«Милый, родной, любимый», — прочитал он и впился глазами в дальнейший текст: «Меня уже не будет, когда ты прочитаешь это мое прощальное письмо. Я больше не могу скрывать то, что произошло со мной, и не могу жить с таким ужасным грузом на душе. Любимый, я ухожу из жизни, сожалея лишь о том, что причиняю тебе горе, но то горе и тот позор, в который я тебя и себя ввергла при жизни, несравнимы ни с чем. Я не имею права жить рядом с тобой, дышать одним с тобой воздухом, смотреть на тебя. Но и без тебя жить я не могу, поэтому и выбрала такой конец.

Я предала тебя, предала нашу с тобой любовь. Родной мой, я не могу объяснить, почему так получилось. Наверное, я сошла с ума, да так оно и есть… Не могу решиться сказать тебе, что произошло, но когда-нибудь ты все равно поймешь это или тебе скажут… Так вот, Ральф, дорогой, Таинственная Незнакомка, из-за которой ты получил ранение, — это я. Да, Ральф, это я. Но я не хотела, чтобы этот человек убивал тебя, он должен был убить другого, Арни Кроуза, который узнал про меня, и я боялась, что он тебе расскажет.

Вот ты обо всем и узнал, и мне стало немного легче: ведь я не привыкла ничего от тебя скрывать. Я не прошу, чтобы ты простил меня, понимаю, что это невозможно. Надеюсь только на твое великодушие и прошу об одном: не вспоминай обо мне плохо, Ральф. Я всегда любила и люблю только тебя.

Если меня найдут, Ральф, любимый, похорони меня здесь, возле замка. Наконец-то я пришла к своему замку, хотя он оказался совсем не таким, каким я его представляла в своих мечтах. У реального замка, как и у меня, страшная судьба. Но тут уж ничего не поделаешь, я сама разрушила свой Голубой Замок. Вот эти-то развалины я и нашла в конце своей жизни.

Прощай, мой любимый. Спасибо тебе за то, что ты подарил мне Саурес и нашу лесную хижину, где я была счастлива».

Письмо было без подписи, очевидно, у Вирджинии на нее уже не хватило сил. Ральф с леденящим душу ужасом смотрел на это послание с того света и не мог, не хотел признать за случившееся то, что в нем было написано. Это было слишком жестоко и непонятно. Глухими ударами в голове стучали слова: «Таинственная Незнакомка! Таинственная Незнакомка!» Что могло привести Вирджинию в публичный дом? Судя по газетным статьям, она занималась этим уже давно и потом… возвращалась к нему. За что она его так наказывала? Ральф с содроганием вспомнил, как он, ничего не подозревая, целовал Вирджинию, как они предавались любви. Значит, их близость не приносила Вирджинии удовлетворения, если она кинулась в этот вертеп.

В дверь постучали, и раздался голос дяди Рональда:

— Ральф, к тебе можно?

Ральф судорожным жестом смял письмо, засунул его в карман и задвинул ящик комода.

— Входи.

Дядя Рональд появился на пороге и внимательно вгляделся в перекошенное лицо Ральфа.

— Что еще случилось? Ты что-то узнал?

— Нет, нет, дядя. Только то, что есть. — Ральф внутренне содрогнулся, представив себе лицо дяди Рональда, скажи он ему, что его жена — та самая Таинственная Незнакомка из публичного дома на 15-й улице, а звероподобный мужчина, который с ножом кинулся на них с Арни Кроузом в сквере, не кто иной, как ее возлюбленный… И сколько таких еще было в том заведении? Нет, он никому не расскажет о своем позоре, эта тайна навеки останется только его тайной.

— Там внизу пришел следователь, он еще с утра приехал из Малаги. Он говорит, что это все-таки неординарное для них событие — исчезновение женщины-американки. Он тоже допускает, что она утонула, но удивлен, что на берегу не осталось ее одежды. Сейчас у него возникла новая версия: он считает, что это похоже на самоубийство, а может быть, даже и на убийство, и хочет поговорить с тобой.

Дядя Рональд недоуменно пожал плечами.

— Он что, собирается задержать меня по подозрению в убийстве собственной жены? — криво усмехнулся Ральф.

— Да нет, вроде до этого дело еще не дошло, — улыбнулся дядя Рональд, — и потом у тебя есть алиби. Все видели, что ты весь день до обеда работал в беседке и к морю не спускался, а с обеда тем более ты был у всех на глазах. — Дядя Рональд пытался шутить, но было видно, что предположение следователя его сильно озадачило.

— Это еще ни о чем не говорит, — подлил масла в огонь Ральф. — Настоящие убийцы всегда обзаводятся стопроцентным алиби. — И, заметив испуганный взгляд дяди Рональда, Ральф хлопнул его по плечу. — Не переживай, дядя, я не убивал Вирджинию. — А про себя подумал: «Если только не считать того, что оказался негодным мужем, от которого она сначала сбежала в публичный дом, а потом и вообще свела счеты с жизнью».

93

К вечеру развитие событий пошло быстрее. На покрытом мхом небольшом выступе с обратной стороны скалы обнаружили вещи Вирджинии: платье, пляжные босоножки и лиловый шарф — они были аккуратно свернуты и придавлены камнем, чтобы не разбросал ветер. В первый день, когда начали искать Вирджинию, туда не догадались заглянуть, а в основном осматривали обращенную к морю часть скалы, где ее и видели. Теперь решили, что женщина перешла в тень, когда солнце стало припекать сильнее, и перед тем, как пойти купаться, как оказалось, в последний раз, она оставила вещи в тени и закрепила их камнем. Эта находка как-то сама собою исключила версию об убийстве и даже о самоубийстве. Ведь самоубийца уже не будет так скрупулезно заботиться о своих вещах. Оставалась только версия несчастного случая, которая вскоре и подтвердилась. На следующее утро прибоем к берегу в миле от деревушки прибило женское тело, и Ральф с дядей Рональдом, Мария Росарес и еще кое-кто из приглашенных местных жителей опознали в нем миссис де Брикассар.

Ральф только мельком взглянул на то, что осталось от Вирджинии, и отвернулся. Потрясение, которое он испытал, прочитав ее письмо, помогло ему пережить ее смерть. Он был почти спокоен, когда организовывал похороны и распоряжался относительно места захоронения жены. Дядя Рональд как будто о чем-то догадывался, но ничего не спрашивал. Да и о чем мог догадаться дядя Рональд? Только о том, что, очевидно, это не просто несчастный случай и есть какая-то причина для такого поступка Вирджинии, и, наверное, Ральфу каким-то образом эта причина стала известна. Вот и все. Но в какой-то момент Ральф словно окаменел и как будто даже успокоился. Во всяком случае его мало взволновало то обстоятельство, что нашли вещи Вирджинии, а потом и ее тело.

А в душе Ральфа творилось что-то необъяснимое. Он делал все, что надо было делать в подобных случаях, но чисто автоматически. Душа его в этом не участвовала. Он чувствовал себя униженным непонятно за что и никак не мог смириться с этой мыслью. Хотя для взгляда посторонних ничего не было заметно. Как еще должен вести себя муж, когда его жена погибла таким именно образом? Понятно, что он переживает, а как человек сдержанный и сильный, не выплескивает свои чувства наружу. Правда, удивлялись, что приезжий похоронил свою жену здесь, да еще у замка, на заброшенном кладбище. Но это тоже его дело. Наверное, собирается часто приезжать сюда. На могильной плите были высечены слова: «Вирджиния де Брикассар». И все.

Вскоре после похорон дядя Рональд уехал к себе домой, звали дела, а Ральф еще с неделю оставался здесь. А потом и он уехал, но не в Нью-Йорк. Там он больше не мог жить и даже не хотел туда показываться. Никогда больше его не видели и в Кайворте. Откуда-то из Европы он прислал миссис Джексон короткое сухое письмо, в котором извещал о смерти ее дочери и указывал место, где она похоронена, на тот случай, если миссис Джексон или кто-то из родственников захотят навестить могилу Вирджинии. Но миссис Джексон ограничилась тем, что надела траур, и так до конца жизни в нем и пребывала, успешно освоив роль скорбящей матери.

Хижина на острове так и осталась во владении де Брикассара, но поскольку в ней никто не жил, она постепенно обветшала, а потом и вовсе стала непригодной для жилья.

94

Ральф долго путешествовал, пытаясь забыться, вычеркнуть из своей памяти все прошлое, связанное с Вирджинией. И это ему в конце концов удалось. В одну из своих поездок на охоту в Африку он близко сошелся со священником из колонии белых миссионеров, и в нем опять затеплилась мысль: не посвятить ли себя Богу? Та жизнь, которой он жил, больше не удовлетворяла его, она не принесла ему ничего, кроме разочарований. Единственной помехой было прошлое. «Хотя оно принесло мне столько страданий, — думал Ральф, — через них я очистился перед Богом». Ничего греховного не увидел в этом и дядя, епископ де Брикассар, когда Ральф поделился с ним своими желаниями. Конечно, он не рассказал о своей тайне, а женитьба Ральфа и его погибшая от несчастного случая жена не показались епископу таким уж непреодолимым на пути к Богу препятствием. Конечно, лучше, чтобы об этом никто больше не знал, поэтому, благословив племянника на путь священнослужителя и отправив его на учебу, епископ посоветовал Ральфу выбрать для служения какой-нибудь дальний приход, лучше в другой стране. Так Ральф де Брикассар и попал в Австралию.

Служение Богу придало его жизни новый смысл. Прошлое если и приходило к нему, то только в снах, когда он не контролировал свое сознание. Бывало, что он просыпался ночью в холодном поту, вздрагивая от отвращения: во сне ему виделись мерзкие клубки переплетенных тел, одно из которых непременно принадлежало Вирджинии.

В Дрохеду молодой священник Ральф де Брикассар попал вскоре после приезда и с тех пор часто заезжал туда. Старая, обрюзгшая миссис Карстон, хозяйка Дрохеды, привлекала его и вызывала любопытство своим острым злым умом и решительным, властным характером. Во всяком случае с ней было интересно беседовать и наблюдать, как в этой старой уродливой женщине бушует настоящий вулкан неутоленных страстей.

Ральфу было еще более интересно следить за этим чудовищным накалом человеческих страстей, потому что он чувствовал себя в полной безопасности. С Вирджинией судьба обрекла его на еще большее испытание, там он оказался в роли жертвы и, пережив страшное открытие, не захотел больше подчинять свое тело и душу низменным человеческим слабостям. Тем любопытнее было наблюдать за этим со стороны. Ральф сначала даже не понял, что Мэри Карстон играет с ним, как кошка с мышью. Чаще всего они беседовали на отвлеченные темы, но иногда темы бесед становились излишне вольными, а когда Ральф старался перевести разговор на другое, Мэри Карстон усмехалась и буравила его лицо тяжелым взглядом.

Однажды, когда они, как обычно, сидели в гостиной, Мэри, довольно ухмыльнувшись, спросила Ральфа:

— Вы часто бываете в Испании на могиле своей бедной жены?

Ральф как раз только отпил глоток чая и от неожиданности поперхнулся, внезапно ощутив себя так, словно он попал в пасть чудовищного зверя. С минуту, а может быть, и дольше Ральф сидел молча, не поднимая глаз. Потом аккуратно поставил чашку и с веселой усмешкой взглянул в заплывшие жиром глаза Мэри Карстон.

— Не часто, но бываю, — ответил он спокойно, все так же с отчаянной веселостью глядя на нее.

Очевидно, Мэри Карстон ждала другой реакции, но сдаваться все же не собиралась.

— Я почему спросила, — сказала она, не оправдываясь, а как бы уточняя, — вы тут распространялись насчет чистоты души и тела, которые необходимы всем, кто посвящает свою жизнь Богу… Насколько я знаю, католическое священство невозможно без целибата, в таком случае как понимать то, что вы скрыли свое прошлое и свой брак с Вирджинией Джексон?

— Разве я сделал хотя бы попытку уклониться от вашего вопроса или опровергнуть свой давний брак? — вопросом на вопрос ответил Ральф. — Люди по-разному приходят к Богу, на то они и люди. Кто-то решает посвятить себя Богу еще с детства, но это не значит, что он никогда не испытывает соблазнов, хотя бы в душе и в мыслях, и это в равной мере считается грехом, как и то, если человек реализовал свои соблазны физически. Главное, чтобы человек нашел в себе силы очистить свою душу и помыслы и только после того начал служение Богу.

— Вы считаете, что вы очистились? — спросила Мэри, и непонятно, чего больше было в ее вопросе: сочувственного интереса или издевки.

— Считаю, что да. — Ральф посмотрел на Мэри ясными глазами. — Во всяком случае мои помыслы чисты, да и свой брак на Вирджинии Джексон я не считаю греховным, он был необходим больше ей, чем мне. И вы это, наверное, знаете, если уж вообще узнали об этом. — Да-а, — протянула Мэри. — А вас не интересует, откуда я об этом знаю?

— Интересует, — кивнул Ральф, — но, думаю, вам и самой не терпится выложить мне все. Поэтому я не спешу спрашивать.

Мэри засмеялась.

— А вы хитрее, чем я думала. И коварнее. Ну так и быть, я скажу вам. Дело в том, что Вирджиния Джексон — моя дальняя родственница по матери, так что я узнала о ее странном замужестве с самого начала, об этом мне написал Роберт Джексон, этот старый дурак. Правда, вначале они считали ее мужа кем-то вроде проходимца, и Роберт предупредил меня, чтобы я не давала Вирджинии денег, если вдруг ей не на что будет жить и она в отчаянии обратится ко мне. Как будто я и без его предупреждения поторопилась бы облагодетельствовать всех своих нищих родственников! Но она, конечно, и знать о себе не давала, и все забылось. А потом вдруг через год получаю письмо от ее мамочки, как ее там, миссис Джексон. И тут уж она взахлеб описала, какую ее дочь сделала удачную партию, какой богач ее муж и все такое. Тогда мне стало известно и ваше настоящее имя. Кстати, оно у вас не одно, как мне помнится, вы и писательством занимались? У меня есть несколько книг Фрэнка Стеджера. Недурно написано. Так что мир тесен, дорогой отец Ральф де Брикассар. Вы, наверное, и не помышляли, что ваши прошлые подвиги будут известны здесь, на краю земли. Не потому ли вы сюда и приехали? — насмешливо спросила Мэри Карстон.