- ...это печальное последствие того, что ты заставляешь меня делать. Ты заводишь меня, Лилли, - шипит он низким хриплым голосом. - Ты вызываешь во мне такую страсть, такую зависимость, что я никогда не могу отвести взгляда. Вот где мы сейчас находимся, моя дорогая. И...

Он берет мои волосы в кулак, чтобы прижать мое ухо к губам.

- Боюсь, единственный выход - это прекрасная перспектива смерти.

- Ты убьешь меня, - говорю я категорически, отказываясь впустить в свой голос хоть каплю эмоций.

- Ах! - выплевывает он и отворачивается.

Я задыхаюсь, когда боль в затылке испаряется.

- Нет, я не собираюсь убивать тебя, Лилли. За кого ты меня принимаешь?

Он вышагивает по комнате.

- Тогда что? - поднимаю я свой подбородок. - Накачивать меня снова и снова наркотиками, пока я не стану не более чем живым трупом? Обмякну, чтобы засунуть туда свой член?

- Не надо, - предупреждает он.

- Что не надо? - встаю я и поворачиваюсь к нему лицом. - Не говорить тебе, что я думаю? Я думала весь этот разгром начался из-за честности. Ну, как тебе такая честность?

Я показываю пальцем на свою щеку.

- Завтра я пойду на работу, и это будет служить знаком чести. Если кто-нибудь спросит, я скажу им правду. Я скажу, что это сделал ты. Что будет дальше, я не знаю, но это будет твое дерьмо.

- И что заставляет тебя думать, что за тобой осталась твоя должность, - спрашивает Джереми. - В моей компании?

- Моя подпись в трудовом договоре, Джереми. Или ты сжег его точно также, как и контракт?

- Ах, но ты не читала между строк, моя дорогая. Твой договор длился до того дня, когда моя компания стала публичной. Продление было оставлено на мое усмотрение.

- Он дал, он взял, - саркастически цитирую я. - Я бы сказала, что удивлена, но это не так. Хорошо. Я не пойду в Стоунхарт Индастриз. Я пойду к полицейским.

- О полицейские. Я дрожу.

Он останавливается и пристально смотрит на меня.

- Пожалуйста. Мы оба знаем, что это пустая угроза. Ты не рискуешь тем, что построила здесь.

- Смотри, - говорю я. - Я больше не твоя пленница. Я свободная женщина, как ты говоришь. Или это право также было аннулировано?

- Ничего не аннулировано, Лилли, - говорит Джереми. - Ничего даже не изменилось. Я все еще мужчина, в которого ты была влюблена вчера. А ты...

Говорит он. Его руки на столе, и вдруг он становится грустным.

- Все еще мой драгоценный Лилли-цветок. Сдвиг в поведении улетучивается так же быстро, как и пришел. Когда он смотрит на меня, его лицо представляет идеальную маску, лишенную эмоций. Я смеюсь. Смеюсь не потому что смешно, а от злости. Я смеюсь, потому что бешеная истерика охватывает меня. Противоречие. Переменчивые настроения. Нестабильность.

Полный хаос и непредсказуемость - вот, что представляет собой Джереми Стоунхарт. Он смотрит на меня, терпеливо ожидая, когда я закончу. Я продолжаю смеяться. Я не знаю, откуда это берется. Но он продолжает наполнять меня, продолжает подниматься из глубины легких. Это смех отчаявшейся женщины или полубезумной? Эти отвлекающие факторы мало значат для меня в данный момент. Что бы я ни делала, куда бы ни пошла, моя жизнь всегда будет под контролем Джереми Стоунхарта. Сегодня вечером он доказал это.

- Ты закончила? - наконец-то спрашивает он.

Похоже, он раздражен. Может быть мой смех проник сквозь его стены и действительно достиг его.

- Ты отвез меня в эти места, Джереми. Я всего лишь невольный пассажир.

- Поэтично, - говорит он.

Он улыбается мне так, что на секунду его лицо выглядит, как у ожившего трупа.

- Но это далеко не главное.

- Тогда в чем смысл, Джереми? Что ты совсем безумен? Что я, скорее всего, тоже?

- Нет, - он отрицательно качает головой. -  Это не безумие, Лилли. Ты просто слишком молода, чтобы понять. Ты не можешь понять концепцию всего этого. Это любовь. Несомненно любовь.

- Это не может быть любовь, - говорю я вслух. - Если я решила, что уже ненавижу тебя.

- Сильная страсть вызвана теми же чувствами, - говорит он мне. - Сегодня ты говоришь, что это ненависть. Но завтра она снова превратится в любовь. Вот как все это происходит.

- Ты думаешь это циклично? - усмехаюсь я. - Ты думаешь я снова полюблю тебя по щелчку пальца? Что это бесконечно?

- Нет, - говорит Джереми. - Я не говорил, что это циклично.

- Тогда что?

- Несогласие.

Я прищуриваю глаза. Пульсация в щеке прекратилась. Я больше не чувствую вкуса крови.

Думаю, он ударил меня не так сильно, как я думала. Не в полную силу. Думаю, я больше испытала шок, чем физический удар. А кровь? Это случилось, когда я прикусила язык. Он ни в чем не виноват. О чем я вообще думаю? Я действительно оправдываю избиение?

- Что ты имеешь в виду под несогласием?

- Все просто, - говорит Джереми. - Внутри тебя бушуют чувства. Большинство из них направлены на меня. Твои чувства порождают страсть. Опьянение, которое ты чувствуешь, когда мы занимаемся любовью. Злость, когда ты думаешь, что я сделал тебе плохо. Острые ощущения от борьбы со мной, спарринг на словесном уровне.

- Я не...

- Не отрицай этого. Не лги себе. Я знаю правду, потому что они отражаются во мне. Лишь ты сама можешь заставить их выйти наружу. Нет никакого цикла, Лилли. Ты просто пытаешься придумать слова тому, что чувствуешь. Ненависть? Любовь? Оба вызваны одними и теми же эмоциями. Оба способны заставить тебя делать необычные вещи. Это недостаток человеческого языка. Ты пытаешься поместить все эти эмоции в аккуратные маленькие коробки и пометить. Это заблуждение западного мышления. Что все имеет значение. Что это должно быть определено. Что должно быть разделено на части. Но чувства, которые мы испытываем друг к другу? Они не поддаются определению. Они выходят за рамки смысла. Я чувствую огромную любовь, глядя на тебя, Лилли, пусть ты и сердишься, и злишься на меня. А ты, сидя на противоположной стороне зеркала, не должна чувствовать ничего, кроме ненависти. В этом правда наших отношений. Что-то столь уродливое может породить что-то такое прекрасное. Я очарован тобой, Лилли, в каком бы настроении ты ни была. Я провоцирую тебя. Я дразню тебя. Я делаю все это по эгоистичной причине, потому что хочу испытать тебя и все, что ты можешь предложить. Не жизнь, Лилли. Я уже испытал жизнь. Не жизнь, а...тебя. Это наша трагедия. Это то, мимо чего мы с тобой не сможем пройти мимо. В каком-то смысле, мы застряли вместе из-за того, через что я заставил тебя пройти. Из-за той  тяги, что ты оказываешь на меня. Потому что я не знаю другого выхода для своей любви. Ты все, что у меня есть и все, чего я хочу. Я пытался оттолкнуть тебя, думал, что так будет лучше для тебя, думал, что ты можешь взять инициативу на себя, но каждый раз ты возвращалась. Поэтому я знаю, что у нас есть нечто большее, чем просто слова. Любовь, ненависть? Легкомысленные слова. Легкомысленные определения. То, что между нами, то, что ты чувствуешь, выходит за рамки всего этого.

- Это полная чушь, - бормочу я, но без особого убеждения.

Что если Джереми прав? Что, если это истинная причина, по которой я решила остаться?

- Да я прав, и ты это знаешь, - говорит он.

Я понимаю, что произнесла свои сомнения вслух. Я задыхаюсь и прикрываю рот обеими руками.

Джереми садится на свое место напротив меня.

- Знаешь, - говорит он. - Хорошо, что Чарльз не слышит, иначе он был бы посвящен в каждое наше слово. Мы не можем позволить тому, что мы обсуждаем, покинуть эту маленькую комнату, не так ли? Он смотрит на звук приближающихся шагов.

- Ах, - говорит он, любезно улыбаясь Чарли. - Ужин подан.

Глава 9

Я жую не пробуя. Мои мысли слишком бурные, чтобы наслаждаться едой. Джереми Стоунхарт - это абсолютное чудо. Жестокость, вдумчивость, прекрасная философия, заключенная в одном человеке. Это поразительно. Чем больше я размышляю над этим, тем больше вижу, что он прав. Любовь и ненависть - это просто слова. Чувства, которые их порождают, до жути похожи.

Так вот почему мне было так легко влюбиться в него? Чувство ненависти к нему порождалось все время? Только это была не ненависть, как он сказал, а страсть. Он вызывал во мне страсти. Некоторые из них были невыносимо красивы, другие невыносимо болезненны. Но все равно это были страсти. Вот как он вонзил в меня свои когти.

Апатия была бы лучше. Апатия дала бы мне дистанцию, необходимую для мести. Но сейчас я ищу чего-то большего. Что-то более просветленное. Что-то более полноценное: понимание.

- Зачем ты накачал меня наркотиками? -  спрашиваю я.

- Чтобы дать тебе шанс прийти ко мне, - говорит он.

Я качаю головой:

- Что?

- Чтобы убедиться, что я все еще являюсь тем человеком, которым я должен быть для тебя.

- Это извращенный взгляд на вещи, - говорю я.

- А каков твой вердикт?

- Я не знаю.

Эти слова несут в себе нотку раскаяния. Но он улыбается.

- Знаю, что мое поведение сегодня отбросило нас на несколько шагов назад.

- Ты можешь сказать это снова, - бормочу я, ковыряясь в еде.

- Лилли, - голос Джереми заставляет меня поднять глаза. - Ты все еще прекрасно выглядишь. Прости, что ударил тебя. Не думаю, что будет синяк.

Я поднимаю руку, чтобы пощупать щеку. Опухоль почти прошла. Она больше не горячая на ощупь.

- Что я могу сделать, чтобы ты простила меня? - спрашивает он.

- Ничего, - вздыхаю я. - Ты ничего не можешь сделать, Джереми. Это то, кем ты являешься.

- Мне не нравится видеть твою меланхолию.

- Что ж, ты поддерживаешь это чувство. Не так ли? - спрашиваю я.

Теперь его очередь вздыхать.

- Ничего не могу с этим поделать. Если бы ты знала, как меня воспитывали ...

- Пожалуйста, - прерываю я его. - Не вини свое воспитание в том, что ты делаешь. Это неприлично. И в отличие от тебя, так легко принять судьбу.

Он немного качает головой.

- Ты меня неправильно поняла. Речь идет не об обвинении. Речь идет о понимании. Ты единственный человек, которому я могу в этом признаться. Я рассказал тебе историю о том, как я нашел свою мать, когда был мальчиком. Насилие в семье беспокоит меня больше, чем ты думаешь. Намного, намного больше, чем я показываю. Это, наверное, звучит так извращенно лицемерно, учитывая все, что я с тобой сделал. Но это действительно так.

- Приятное чувство, - говорю я, - особенно если оно помогает тебе сохранять чистоту совести.

Он хмурится.

- Моя совесть далека, далека от чистоты, Лилли. Ты должна знать. Я не слепой к тому, кто я и что я делаю. Что я сделал. Я говорю не только о тебе, но и о вещах, которые я накопил за всю свою жизнь. Дорога на вершину нелегкая, Лилли, и она не вымощена золотом. Она усеяна костями всех тех, кто пытался туда попасть и потерпел неудачу. Иногда ты находишь разлагающиеся тела по пути, все еще полуживые, просящие воду или пищу или просто конец. Они зовут тебя, они тянут тебя, они пытаются закопать тебя глубоко под землей, чтобы они могли одержать победу, по крайней мере, в одном: в твоем уничтожении.

- Какие яркие и приятные образы, - бормочу я.

- И тогда ты найдешь тех, кто жив, кто не может подняться дальше, но стоит на твоем пути и твоих целей. Их нельзя обойти стороной. Единственный путь наверх - через их все еще бьющиеся сердца, - говорит он. - У тебя не остается выбора, кроме как раздавить их.

- Джереми? - спрашиваю я. - Что с тобой? Мне не очень нравится, что он говорит такими реальными терминами, особенно как человек, столь непреклонно практичный.

- О? - он отрывает взгляд от сиюминутной задумчивости. - Это ничего не значит. Я слишком много читаю. Энн Райс.

- А? - говорю я в замешательстве. - С каких пор ты читаешь художественную литературу?

- Редко, - говорит он мне. - Моя мать любила эти книги. Посетив наш старый дом в горах, я захотел сделать что-то, что напоминает мне о ней.

- Как ты это делаешь? - удивляюсь я. - Как ты можешь быть таким холодным и отстраненным, а потом вдруг стать таким человечным?

- Непоколебимая часть моего состояния, - он снова улыбается. - Мне нравится, что ты находишь это обнадеживающим.

- Я просто пытаюсь понять тебя. Вот и все.

Джереми начинает смеяться.

- Ха! Психологи имели бы большой успех. Удача. Я не считаю слишком напыщенным говорить, что тебе нужно больше, чем доступно в этом мире.

- Я думала, ты не веришь в удачу, - напоминаю я ему.

- Не знаю. Это был мой способ сказать, что твое начинание невозможно.

- Нет, я так не думаю, - говорю я. - Я уже знаю о тебе больше, чем ты думаешь.

- О? - он кажется заинтересованным. - Просвети меня.

- У тебя есть комплекс превосходства, - говорю я. - Но это особый вид, потому что это на самом деле полностью оправдано. Ты не из тех бредовых дураков, которые провозглашают себя лучшими и твердо в это верят. У тебя есть объективные, внешние доказательства.