Хантер лижет меня, но этого не достаточно, чтобы толкнуть меня за край.

— Скажи мне кое-что, детка.

— Что угодно.

— Хочу, чтобы ты сказала: «я сейчас кончу».

— Кончу?

— Это наше английское слово. Оно означает оргазм. — Он снова медленно лижет меня.

Я практически сажусь на его язык, застывший на моей женственности.

— Прошу, Хантер. Я сейчас кончу. Прошу, позволь мне кончить.

Он рычит напротив моих складок.

— Черт. Я заставлю кончить тебя так сильно, Рания.

Он скользит пальцами внутрь меня, быстро задевая особую точку. Его язык выводит круги по моему клитору, и я сгибаю ноги, чтобы быть к нему ближе. Не знаю, когда, но в какой-то момент он встает передо мной на колени. Он на коленях передо мной. И из-за этого мне хочется плакать. Не знаю, почему.

Внезапно напряжение взрывается во мне. Я на краю, все ближе и ближе, а потом падаю, не способная удержать собственный вес. Задыхаюсь и громко стону, пока он лижет и посасывает мой клитор, даруя мне освобождение за освобождением.

А потом я понимаю, что не могу больше держаться.

— Пожалуйста, Хантер. Я больше не могу.

Ноги подкашиваются, и его руки окружают меня, подхватывая под шею и ягодицы. Хантер без лишних усилий поднимает меня. Я могла бы вечность провести в его руках. Полная блаженства и чувства безопасности в его руках, прижатая к его груди так, что можно слышать стук сердца. Хантер кладет меня на кровать и склоняется рядом, ничего не делая, просто глядя на меня несколько секунд.

— Ты так прекрасна, — шепчет он. — Ты знаешь об этом?

Я качаю головой.

— Я знаю, что думают мужчины…

Он прерывает меня поцелуем.

— Мужчина. Один мужчина. Я. Имею значение лишь я. Никто больше не может тобой обладать. Ты моя.

От его слов я дрожу.

— Обещаешь?

— Да, любовь моя. Обещаю. — Он целует челюсть, а потом шею, а я все еще дрожу от силы оргазма.

Но Хантер еще не закончил со мной. Он целует плечо, грудь, а потом и под грудью. Одна его рука скользит по моему телу, по талии, животу и груди, задевает лицо и возвращается к верхней части бедра.

Он склоняется не прямо надо мной, но достаточно близко, чтобы я почувствовала, как его мужество толкается в мое бедро.

— Хочу прикоснуться к тебе, — говорю я. — Сделать так, чтобы ты кончил.

— Хорошо, — шепчет он, обхватывая губами сосок. — ТЫ сделаешь это. Но сначала позволь мне поцеловать тебя.

И он это делает. Тратит вечность на то, чтобы просто поцеловать меня. Хантер целует каждую клеточку моего тела: руки, ладони, пальцы, колени и стопы; он перекатывает меня на живот и целует кожу вдоль позвоночника, ягодицы, заднюю часть бедер. Он целует меня, пока мое терпение не подходит к концу.

Я останавливаю Хантера, толкаю его на спину и стягиваю с него боксики. Не уверена, что это слово правильное. Прежде чем кинуть нижнее белье на пол, я поднимаю его.

— Как называется это нижнее белье? — спрашиваю я. — Боксики? Что-то вроде этого? Не могу вспомнить.

Он громко смеется.

— Боксики? Боже, Рания. Так забавно. Боксеры. Они называются боксеры, милая.

Я хмурюсь.

— Ты надо мной смеешься? Я еще не знаю все ваши слова.

Он обхватывает мое лицо, а потом сгребает в объятья, все еще посмеиваясь.

— Нет! Детка, конечно нет! Я не смеюсь над тобой. Просто это весело. Ну, «боксеры» — довольно забавное слово, если подумать, но почему-то «боксики» забавней.

Хантер перестает смеяться, и мы просто смотрим друг на друга. Его глаза — первая черта в нем, которая завладела моим вниманием — сейчас невероятно голубые в свете ламп из ванной.

Он ласкает ладонью мою щеку.

— Я люблю тебя, Рания Ли.

Я вновь собираю все свое мужество и говорю ему то, что хочу:

— Займись со мной любовью, Хантер.

Касаюсь его мужества, твердого как камень. На кончике собралась жидкость. И все же, когда я обхватываю его, кожа мягче щелка, и мне нравится эта восхитительная противоречивость, нравится, как Хантер извивается, когда я так касаюсь его. Так же, как мне нравятся его губы на мне и мое имя у него на губах.

Я люблю его.

И даже здесь, в невероятно роскошном доме, который он зовет кондоминиумом, я все еще не могу поверить, что такой мужчина, как Хантер, может любить меня. Проститутку.

Но я ведь не проститутка, так? Хантер расстроится, если узнает, что я думаю так о себе. Нужно прекратить. Я не шлюха.

Я не Сабах.

Я — Рания Ли, и я — жена Хантера.

Хантер целует меня, и я теряюсь в его поцелуе, в его сильном жестком теле, прижатом к моему. Я готова. Откидываюсь на спину в такую знакомую позу и готовлю себя к нему. Хантер целует меня, упираясь ладонями в кровать рядом с моим лицом, медленно нависая надо мной.

Не могу справиться с ударившей в голову паникой от чувства, что воспоминания о том, как много мужчин нависало надо мной, накрывают меня. Я вонзаю ногти в плечи Хантера и борюсь так сильно, как могу, но проигрываю. Дышу коротко и хрипло. Задыхаюсь. Я плотно закрываю глаза и сжимаю колени. Хантер что-то шепчет мне на ухо, но я не слышу его, не понимаю.

Потом в одно движение Хантер хватает меня за талию и перекатывает так, чтобы я лежала на нем. Упираюсь лбом в его плечо и плачу.

— Прости, Хантер. Я… я не могу. Думала, что у меня получится, но…

Он касается моих губ.

— Эй, все хорошо. Я не подумал. Не знал, что это так на тебя повлияет. Все хорошо.

Не могу перестать плакать. Я подвела его; не могу сделать то, чего так сильно хочу и чего — я знаю — хочет он.

— Прости, Хантер, — я хочу встать с кровати, чтобы убраться подальше от него, от его разочарования.

— Эй, погоди секунду, — говорит он и не позволяет мне двигаться. — Посмотри на меня.

Поднимаю лицо, и он большими пальцами стирает мои слезы. Хантер целует меня, и на мгновение я снова теряюсь в небесном блаженстве его губ. Я вновь начинаю забываться, голод к нему растет внутри; я отчаянно целую его.

Он отстраняется и встречается со мной взглядом.

— Знаешь, это не единственная поза.

— Что? — поначалу я не уверена, о чем он говорит.

— То есть… слушай, я не пытаюсь торопить тебя или давить на тебя. Если ты не можешь, если ты не готова, все абсолютно в порядке.

Я качаю головой.

— Хочу. Просто… это так напугало меня. Так много всего в голове и сердце, что я не могу дышать. Но я не хочу тебя подводить.

Хантер обхватывает мое лицо и прижимает ближе к себе. Он двигается выше, и теперь я сижу на нем верхом, оседлав талию, будто он — конь, а я — наездница.

Его глаза сверкают.

— Ты никогда, никогда не сможешь подвести меня, Рания. Если ты не готова, то все в порядке. Я хочу, чтобы ты этого хотела. Когда ты захочешь. Как ты захочешь. Только то, что ты захочешь. Понимаешь? Ты не можешь меня разочаровать, и ты никогда этого не сделаешь. Даже не думай об этом.

— Я действительно этого хочу. Это ставит меня в тупик, Хантер. Большая часть меня хочет этого, хочет тебя. Но… оставшаяся часть боится; эта часть чувствует страх, когда ты нависаешь надо мной.

Хантер улыбается и потирает мои бедра. От его прикосновений я выпрямляюсь. Руки Хантера скользят вверх, все ближе к моей сердцевине, и во мне разгорается желание. Я чувствую влажное доказательство моей нужды в нем, в том, чтобы он наполнил меня и согрел изнутри.

— Мне не нужно быть над тобой, — говорит он.

— Нет?

— Нет, — шепчет он, улыбаясь.

Хантер скользит руками по моему телу, сжимает грудь, касается плеч и спины, прежде чем остановиться под ягодицами и приподнять меня. Я наклоняюсь вперед, упираясь руками в его грудь. Моя женственность теперь повисла над его телом. Хантер немного двигается подо мной, и я чувствую, как мягкий толстый кончик его мужества толкается в мой вход, просто невесомо касаясь.

Я удивленно хрипло вдыхаю.

— Так?

Он мягко выводит круги на моей спине.

— Да, так, моя любовь.

Моя любовь. Эти слова поражают в самое сердце, проникают в самые сокровенные уголки моей души. Я его любовь. Как такое возможно? Как я могу быть достойна его любви?

Хантер ждет. Наблюдает за мной. Он никогда ничего не сделает, пока не будет уверен, что я этого хочу. Он напряжен и нуждается во мне. Я могу чувствовать, как это витает в воздухе. Целую Хантера и пробую его нужду на вкус с его губ, языка, дыхания.

Он чувствует мою нужду? Он нужен мне. Я хочу его. Но Хантер не двигается, просто ждет, и, думаю, он не сделает это за меня. Я должна сделать это сама.

Горло пересохло и сжалось, я покрываюсь потом, и дрожу на нем. Сижу на бедрах Хантера, а его подтянутый мускулистый живот упирается в мою сердцевину. Руки Хантера вокруг меня, они на мне.

— Поцелуй меня, и я смогу сделать это, — говорю я.

Он медленно сближается со мной, до последнего момента не отводя от мен глаз. Смотрю, как его глаза закрываются, когда мы соприкасаемся носами, а потом и губами, я почти теряюсь в сладком забвении. Протягиваю руку между нашими телами, сжимаю его мужество, направляю его к своему входу, ввожу внутрь и останавливаюсь.

Он знает, что мне нужно услышать.

— Я люблю тебя, Рания.

Он внутри меня. Я могла бы взорваться, разойтись по швам, потому что он безостаточно заполнил меня. Теперь Хантер не двигается, его руки сжимают мою талию, голубые глаза расширяются, нежные, любящие, застывшие на мне в своем «смотрю тебе прямо в душу» стиле. Он погружен в меня не полностью. Я тяжело сглатываю и наклоняюсь к Хантеру, запутываясь пальцами в его волосах и прижимаясь губами к горлу.

Я дрожу, как лист на ветру.

Двигаю бедрами, поднимаясь. Из меня вырывается стон. Хантер издает глубокий грудной рык, его руки сжимаются на моей талии, но он не делает ничего, чтобы заставить меня двигаться быстрее или глубже.

Когда он почти выскальзывает из меня, я глубоко вдыхаю, и боль в легких говорит мне о том, что я задерживала дыхание. Я опускаюсь еще ниже, вбирая его глубже, полностью, выдыхая, когда он пронзает меня.

— Боже, — говорит Хантер, но это слово растягивается на множество слогов до тех пор, пока у него, как и у меня, не перехватывает дыхание.

— Прошу, коснись меня, — шепчу я. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Твой голос… я хочу слышать твой голос, пока мы занимаемся любовью.

Его ладони поднимаются и ласкают мою грудь, приподнимая и обхватывая ее.

— Так хорошо, Рания. Быть внутри тебя… это как чертовы небеса, детка.

Я снова двигаюсь, высоко поднимая бедра так, чтобы во мне оставалась лишь мягкая широкая головка, а потом останавливаюсь и жду, пока Хантер заговорит, потому что я слышу, как он дышит, как сквозь его голосовые связки проходил воздух. Я плотно закрываю глаза, и остальные чувства обостряются, натягиваясь, как струны на ситар12. Я могу почувствовать запах Хантера: пот, слабый одеколон, мыло, дезодорант… и я, мой запах, смешанный с его. Тело Хантера подо мной наполняет мои тактильные ощущения. Я не чувствую ничего, кроме Хантера, его рук на мне, его ног, словно покрытых кожей камней, его мужества во мне, его дыхания на моей щеке, пока он говорит.

— Мне так это нравится. Я люблю твою кожу. — Он немного двигается, его бедра мягко приподнимаются и опускаются. Это легкое движение посылает в меня заряды восторга, и я позволяю себе опуститься на него так, что мои бедра сталкиваются с его, загоняя его мужество глубоко в себя. — Я люблю твои глаза. Люблю твое дыхание на своих губах.

И я снова двигаюсь. Скольжу вверх по его длине и снова вниз не только бедрами, но и всем телом, мягким, на фоне его твердости. Хантер двигается вместе со мной, только один сладкий медленный толчок, и он ощущается так хорошо, что мне приходится вонзить ногти в его плечи и застонать.

— Двигайся со мной, Хантер.

Он рычит:

— Черт, спасибо. Держать себя в руках — сложнейшая из задач.

Он проводит ногтями по моей спине, и я содрогаюсь, извиваясь над ним и вбирая его глубже. Когда он во мне, внутри происходит маленький взрыв трепета, а теперь…

Что-то надламывается внутри меня, когда Хантер начинает медленно двигаться во мне. Больше нет страха, беспокойства, воспоминаний. Ничего, кроме Хантера и немыслимых ощущений.