Его грудь стала влажной. Впрочем, он бы в любом случае понял, что она плачет. Ее голос дрожал все сильнее. Он ласково обнял Анджелину и прижался улыбающимися губами к ее макушке.

— Вообще-то, — произнесла она немного позже, и голос ее больше не прерывался, — глупо говорить, что я не хочу, чтобы ты менялся. Потому что мы все должны меняться, а оставаться неизменными всю свою жизнь весьма нежелательно. В таком случае мы бы и в тридцать, и в шестьдесят говорили и думали, как в четырнадцать. Конечно, мы должны меняться и будем меняться. В Воксхолле ты меня не любил. Ты только вожделел меня, или, если это кажется тебе чересчур вульгарным, на тебя просто подействовала та полянка среди деревьев, и лунный свет, и отдаленная музыка. И когда на следующий день ты явился ко мне с предложением, то вовсе не верил в любовь — точнее, в романтическую любовь. А теперь веришь. И эту перемену в тебе я очень одобряю, хотя не думаю, что это настоящее изменение. В конце концов, ты всегда был очень любящим человеком, просто тогда ты еще не открыл свое сердце этой части своей личности. И я тоже изменилась. Я всегда знала, что мне будет нетрудно найти себе мужа сразу после дебюта, потому что я леди Анджелина Дадли, и очень многие мужчины захотели бы жениться на мне, даже если бы я внешностью походила на гиену и обладала бы характером жабы, правда, не знаю, бывают ли у жаб характеры. Должно быть, я отношусь к ним ужасно несправедливо. Может быть, они просто чудесные люди. Но ты понял, что я имела в виду. Я надеялась найти мужчину, достойного моей любви, хотя, по правде сказать, сама никогда не верила, что буду достойна чьей-то. Я всегда считала себя уродливой, и глупой, и совсем неженственной, и… В общем, целую кучу всяких неприятных вещей. Но теперь я знаю, что я красивая, и яркая, и оригинальная, и… Я не слишком хвастливая?

Эдвард засмеялся, негромко, но с большой нежностью, потому что в ее голосе опять послышалась уязвимость. Он перекатился, не отпуская Анджелину, так что они поменялись местами и теперь она лежала на кровати, а он сверху. Он поцеловал ее в глаза, а потом в губы.

— Энджи, — сказал он, — никогда не замолкай, любовь моя. Ты для меня — источник вечного восторга. Нет, я должен срочно внести поправку в сказанное. Иногда, пожалуйста, замолкай, чтобы я мог урвать несколько часов сна каждую ночь, и тогда я сумею сосредоточиться и заниматься любовью со своей тайной любовницей, когда бы у тебя, или у меня, или у нас обоих ни возникло желание. И еще я смогу читать утренние газеты, и утреннюю почту, и… В общем, ты понимаешь, о чем я. Но только никогда не прекращай свой щебет. И прежде чем ты спросишь, я отвечу — я обожаю твою сегодняшнюю шляпку. Надо полагать, под всеми этими цветочками прячется солома? Должно быть, у тебя очень крепкая шея, раз ты выдерживаешь такой вес.

И, прижавшись друг к другу носами, они захохотали.

— Ты врешь сквозь зубы, — выдавила сквозь смех Анджелина. — Ты думаешь, что она отвратительная.

— Ничего подобного, — возразил он. — На этот раз я говорю чистую правду. Когда я вошел в гостиную, сначала решил, что открыл не ту дверь и попал в сад. В очень красивый сад.

— Ты ударил лорда Уиндроу, — воскликнула она, — потому что думал, что он меня похищает!

— Вот тебе и ненужное насилие, — уныло отозвался Эдвард.

— Ты был просто великолепен, — заверила его Анджелина. — Но бедняга лорд Уиндроу, ведь на самом деле он положил глаз на мисс Годдар.

Эдвард нахмурился.

— Лучше бы ему ее не компрометировать, — предупредил он, — или ему придется познакомиться не с одним моим ударом в челюсть.

— Так ведь и она не замечает никого, кроме него, — сказала Анджелина, обнимая Эдварда за шею. — Разве ты не видишь, Эдвард, что они идеально подходят друг другу?

Опять женская логика!

— На самом деле он вовсе не законченный шалопай и повеса, — убежденно произнесла Анджелина. — Я уже довольно давно это поняла. Он просто ждал, когда полюбит женщину, которая сумеет крепко удерживать его всю жизнь. Кроме того, он любит свою мать.

Эдвард еще какое-то время хмурился, потому что она его не убедила. Но потом не выдержал и рассмеялся. Может быть, в жизни есть место и для женской логики, а не только для его рассудительности.

Он поцеловал Анджелину, причем на это потребовалось неопределенное количество минут (но кто считает?), а потом неохотно отодвинулся от нее.

— Мы должны остановиться, пока я еще в состоянии, — сказал он. — Нельзя заходить дальше, по крайней мере, сегодня ночью. Должно быть, тебе очень больно.

— Чуть-чуть, — призналась она. — Но это приятно.

— Приятно не будет, — заверил ее Эдвард, — если я снова попытаюсь изобразить из себя великого любовника.

— Пожалуй, не будет, — согласилась она.

— Ты хочешь есть? — спросил он.

— Просто умираю с голоду!

Эдвард скатился с нее и спустил ноги на пол. Встав, он подошел к умывальнику.

— Лежи на месте, — велел он. — Я тебя вымою.

— О, — пискнула Анджелина.

Он подошел к кровати с мокрой салфеткой и кувшином. Она окинула взглядом его голое тело и улыбнулась.

— Знаешь, Эдвард, я тебя ужасно люблю. Жаль, что мне не хватает слов.

А может, оно и к лучшему, а то она бы так и не сумела замолчать.

— Если бы такие слова были, — произнес он, присаживаясь на край кровати и принимаясь за дело, — я бы их тебе сказал, Энджи.


Юнис очень прямо сидела в карете, почти не прикасаясь спиной к подушкам. Ступни аккуратно сдвинуты. Руки одна на другой лежат на коленях, и она на них смотрит.

Лорд Уиндроу удобно раскинулся на сиденье напротив, надвинув шляпу на прикрытые глаза. Но из-под полуприкрытых век он внимательно за ней наблюдал.

Они только что попрощались с его матерью и теперь ехали обратно в Холлингс. По дороге придется остановиться в гостинице «Павлин», чтобы забрать своих лошадей и проверить, там ли еще Хейворд и леди Анджелина Дадли.

Горничная Юнис перед отъездом из Нортона посмотрела на небо, с облегчением убедилась, что тучи, хотя и висят низко, не собираются пока пролиться дождем на грешную землю, и запрыгнула на облучок, чтобы продолжить знакомство с кучером, охотно подвинувшимся и не выказавшим никакого неудовольствия.

— Леди Уиндроу была очень добра и милостива, — произнесла Юнис, — с учетом того, что вы сказали ей вчера и чего, кстати, говорить не имели права. Должно быть, она ужасно встревожена.

— Я всего лишь сказал, — напомнил он, — что намереваюсь просить вашей руки, когда время будет подходящим. И имею полное право рассказывать о своем намерении любому, кто пожелает слушать. Если бы я сообщил вам, что намерен полететь на Луну, вы совершенно справедливо могли бы обозвать меня дурачком или весело зевнуть и заснуть, но вы не можете оспаривать мое право говорить об этом. Если с вашей памятью все в порядке, вы будете вынуждены признать, что я не говорил, будто собираюсь жениться на вас, а намерен только просить вашей руки. Верно?

Юнис бы с радостью ответила «нет», он это уже видел. Но честность вынуждала ее сказать правду — или вообще промолчать.

— И все же вы не имели права вводить в смущение меня и тревожить вашу мать, — заметила она.

Лорд Уиндроу скрестил на груди руки и уперся ногой в противоположное сиденье.

— Совершенно верно, — сказал он. — Такого права я не имел.

Юнис поджала губы.

— Так позвольте мне получить это право, — продолжал он. — Я вас смущаю. Еще я знаю, что волную вас, Юнис, но это касается только интимных чувственных минут, так? На людях вы конфузитесь, когда вас видят рядом со мной. Горе мне. Полагаю, для умной, начитанной дамы появляться в обществе бездумного повесы — это шаг вниз.

— Я вовсе не это имела в виду, — возмутилась Юнис, поворачивая к нему голову. — О, вы прекрасно знаете, что не это!

Она сердито смотрела на него, а его взгляд сделался еще более сонным, и он еще ниже сдвинул шляпу, так что поля затеняли лицо.

— Значит, вы имели в виду совершенно противоположное, — сказал он. — Бедная маленькая доченька университетского профессора, эдакий синий чулок, впадает в неловкое смущение, когда ее видят в обществе богатого титулованного джентльмена из светского общества. Она так далека от его глубин, что боится утонуть.

Юнис некоторое время молча смотрела на него, затем прищелкнула языком.

— Какая несусветная чушь!

Он вздохнул:

— Все, у меня кончились догадки. Сдаюсь. Вы выиграли. Объясните, почему то, что я сказал матери, вас смутило.

— Потому что… — начала она и покачала головой. — Ладно. Посмотрите на меня.

Простые, практичные туфли. Простое, практичное платье с высокой талией, простые белые перчатки. Простая, практичная шляпка прикрывает аккуратно причесанные каштановые волосы, собранные в аккуратный узел у шеи. Осмысленное лицо — и вовсе не простое. Аккуратная фигурка — ни чересчур пышная, ни слишком тощая.

— Я понял, — сказал он. — Где-то под одеждой спрятана бородавка или родимое пятно, точно? Лучше всего, если и то и другое. Сознайтесь, и я прикажу повернуть, вернусь в Нортон и сообщу матери, что по здравом размышлении решил не предлагать вам руку и сердце.

Юнис, сжав губы, раздраженно посмотрела на него, а потом расхохоталась.

— Ой, ну ладно, — сказала она. — Признайтесь, вы же ничего этого не имели в виду. Вы просто не можете хотеть на мне жениться.

— То есть я солгал собственной матери? — Он вскинул брови. — Что за низкое предположение. Да тем более в ее день рождения. Но дайте подумать. Может быть, из-за вашей внешности, полностью меня очаровавшей? Или из-за вашего остроумия, соблазняющего меня? Или из-за вашего ума, к которому я испытываю мощное, необузданное влечение? А может быть, дело в том простом факте, что вы мне нравитесь, что я с удовольствием разговариваю с вами, и целую вас, и хотел бы не ограничиваться одними поцелуями. А может быть, я страстно хочу увидеть и узнать, как вы будете выглядеть и какой вы будете в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят лет, и дальше, пока смерть не разлучит нас. А может быть, мне любопытно выяснить, каких детей мы с вами произведем на свет. А возможно, причина в том, что до сих пор меня никогда-никогда не посещали подобные мысли в связи с любой другой женщиной или даже без связи с какой-либо женщиной. Думаю, я просто люблю вас, Юнис. Влюбился по уши. Это правильное выражение? Уиндроу влюблен. Это я должен впасть в смущение, а не вы.

Юнис пристально смотрела на него.

— Но ваша мать, должно быть, так расстроена, — сказала она. — Вы ее единственный сын, лорд Уиндроу, ее единственное дитя. Наверняка она ожидает от вас куда большего.

— В таком случае она просто проявляла вежливость, когда обняла и поцеловала вас на прощание? — осведомился он. — И когда весь прошлый вечер просидела рядом с вами на диванчике для двоих, заняв место, на которое рассчитывал я, и держала вас под руку? Моя мать была чрезвычайно богатой единственной дочерью чрезвычайно богатого купца, когда выходила замуж за моего отца. Она вышла за него по любви, и он женился на ней по той же причине, хотя в то время его материальное положение было весьма шатким. Он умер четыре года назад, после тридцати пяти лет семейной жизни, и оставил ее с разбитым сердцем, хотя вчера ночью, когда вы уже ушли спать, она призналась мне, что не променяла бы эти тридцать пять лет и разбитое сердце на более долгую жизнь с другим мужчиной. Вот уже какое-то время она надеется, что я женюсь. Она хочет невестку и внуков. Но больше всего на свете она хочет видеть меня счастливым. Хочет, чтобы я нашел такую же любовь, какая была у нее с отцом. Она влюбилась в вас с первого взгляда. Эта девушка очень отличается, сказала мне она, от того типа женщин, среди которых, как она боялась, я буду выбирать. И это не оскорбление. Это наивысшая похвала. Она знает, что я не всегда представлял собой образец для подражания, уехав из дома и поступив в университет.

Взгляд Юнис все еще не отрывался от него. Он снял свою высокую шляпу и швырнул ее на противоположное сиденье.

— Вы скажете мне «нет»? — спросил он.

И увидел, как она сглотнула.

— Это предложение? — осведомилась Юнис.

Он осмотрел карету, выглянул в окно, кинув взгляд на живую изгородь и поля за ней. До «Павлина» оставалось не больше двух миль.

— Полагаю, — сказал он, — не существует такой вещи, как идеальная романтичная обстановка, да? Или идеальное время. Есть только то время и та обстановка, которые мы сочтем правильной. Да, я прошу вашей руки, любовь моя.

Он взял обе ее руки в свои. Понял, что этого недостаточно, стянул с нее перчатки, швырнул их на свою шляпу и снова взял ее руки в свои.

— Юнис Годдар, — произнес он, и притворная сонливость полностью исчезла из его глаз, — вы выйдете за меня замуж? Я не подготовил цветистой речи, а если бы и подготовил, то чувствовал бы себя полным идиотом, произнося ее сейчас. Просто — ты выйдешь за меня, любовь моя? Потому что я люблю тебя. Ты рискнешь? Я прекрасно сознаю, что это риск, и могу только просить тебя попытать счастья, а я, в свою очередь, обещаю любить тебя изо всех сил и лелеять тебя до конца своих дней, а может быть, и после. Кто знает? Наверное, забавно будет играть на арфе целую вечность, если рядом будешь сидеть ты и бренчать на своей. Интересно, на арфах бренчат?