(Англия) Элизабет Чедвик - Ради милости короля

Ида поняла, что муж пытается ее успокоить.

– Я знаю. – Она на мгновение накрыла его руку своей. – А еще знаю, что рано или поздно ему придется жениться, и, хотя порой я сентиментальна и безрассудна, я не глупа.

– Вовсе нет. Лишь в некоторых сердечных делах, ведь на вашем сердце куда больше шрамов, чем на моем.

– Я хочу, чтобы все мои дети были счастливы, благополучны и находились под надежной защитой… даже если им самим предстоит стать защитниками.

Роджер отставил вино и притянул за косу жену к себе:

– Мы сделаем для них все, что сможем, но за пределами нашей заботы им предстоит прокладывать дорогу в жизни самостоятельно.

Ее горло сжалось. Они с Роджером преодолели немало трудностей. Вероятно, предстоят и другие, и Ида молилась о мудрости и милости Господней, чтобы справиться с ними. В ее жизни выпадали времена, когда она не была ни счастлива, ни благополучна, ни надежно защищена. В возрасте Гуго она лишилась всего сразу и была принуждена жить в постоянной неопределенности. Улыбаться и притворяться, будто всем довольна, хотя это было не так. Тогда она лишилась родительской заботы и оказалась вместе с братом под опекой. Никто не делал для нее все, что мог. Как сказал Роджер, ей пришлось прокладывать дорогу в жизни самостоятельно. Порой избранный путь был узким и каменистым. Ее ноги кровоточили, когда она ступала, не зная, что ждет за поворотом. Но, по крайней мере, она не свернула, и мужчина, которого она выбрала своим спутником, по-прежнему шел рядом, рука в руке. Ида могла лишь молиться, чтобы пути ее детей были более гладкими.

Солсберийский собор, январъ 1197 года

Невестой Уильяма Длинный Меч оказалась маленькая худенькая девочка, которая выглядела намного моложе своих лет. У нее были светлые волосы, заостренное личико и серьезные светло-серые глаза. Грудь ее была плоской, а бедра узкими. Окутанная светом расписного большого окна Солсберийского собора, она преклонила колени рядом со своим молодым женихом.

Ида наблюдала из переднего ряда, и ее горло сжималось от гордости за старшего сына и сочувствия к ребенку, на котором он женился. Эле Солсбери было всего десять лет, и она, конечно, трусила, но, обладая немалой отвагой, победила свой страх. На вопросы священника девочка отвечала звонким голосом, который свидетельствовал о стойком характере. Ида не сомневалась, что со временем Эла станет прекрасной парой ее сыну. Разница в возрасте не столь велика. Уильяму будет только двадцать с небольшим, когда Эла достаточно повзрослеет, чтобы исполнять все обязанности жены и графини.

Служба закончилась, пара торжественно проследовала к дверям по величественному нефу. Ида на мгновение поймала взгляд сына. Уголки его губ приподнялись, и она ощутила его радость и торжество. Она так гордилась им и его отношением к юной невесте – учтивым, как будто та была взрослой дамой, а не девочкой, еще не покинувшей детскую.

Новобрачные и толпа свидетелей и гостей направились во дворец, венчавший открытую всем ветрам вершину холма. Когда подул сильный ветер, Ида порадовалась, что как следует приколола вуаль к шапочке. Роджер мрачно придерживал свою новую шляпу, отчего Иде захотелось рассмеяться, но она сумела сдержаться. У Гуго тоже была новая шляпа с украшенной драгоценностями лентой, но он снял ее в церкви и пока не надел. Ветер ерошил его золотистые волосы, и он ловил восхищенные женские взгляды. Мари цеплялась за руку брата и строила глазки направо и налево. Ида мысленно отметила, что нужно быть настороже, хотя понимала, что ее старшая дочь всего лишь осваивает новое искусство в безопасном семейном лоне.

Ида редко бывала в Солсбери. Изначально дворец был выстроен для бывшего епископа епархии, правившего, подобно принцу. Позже королева Алиенора провела в нем долгие годы заключения, и он, хоть и служил оборонительным целям, был больше жилищем, чем крепостью. Комнаты и прочие помещения поражали роскошью. Ида восхищалась драпировками, вышитыми подушками и стеклянными бокалами, вино в которых сияло чистым, ясным рубином.

Ее сын усадил девочку-жену в кресло рядом с собой и со всей воспитанностью и учтивостью проследил, чтобы с ней обращались как с королевой.

Свадебный пир протекал благопристойно. Никому не позволяли напиться и всем дали понять, что неприличные разговоры, обычно сопровождающие подобные празднества, недопустимы. Однако недостатка в развлечениях и увеселениях не было. Пригласили труппу жонглеров и лучших музыкантов. Еда была восхитительной, а вино либо сухим и тонким, либо сладким и искристым, и ни капли помоев, ставших позором королевского стола при прославленном отце Длинного Меча. В зале и дворе устроили танцы и игры для взрослых и детей. Все шло как положено и было продумано до мелочей.

С задумчивым видом Роджер поделился с Идой куском пирога на розовой воде.

– Жаль, что я не распланировал так же хорошо нашу свадьбу, – произнес он. – Помните, как напился епископ?

– Все было чудесно, – улыбнулась Ида, прижавшись к мужу бедром. – А после мы провели брачную ночь.

– Да.

Роджер ответил на ее пожатие и покачал головой, когда Длинный Меч, прежде чем изящно пригубить вино, торжественно произнес перед гостями тост, воздев свадебный кубок.

– Знаете, – пробормотал Роджер, подняв собственный кубок, – он напоминает не столько придворного, сколько короля в окружении таковых.

Ида толкнула мужа в знак протеста:

– Уильям гордится тем, что обрел собственное графство, дом и титул, – только и всего. Посмотрите, как любезен он с Элой. Оцените, как тщательно он продумал празднества.

– Несомненно, ему следует отдать должное, но подозреваю, он заботится не столько о ней, сколько о себе. Ему нравится пышность и широкие жесты – это часть его характера или, возможно, воспитания.

– Что плохого в хороших манерах и предупредительности? – резко спросила Ида.

– Ничего, и его манеры изысканны и точны, – ответил Роджер. – Но мужчина должен знать, когда держаться в рамках и когда выходить за них. Уильям прекрасно все устроил и провел, и в этом нет ничего плохого, пока ваш сын помнит, что он не принц, хотя и рожден от короля. – Роджер бросил на жену долгий взгляд и смягчил тон. – Я говорю то, что думаю. Вы по праву гордитесь им, и это знаменательный день.

– Я хочу, чтобы он завоевал признание, – произнесла Ида. – Не прозябал в чужой тени.

– Так и будет. У него есть все необходимое для этого.

Роджер не добавил, что Уильям всегда будет в тени своей королевской родни, – это было бы жестоко. Взгляды, которыми обменялись Длинный Меч и Гуго, не прошли мимо его внимания, и он понял, что можно ожидать неприятностей. С девочками и остальными мальчиками было проще. Младшие мальчики не бросали вызов Длинному Мечу, он мог разыгрывать принца, и никто не возражал. Девочки, как и положено женщинам, симпатизировали ему, поскольку он был их братом и их слепил его блеск, манеры и королевская кровь в жилах. Но Гуго был старше и не настолько доверчив, а это вело к соперничеству.

Его размышления прервал Гамедин де Варенн, граф Суррей, дядя Длинного Меча и лорд Касл-Акра, что к северо-западу от Фрамлингема. Между переменами блюд граф посетил один из писсуаров, установленных на стенах коридора, и на обратном пути задержался поговорить с Роджером, прислонившись бедром к столу и скрестив руки на груди.

– Мой посыльный только что доставил интересную новость, – пробормотал он, пристально взглянув на Роджера.

Когда-то волосы де Варенна были такими же, как у его единокровного брата, короля Генриха, и хотя изрядно поседели, только брови и ресницы сохранили цвет жнивья.

Роджер изобразил заинтересованность, но остался сидеть, выжидая.

– Добрый епископ Илийский преставился, упокой Господь его душу. Мы остались без канцлера, – набожно перекрестился Гамелин, но впечатление подпортил сардонический блеск в его глазах.

Роджер тоже перекрестился.

– Да отпустит Господь его грехи, – произнес он, борясь с неподобающим желанием усмехнуться, ведь истинному христианину положено испытывать сочувствие. Кроме того, смерть Лонгчампа еще не означала, что дела пойдут на лад. Ричард нуждается в деньгах, и, кого бы он ни назначил на место канцлера, преемник будет искушен в обгладывании людей до костей. – Кто его сменит?

– На посту епископа Илийского? – задумчиво поджал губы Гамелин. – По слухам, Юстас Солсберийский.

Он взглянул на седовласого прелата, сидевшего дальше у стола и облаченного в роскошное синее одеяние, расшитое золотом.

Роджер на мгновение удивился. Юстас был скромным, толковым и малозаметным священником, надежным и достойным доверия, но обладал менее сильным характером, чем Уильям Лонгчамп. По традиции со званием канцлера было связано епископство Илийское, и Роджеру всегда казалось, что Юстас Солсберийский не обладает должным темпераментом и способностями, чтобы взяться за подобную задачу.

– И на посту канцлера тоже?

– Пока что. – Гамелин оглянулся, когда герольды объявили под фанфары очередную перемену блюд. – А вот и торт! – Он поклонился Роджеру, кивнул Иде и вернулся на свое место.

Роджер усмехнулся в ответ на прощальную реплику Гамелина.

Ида озадаченно разглядывала его, не понимая, что тут смешного.

– Кто до недавнего времени был епископом Солсберийским и непосредственным начальником Юстаса? – рассеял ее недоумение Роджер.

– Хьюберт Уолтер. – В ее глазах забрезжило понимание.

– Именно. Архиепископ Кентерберийский продолжает двигать фигуры по доске. Он более утонченный, чем Лонгчамп, но такой же коварный и, возможно, более опасный.

– Но почему вас рассмешило замечание графа де Варенна?

– Меня позабавил его намек, – криво улыбнулся Роджер. – Как и в случае марципанового торта, успех будущих проектов зависит от творческих способностей кондитера.

* * *

Настало время для традиционной церемонии, когда молодых отводили в их спальню, раздевали при свидетелях, укладывали в постель и, после благословения священника, оставляли скрепить брачный союз. Поскольку супруга была еще мала, вместо этого гости проводили ее в бывшие комнаты королевы Алиеноры и отдали на попечение служанок.

Длинный Меч видел, что его юная жена выбилась из сил. День стал для нее утомительным, полным обязанностей и церемоний, но Уильям был доволен тем, как она справилась. Ее манеры и поведение были превосходны. Ему не в чем было ее упрекнуть, и даже сейчас, с залегшими под глазами тенями, Эла продолжала держать себя с достоинством и играть доставшуюся ей роль; она даже улыбнулась ему у дверей своей комнаты. Он взял маленькую бледную ручку и поцеловал тыльную сторону, а затем обручальное кольцо. Уильям наказал ювелиру, чтобы оно пришлось впору на ее безымянный пальчик. Позже, когда Эла станет взрослой, у нее будут другие кольца, изящные, с драгоценными камнями. Он собирался осыпать ее золотом, ведь она – его средство достичь величия.

– Миледи жена, – произнес он учтиво и торжественно, – желаю вам приятного отдыха. Я навещу вас завтра утром.

Его порадовал реверанс, которым она ответила на его слова, прежде чем удалилась в свою спальню, скромно опустив глаза. Защелка мягко встала на место, и Длинный Меч со свидетелями вернулись в зал, чтобы продолжить.

Усевшись в свое кресло на возвышении, Длинный Меч наблюдал, как его гости танцуют каролу в световом колодце зала. Он намеревался присоединиться к ним, но в его голове теснилось слишком много мыслей, и нужно было переварить их, прежде чем двигаться.

Он был весьма доволен своим браком, поскольку тот сделал его знатным человеком, графом, совсем как дядя Гамелин или Уильям Маршал, с которым они теперь породнились по закону. Хотя Уильям Длинный Меч еще не получил перевязь, впредь он собирался именовать себя этим титулом. Его потребность в защищенности и признании была сильнее, чем необходимость дождаться соблюдения каких-то формальностей.

Его взгляд упал на старшего сына Биго, заметного среди танцоров. Гуго двигался изящно и ловко, его золотые кудри отражали свет. Он увлек танцевать служанку и та краснела и смеялась, повторяя шаги. Уильям скривился. Вот что бывает, если обращаться с конюхами и слугами как с равными.

Длинного Меча немного раздражало, что, хотя он стал графом благодаря этому браку, хотя его отец был королем, а брат – прославленный во всем христианском мире король, этот глупый скачущий юнец является по праву законного рождения наследником графства Норфолк, бывшего королевства Восточная Англия. Его отец строит мощную крепость во Фрамлингеме, и в их распоряжении сто шестьдесят три рыцарских надела, а у него – всего шестьдесят пять. Несправедливо, что этот резвящийся болван унаследует так много. У него свело живот, когда Гуго на мгновение покинул танцующих и в приливе непосредственного веселья схватил Иду за руку и потащил танцевать. Она смеялась и отбивалась, но он не унимался, и в конце концов она уступила, раскрасневшаяся и румяная, словно девушка. Длинного Меча затошнило от обожания, с которым она смотрела на Гуго. Он сказал себе, что стал бы похож на него, если бы воспитывался у матери, и спасся лишь чудом, но обида не проходила. Уильям тоже собирался пригласить ее на танец, но торжественный, полный достоинства и подобающий случаю, а не на эту глупую, развязную и вульгарную каролу. Теперь же он не станет танцевать вовсе.