После обеда, во время которого две рассерженные женщины дулись друг на друга, Элинор сидела одна в гостиной. Она была одета в золотистое бархатное платье, ее волосы зачесаны наверх и заколоты на затылке, запястье и шею украшал прелестный янтарь. Из последних сил она старалась не плакать. Если бы Николас на самом деле любил ее, он приехал бы при первой же возможности. Луна не луна… Хотя она и готова была принять во внимание практические соображения, но все же не могла найти объяснений задержке и считала, что ему давно пора появиться.

А если он приедет на следующий день — что тогда она станет делать? Просто проглотит это да еще и выразит благодарность?

Элинор начала сердито ходить по комнате. Напрасно он вздумал играть с ней в подобные игры…

— Что это так разозлило тебя? — раздался из дверей голос Николаса.

Она резко повернулась к нему:

— Где ты был?

— В пути, — осторожно произнес он, но затем его лицо потеплело от счастливой улыбки. — А ты похожа на разъяренную тигрицу. Тебе ужасно идет.

Элинор, помедлив, села.

— Ты специально приехал позже, зная, что это приведет меня в бешенство…

Улыбка исчезла с его лица, и былая невозмутимость снова вернулась к нему.

— Еще только девять часов.

Вспомнив совет мисс Херстмен, Элинор взглянула на его руки, которыми Николас неистово сжимал перчатки.

— Итак, — сказала она уже более спокойно, — по-твоему, я должна была вообще не ложиться, если бы ты появился за минуту до двенадцати?

Внимательно оглядев ее, как будто она на самом деле была разъяренной тигрицей, Николас вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Затем он придвинул стул поближе к ней.

— Я знал, что ты по-прежнему ложишься рано.

Элинор прикусила губу.

— Поэтому и явился как можно позже.

Он мрачно улыбнулся.

— У меня тоже есть гордость. Тебе это не приходило в голову?

Она вздохнула:

— Мне нет, а вот мисс Херстмен предполагала нечто подобное. Может быть, тебе следовало жениться на ней?

— Интересная мысль, — задумчиво протянул Николас. — Но я женился на тебе.

— Какое несчастье, не правда ли? — Элинор сокрушенно покачала головой. — Ты стараешься ради меня сделать все как лучше, но я больше не намерена жить, подбирая крохи.

Внезапно Николас вскочил и, подойдя к ней вплотную, поднял ее со стула.

— Элинор, что мы делаем? Мой Бог, неужели мне нужно совершить нечто ужасное, чтобы покончить с этим вздором!

— Так! — прошипела она, заходясь от ярости. — Как ты ни старался, твое хваленое самообладание покинуло тебя! Меня собираются снова изнасиловать?

Его руки упали словно неживые. Наступила мертвая тишина. Элинор даже боялась дышать.

Медленно он вернулся на свое место и не спеша сел.

«Что я наделала», — спрашивала себя Элинор снова и снова. Рухнув на свой стул, она тревожно смотрела на него, прижав дрожащие руки к губам.

В глазах Николаса она не заметила ни злобы, ни отвращения, одно лишь безнадежное отчаяние.

— Дорогая, давай начнем сначала. Я приехал поздно. Извини, если это огорчило тебя. Ты велела мне уехать на три недели, поэтому я и вернулся назад ровно через три недели за минуту до того часа, когда ты произнесла свои слова в тот злополучный вечер. Я думал о тебе все эти три недели. Мой отъезд был не самой удачной идеей.

— Нет, не самой, — тихо подтвердила Элинор.

— Теперь не время играть в подобные игры. Скажи мне, ты хочешь, чтобы я остался или чтобы я ушел?

Он был так холоден, так рассудителен. Элинор помнила слова, сказанные Люсьену, и хотела добиться от него правды. Где же сейчас эта правда?

— Ты любишь меня?

Румянец коснулся его щек. Он нервно рассмеялся.

— Люблю так сильно, что не могу найти слов, которые способны передать это. Поэтому прости, что позаимствую: «Напрасно призываю я вселенную спасти тебя. О, моя Роза! В тебе самой мое спасение…»

Слова плыли, наполняя пространство комнаты, и наконец достигли ее сердца.

— Как ты полагаешь, почему я так сильно хотел вернуть тебя назад?

— Но ты никогда и не терял меня, Николас. Я думала, ты просто пытался сделать что-то с нашим браком.

Он покачал головой:

— Как однажды сказала мисс Херстмен, я сам испортил мое творение. Чем я могу оправдаться теперь? Ты моя жизнь, клянусь. Рядом с тобой все другие женщины выглядят восковыми куклами… Могу я прикоснуться к тебе?

Элинор взглянула на него, сияя от счастья и… смущения.

Она сама бросилась в его объятия, и Николас поймал ее на полдороги. Сначала они целовались неловко, потом с отчаянием, потом с удовлетворением, пока он не прервал это судорожное проявление чувств и не повел ее к софе.

Нежно покусывая ее ухо, он пробормотал:

— Скажи мне, я принят назад как твой муж, или ты всего лишь собираешься завести со мной роман?

Она посмеивалась, чувствуя тепло, ласку и жмурясь от удовольствия.

— Хм… Надо подумать, что бы предпочесть…

— И то и другое, — посоветовал он. — У нас будет такой грандиозный роман, которого не знала ни одна семейная пара.

Элинор довольно вздохнула.

— Интересно, за что ты любишь меня? Я такая обыкновенная.

— Напрашиваешься на комплимент, моя милая? Ты умная, храбрая, благородная и, слава Богу, тебе не откажешь в чувстве юмора. Для меня в целом мире нет женщины красивее тебя. Ты совершенно неподражаема. — Николас расстегнул высокий воротничок платья и нежно притронулся губами к ее шее. — Слова бессильны выразить это, — сказал он тихо, глядя в лучистые голубые глаза, — Ты нужна мне вся целиком. А сейчас, — он, дразня, поцеловал кончик ее носа, — ты должна сказать мне, почему любишь меня? Если, конечно, любишь… Ты никогда не говорила мне это.

Элинор смотрела на мужа и с изумлением видела его неуверенность. На этот раз он ничего не играл, так было на самом деле.

Она подняла руку и погладила его по лицу.

— Ты такой замечательный, что любая женщина могла бы полюбить тебя, и… я думаю, многие любили.

Огонь зажегся в его глазах, огонь радости и страсти, но там не было и намека на раскаяние. Однако когда он улыбнулся в ответ на ее слова, она забыла об этом.

— Ты будешь ревнивой женой? — спросил Николас с улыбкой.

— Боюсь, что так.

— Тогда и я буду ревнивым мужем. — Он притянул ее подбородок ближе к себе и напустил на себя серьезный вид. — Тебе придется покончить с этой толпой юных воздыхателей, которые крутятся вокруг тебя целый год.

— Звучит впечатляюще. Ты знаешь, что Люсьен приезжал сюда?

— Да. Ему нужен друг.

— Ему нужна жена.

— Ему нужны и друг, и жена…

Они снова погрузились в радость прикосновений. Платье Элинор было в полном беспорядке, когда она как бы между прочим сказала:

— Твой брат тоже навестил меня.

— Не может быть, — удивился Николас, более интересуясь кружевами, которые мешали ему пробраться к ее груди. — Я пытался отговорить его…

— А я была очень мила с ним, — рассмеялась Элинор, останавливая его настойчивые пальцы. Она не была готова к такому стремительному напору. — Нельзя же вечно на него обижаться. На этот раз он не критиковал тебя, и мы общались вполне цивилизованно.

Николас отказался от попытки пробраться сквозь заслон кружев, но ему удалось просунуть руку между бархатом и шелком.

— На самом деле, — продолжала Элинор с легким придыханием, — я думаю, что не была бы так настроена против него, если бы не ваш разговор, который я однажды подслушала и который касался будущего моего ребенка.

Его рука замерла да так и осталась лежать у нее на груди. Он медлил с ответом, пытаясь разгадать смысл ее слов. — О, понимаю, тот старый спор между мной и братом? Я помню, ты стала тогда так холодна. Прости, я всего лишь пытался насолить Киту — порой он раздражал меня…

— Это было отвратительно. Я хотела только одного — чтобы вы оба провалились сквозь землю. Вы говорили обо мне, точно о породистой кобыле, которая переходит от одного хозяина к другому по вашему желанию. Он указывал, что тебя заставили жениться на мне, затем ты сказал… — Элинор замолчала, отодвинула его руки и села. — Ты сказал, что если устанешь от меня, тогда настанет его очередь.

— Я не говорил этого…

— Говорил. Помню как сейчас.

— Боже праведный! — К ее изумлению, Николас разразился смехом.

Элинор резко вырвалась из его рук.

— Не вижу ничего смешного!

— Конечно, нет. И все же это скорее повод для смеха, чем для слез. — Он поднялся. — Я все больше и больше удивляюсь тому, что, несмотря на все, ты еще терпишь меня. Интересно, что бы ты сделала, если бы я завернул тебя как подарок и послал Киту?

Она строго посмотрела на него.

— Если я не повесилась, узнав о твоей возможной смерти, то я бы справилась и с этим, уверяю тебя. Я не привыкла жить в роскоши и могу позаботиться о себе сама.

— Даже с ребенком на руках и без денег? — скептически поинтересовался он. Элинор усмехнулась:

— У меня есть деньги — я следовала твоему примеру и никогда не тратила много из твоего щедрого содержания. Кроме того, ты просил посылать тебе мои счета, помнишь? Так я и делала. Как ты думаешь, на что мы все жили, когда ты исчез?

Неожиданно подхватив жену на руки, Николас закружил ее по комнате.

— Ты чудо, и я обожаю тебя.

Ахнув, Элинор припала к его груди.

— И я обожаю тебя. — Она снова стала серьезной и не сводила с него глаз. — Пожалуйста, пожалуйста, не отсылай меня вниз, Николас. Я больше этого не выдержу.

Он зарылся лицом в ее пушистые волосы.

— Ты пугаешь меня, дорогая. Я никогда не отличался такой ответственностью и могу только поклясться, что сделаю все ради твоего счастья. Кстати, это напомнило мне кое о чем, — сказал он, серьезно глядя на нее. — Ты хочешь, чтобы я выследил Терезу и наказал ее? У меня есть идея, где ее искать.

— О Боже, нет! Я надеюсь, ты больше никогда не увидишь ее!

Он улыбнулся:

— Поверь, мы расстались очень холодно.

— А что Лайонел? Ты знаешь, где он?

— Твой брат уехал в Италию. Честно говоря, я надеялся, что кто-то воткнет в него нож, прежде чем он промотает деньги, полученные за жемчуг.

Элинор вздрогнула.

— Прости меня за это ожерелье.

Он покачал головой.

— Не важно. — Пропуская пряди ее роскошных волос сквозь свои пальцы, Николас постепенно высвобождал их из искусно сделанной прически. — Если Арабел повезет, у нее будут твои волосы.

— Мне кажется, у нее твои глаза.

— Или Кита, — осторожно заметил он.

— Я предпочитаю забыть, что другой человек может иметь к ней какое-то отношение.

— Как хочешь. Это вопрос честности и целесообразности, я полагаю.

— Людям свойственно мириться с ложью — разве это не твои слова?

— Да, но ты изменила меня с тех пор.

Элинор предпочла закрыть опасную тему. К тому же во время всего этого диалога пальцы Николаса словно притупляли ее разум, а его глаза не отпускали ее глаз, говоря о любви, нежности и страсти. Ее кровь бурлила, пробуждая желание и заставляя меркнуть сознание.

Ей хотелось, чтобы он отнес ее в постель, и не зная, как этого добиться, она сказала наугад:

— Николас, почему твой брат не женился на мне?

Он отвел глаза.

— Одна мысль о женитьбе претит ему. К тому же Кита никогда особенно не интересовали женщины. — Его рука скользнула между бархатом и шелком, отчего головокружение Элинор усилилось.

— Зачем же тогда он сделал это со мной? Какой в этом смысл? Он никогда бы не пошел на такое ради кусочка жадеита.

Рука Николаса замерла. Их взгляды встретились, и она со странном удивлением заметила в его глазах выражение беспомощности.

— Лучше забыть о том, что больше не имеет к нам никакого отношения.

Элинор хотела, чтобы волшебство, возникшее между ними, продолжалось и дальше.

— Возможно, если я пойму, то это поможет мне установить с ним добрые отношения.

— Сомневаюсь, — сухо отрезал он.

Она подозрительно посмотрела на него.

— Это звучит так же загадочно, как разговор об эротике. Похоже, никто уже не объяснит мне, что это такое?

Глаза Николаса мгновенно вспыхнули, он сжал ее лицо в своих ладонях.

— Данная тема куда интереснее… — Он, улыбаясь, смотрел на ее пылающее лицо и растрепавшуюся прическу.

— Тем более расскажи, — настаивала Элинор.

— Мне кажется, моя дорогая, тебе будет куда понятнее, если я не расскажу, а продемонстрирую…

Николас крепко обнял жену и повел ее в спальню.