— К тому же чероки угрожают перерезать маршруты в горах, по которым мы доставляем припасы. Скоро нам не поздоровится.

Кларк снова заходил взад-вперед по комнате.

— Мне поручили организовать колониальную полицию.

— Я слышал о твоем повышении по службе. Прими мои искренние поздравления, майор.

Он в знак благодарности чуть заметно кивнул.

— В качестве старшего офицера я намерен заставить вернуться в форты всех поселенцев без исключения.

— Прибывшие всадники уже оповещали всех об этом, когда я выезжал из Бунсборо, — сказал Роман. — Каллен Клеборн ведет наблюдение к северу от реки Кентукки.

— Клеборн… — Кларк помолчал. — Я слышал о нем много хорошего. Говорят, как разведчик… да и вообще он ни в чем тебе не уступает, Роман?

— Пожалуй… — улыбнулся Роман. — Теперь он к тому же стал моим родственником: неделю назад женился на моей кузине Китти.

— Это та девушка, которая в одиночку схватилась с индейцами у дома Джентри?

— Да.

Лицо Кларка осветилось широкой улыбкой.

— Передай ей мои наилучшие пожелания! У меня кое-что должно быть в багаже, — он рассеянно уставился в темный угол. — Кажется, бутылочка персикового бренди, которую я привез из дома. Я пошлю ее им в подарок.

Кларк неотрывно смотрел в пылающий камин.

— Скажи-ка, — произнес он вдруг, — ты не хочешь занять капитанскую должность в новой полиции?

Роман удивленно поднял брови.

— Это слишком высокий чин для простого скаута, Джордж.

— Возьмешь на себя командование в Бунсборо.

Роман был настолько потрясен таким предложением, что не сразу ответил. Порывистый ветер гнал через щели в стенах холодные сквозняки, от которых пламя свечи дергалось в причудливом танце.

— Если бы я не знал тебя так хорошо, — наконец сказал он, — то подумал бы, что ты шутишь. В Бунсборо командует Дэниэл… и командует по праву. С ним некому сравниться.

Вскочив, Кларк подбежал к письменному столу, зашуршал стопкой бумаг.

— Да, черт подери! Бун уже давно стал легендой… ничего не скажешь. Но при всех его достоинствах он отличается какой-то инертностью: ведь он даже не помышлял о возведении надежных ворот в форте, пока не объявились дикари и не умыкнули его собственную дочь!

— Дэниэл немного своеволен, — согласился с ним Роман. — Но он же доставил обратно в форт всех девочек, и дикари не причинили им никакого вреда!

— Да… — сказал Кларк. — Ему повезло — на этот раз. — Он отыскал нужную бумагу и, вооружившись пером, окунул его в чернильницу. Перо замерло над верхней частью белого листа, он внимательно взглянул на Романа: — Насколько я понял, ты отказываешься.

— Совершенно верно.

Кларк, кивнув, подписал бумагу, посыпал мокрые чернила песком.

— Вот, возьми, — протянул он ее Роману. — Здесь задание для него. И скажи ему… обязательно скажи, что я ему полностью доверяю.


Роман, соскочив с седла, опустился на колени перед маленьким ручейком. Разбив по краям тонкую корочку льда, он ждал, пока лошадь утолит жажду.

Бутылка с персиковым бренди для Китти и Каллена была спрятана в седельной сумке. Назначение Дэниэла капитаном полиции округа Кентукки и командующим форта Бунсборо лежало там же, и Роману вдруг вспомнились колебания Кларка, когда он вручал ему этот документ.

«Джордж не понимает Дэниэла, — убеждал себя Роман, — как и горстка тех, кто постоянно критикует Буна». Все они не видят в нем главного: несмотря на белую кожу и голубые глаза, Дэниэл во многом такой же индеец, как Аттакулла или Маисовый Стебель… Даже Ребекка иногда подковыривала его в этом! «Отправлялся бы ты в лесные дебри, Дэниэл Бун, выслеживать своих размалеванных язычников, этих жутких дикарей, — все лучше, чем безвылазно дома торчать!» — часто язвила она мужа в присутствии Романа. И была права.

Если он и проявил легкомыслие при возведении ворот в форте, то только потому, что не видел большого прока ни в частоколах, ни в массивных воротах: он, увы, как и любой индеец, никогда не чувствовал себя в полной безопасности внутри крепких стен — ему казалось, что здесь он находится в заточении. Но когда поблизости появлялись индейцы — не было человека более смелого! Джордж вскоре сам в этом убедится. Таких, как Дэниэл, им сейчас остро не хватает.

Взобравшись снова в седло, Роман проехал несколько миль вдоль ручья до горного хребта. Спрятав гнедую в зарослях кедрача, он перебрался через ручей, ловко перепрыгивая с камня на камень, и поднялся на крутой склон. Ноги скользили, и ему приходилось все время хвататься за деревца и нижние ветки толстых стволов.

Осторожно добравшись до вершины, он опустился на землю, чтобы немного отдохнуть и оглядеться. Справа от него ровная местность постепенно переходила в холмы, на которых зима повсюду разбросала коричневые и охряные пятна. Слева деревья плотнее прижимались друг к другу и маячили словно мачты над высоким плато. Он уже хотел встать, чтобы как следует все рассмотреть, как вдруг услышал ржание лошади.

Спускаться с холма было поздно. Роман торопливо нырнул в густые заросли, бросившись на толстую подстилку из прелых листьев. Сжимая ружье, он надеялся только на то, что хруст валежника под ногами его не выдал. Совсем близко, метрах в двадцати, он увидел шесть индейских пони со всадниками.

Вдруг прямо перед проводником из непроглядной чащи вынырнул громадный ярко-красный, почти пунцовый индюк с распущенными перьями. Шоуни, сначала вздрогнув от неожиданности, дружно рассмеялись, подталкивая друг друга. Лошади их остановились и пугливо закружились на месте. Один из индейцев, бросившись за большой птицей, выстрелил ей вдогонку, ранил, и та неуклюже заковыляла назад, в чашу. Молодой воин, свесившись с седла, на ходу подхватил дергающегося индюка и, высоко подняв его над головой, издал победный клич.

Все внимание Романа сосредоточилось на всаднике-проводнике. Когда индеец положил ружье на колени и выбросил вперед руку, из-под его накидки из меха выдры показался привязанный к поясу скальп. Романа затошнило. Судя по всему, они содрали его только что: Роман видел длинные спутанные черные волосы и свежие капли крови на чулках воина.

Кто же жил здесь из переселенцев? Весной прошлого года два парня засеяли тут участки маисом, но потом сильно перепугались и сочли за благо вернуться на восток… Вдруг его осенило: да это же Амос Уолтер! У него здесь хижина, окнами выходящая на реку, — так хорошо замаскированная, что ее практически невозможно найти, если не знать к ней дороги.

Роман сильнее вжался в землю. От тепла его тела морозные ледяные кристаллики в листве начали таять, и одежда на нем отсырела. Через секунду индеец снова выбросил вперед руку, давая новый сигнал, и отряд направился в сторону ручья.

Когда они скрылись из виду, Роман вывел лошадь из укрытия и поскакал к хижине Амоса. По дороге он вспоминал, когда в последний раз гостил у Уолтера.

Хижина Амоса притаилась в полукружье меловых утесов, и до нее можно было добраться только по крутым заросшим тропинкам. Полуспрятанная за вязами, дубами и кедрами, она возвышалась над богатой камышом долиной внизу. Роман подъехал к хижине с тыла и, осторожно посылая гнедого вперед, за густыми зарослями куманики с облегчением заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся над крышей. Все казалось обычным при быстро угасающем свете зимнего дня. Он тихо фыркнул: сейчас Амос наверняка сидит вытянув ноги возле камина, а рядом — под рукой — стоит его злой самогон…

Не дав лошади пройти и двух шагов, он вдруг резко натянул поводья и стал напряженно вглядываться в сторону хижины: что-то здесь все-таки не так… Струйка дыма, которая, как ему показалось, вилась над крышей хижины, на самом деле курилась с другого места — откуда-то перед домом. Ветер просто изогнул ее, направив к крыше…

Сжав покрепче ружье, Роман соскочил с седла и, чувствуя в ногах удивительную легкость, крадучись двинулся к стене дома. Теперь он уже видел огонь: костер пылал перед хижиной, он почти выгорел, и дым лениво поднимался в холодном воздухе. В голову Романа вдруг пришла ужасная мысль… Он покосился на кострище, но не разглядел там ничего, что напоминало бы тело человека.

Взяв ружье на изготовку, он выскочил из-за мелового уступа, внимательно всматриваясь в цепочку деревьев. Потом снова зашел в укрытие и встал, широко расставив ноги, перед хижиной.

Роман напряженно вгляделся вперед — и в горле у него опять появилась противная жгучая горечь. Ворона на белесой ветке насмешливо каркнула над его головой. Через минуту он убедился, что перед ним Амос… Сухопарое голое тело было привязано к расщепленному дереву со сломанной верхушкой рядом с хижиной. Да, ошибки быть не могло — перед ним лесник…

Роман печально осматривал тело, не упуская никаких подробностей: коричневые пятна на ногах — вероятно, Амос весь почернел и обуглился, когда они изуверски кончали его; на месте отрезанных половых органов зияет кровавая рана; лицо искажено от боли, зубы открыты в страшной, нечеловеческой агонии… Амос умирал долго.

Вытащив нож, Роман обрезал веревки и осторожно опустил изуродованное тело на землю. Он не забыл, что Амос добровольно вызвался участвовать в похоронах его родственников, хотя вокруг могли сновать индейские всадники. К завтрашнему утру, когда он вернется сюда с людьми, дикие звери и хищные птицы, любители падали, несомненно как следует поработают над этой истерзанной плотью…

Он набросал на тело Амоса земли и придавил его камнями. Потом долго молча стоял над трупом.

Роман никогда не умел молиться: ему всегда казалось, что в такие моменты, как этот, Богу все сразу становится известно, и добавлять уже ничего не требуется… если он не хочет нанести Ему оскорбление.

15

Зимние недели медленно тянулись в Бунсборо, перенаселенном беженцами из других фортов. Вынужденное заточение среди бревенчатых стен и постоянная угроза со стороны индейцев всем ужасно действовали на нервы. Были предприняты чрезвычайные меры безопасности: мужчины с ружьем на изготовку сопровождали женщин, когда те выходили за ворота, чтобы подоить коров или принести свежей воды; лошадей теперь держали внутри форта; дозорные не спускали глаз с опушки на краю леса и берегов реки, а ночные часовые проклинали низко повисшее небо, не позволявшее им видеть дальше своего носа.

Повседневная жизнь со всеми ее заботами и хлопотами продолжалась, и Китти с Сарой постепенно привыкали делить поровну всю черную работу по дому. Всю зиму они ткали, сучили пряжу, вязали. Вместе они начали шить стеганое лоскутное одеяло для Сары.

В этот день они сучили пряжу на станке в хижине Клеборнов, пока Китти наконец не улыбнулась и не предложила:

— Давай-ка закончим и попьем чаю! Он уж, наверное, остыл. — Она разлила душистый напиток по чашкам и заметила: — Кажется, ты немного ослабела… и бледная какая-то… Уж не больна ли?

Сара пожала плечами. Она чувствовала себя вполне сносно… принимая во внимание сложившиеся обстоятельства.

Со двора до них доносились веселые голоса: мужчины проходили строевую подготовку. Сэм Гендерсон, которого Дэниэл назначил сержантом, подавал отрывистые команды.

— Все это г…! — раздался чей-то презрительный голос. — Если англичане сюда сунутся, всю эту шагистику мы кинем псу под хвост! Я первый же забаррикадируюсь в ближайшей хижине и через амбразуру влеплю любому пулю между ног — вмиг отстрелю все его причиндалы, свинья и хрюкнуть не успеет!

Послышался взрыв хохота, гулким эхом прокатившийся в стенах форта. Добродушный Сэм Гендерсон закричал:

— Стройся, ребята!

Сара откинулась на спинку стула, вдруг почувствовав в горле знакомый тошнотворный привкус; на лице ее выступили бисеринки пота. Через минуту тошнота усилилась. Она так стремительно отставила от себя чашку, что расплескала чай себе на ноги.

— Сара, что с тобой! Боже, ты совсем позеленела! — Китти внимательно посмотрела на невестку, и в глазах ее мелькнул немой вопрос: — Ты что… в самом деле?

Сара поднесла руку к горлу.

— Да, — призналась она, улыбаясь через силу.

— Господи, почему же ты мне раньше не сказала?! — рассердилась Китти.

— Да я и сама не была в этом уверена…

Китти засияла:

— Ну и как давно?

— С той ночи, когда Роман вернулся с востока. Значит, три месяца.

Обе рассмеялись, и Китти крепко обняла подругу.

— Просто удивительно, почему Роман так долго молчал об этом?

— Он еще не знает.

— Не знает?! Бог мой, что же ты ему-то ничего не сказала?!

— Он был таким усталым, когда приехал… Ему хотелось только одного — как следует выспаться, проспать все двадцать четыре часа. Но отдохнуть ему не дали… Господи, как я хочу, чтобы он скорее вернулся!