравляли ее душу горечью. Она даже видела на дороге телеги, которые перевозили бревна и камень с барж в Ипсуиче, и прокляла их, когда они прогромыхали мимо.

– Ну и пусть! – рявкнул Гуон. – Король будет слушать меня, а это в десять раз дороже, чем груда камней. Фрамлингем разрушили однажды, его можно разрушить и снова.

Он бросился к двери и грубо протиснулся мимо монаха, который пришел заправить церковный светильник. Гундреда вышла следом за сыном и направилась в гостевые покои, где их спутники готовились ко сну. Завтра Гуон и ее муж вместе со своими людьми отправятся к порту на южном побережье, и, возможно, она их больше не увидит. Остается младший сын, никчемный бездельник, любитель смотреть на огонь, а какое из него утешение?

Глава 28

Замок Виндзор, октябрь 1191 года

Роджер, хмурясь, размышлял о новом шлеме. Старый, с прямой носовой пластиной, служивший ему еще до Форнхема, отправился в запас. У нового был лицевой щиток с отверстиями для дыхания и прямоугольными прорезями для глаз. Обзор оказался хуже, но степень защиты выше. Как обладателю графства, Роджеру подобало иметь новейшее снаряжение самого высокого качества. Он заказал шлем у оружейника, рекомендованного Уильямом Маршалом, который настоял на самом лучшем. Роджер надеялся, что шлем предназначен только для парадов и не пригодится в бою. Он убрал шлем в кожаную сумку и велел оруженосцу отнести его во двор и погрузить на вьючную лошадь. Прибыл Анкетиль, одной рукой держась за рукоять меча, другой отводя соломенные волосы со лба.

– Люди готовы, милорд, – сообщил он. – Граф Суррей только что спустился во двор, как и епископ Лондонский.

– А епископ Илийский? – спросил Роджер.

– До сих пор у себя в комнате, – поморщился Анкетиль. – Если бы все зависело только от него, мы бы никуда сегодня не поехали.

Роджер проверил застежки на перевязи меча.

– Но ведь это зависит не от него… даже если он желает другого. Он должен ко всеобщему удовлетворению ответить на вопросы.

– Он так не думает, – покосился на него Анкетиль.

Роджер надел подшлемник, служивший также и шляпой.

– Дайте ему еще чуть-чуть времени, а потом я вытащу его за епископский посох, если понадобится.

– Королю Ричарду не следовало назначать его юстициарием, – мрачно произнес Анкетиль. – Все равно что запустить волка в овчарню и думать, будто он не тронет овец.

Роджер поморщился в знак согласия. Ричард выступил в Крестовый поход год назад, и за это время дела в Англии приняли опасный оборот. Канцлер Лонгчамп оказался тираном и объявил, что король разрешил ему делать все, что угодно, на благо Англии. Однако «благо Англии» оказалось тесно связанным с благом Лонгчампа и его родственников, которые захватывали замки и земли, а тех, кто протестовал, именем короля бросали за решетку. Брат короля Иоанн использовал растущее негодование к своей выгоде и охотно встал на сторону угнетенных. Началась нешуточная борьба за власть, и Роджер не обрадовался, оказавшись в ее гуще. Не будучи юстициарием, как Уильям Маршал или Джеффри Фицпитер, он все же по уши увяз в вопросах правления и был вынужден трудиться в обществе человека, которого искренне не терпел, причем ситуация становилась все более опасной.

– Что ж… – Он зашагал к двери. – Теперь волку придется иметь дело с пастухом и овчарками.

– Я бы не назвал лорда Иоанна пастухом, – покосился на него Анкетиль.

– Я тоже. Я имел в виду архиепископа Руанского и других юстициариев, которые, по крайней мере, искренне пекутся о благе страны. Иоанн – всего лишь еще один волк в поисках добычи.

– В поисках королевства, – уточнил Анкетиль.

Роджер выразительно поднял бровь. Иоанн пытался занять наиболее выгодное положение, чтобы присвоить корону, если Ричард не вернется из Крестового похода. Другим претендентом был Артур, племянник Ричарда, рожденный через семь месяцев после смерти отца на турнире в Париже. Раздоры уже начались. Роджер отчасти был в ответе за нарушение перемирия между Лонгчампом и Иоанном во время последней крупной стычки, но согласие не могло продолжаться долго. Лонгчамп вышел за рамки своих полномочий, арестовав Джеффри, архиепископа Йоркского, еще одного незаконнорожденного сына Генриха. При поддержке немалой доли знати Иоанн с пылом откликнулся на весть о недостойном обращении с его единокровным братом. Теперь соперничающие партии должны были встретиться в полдень у Лоддонского моста и обсудить свои разногласия, а поскольку подобные дискуссии не всегда ограничивались только словами, Роджер проявил осторожность и захватил оружие.