– Ты сдай мне комнату. Мой папан разбогател каким-то образом, и я жажду сбежать от грязных и вонючих туалетов общаги.

Я о таком и не мечтала.

– А как же Антоша? – засомневалась я.

– Твой Антоша имел бесплатную любовницу и бесплатное место встреч в одном флаконе. Пора тебе поднять свою цену и потребовать возмещение морального ущерба за несбывшиеся надежды. Почему он не женится?!

– Он давно женат, и у него растёт сын, – прошептала, впервые поделившись с подругой своим горем. —

– Вот почему ты была в таком состоянии тогда? Ты узнала правду… Старая песня. Он проглотит ещё несколько твоих молодых лет и не подавится. Где твой характер, твоя гордость?

– Верочка, он меня никогда не обижал и до сих пор любит.

– Если не считать плевка в душу. Как я презираю таких слабаков! И то им хочется и сё, и ни за что не желают платить. Бесхребетные амёбы. Потом они начинают пить, заглушая совесть, потом упрекать своих близких в недостаточном к ним уважении, потом бить, выбивая его силой. Моя старшая сестра прошла весь этот кошмар, еле вырвали её из этого плена.

– Антон не такой, он всё понимает и винит только себя.

– Это пока. А вот ты позвони и скажи, что будешь сдавать комнату. Пусть ищет место для встреч. Я уверена, что он упрекнёт именно тебя, в первый раз.

И я решилась. Буду выжимать из себя раба по капле. Бедный Антоша, я чувствовала себя предателем, поднимая трубку телефона. После моего сообщения Антон долго молчал.

– Я сам виноват. Я замотался и как-то не подумал о твоих материальных проблемах. Постараюсь что-нибудь придумать. Надеюсь, это не повод к полному разрыву. Я совсем не готов. Мне и так нелегко, и ты ещё добавляешь проблем… Я дам денег, а ты оставь пока всё, как было. Поля, я тебя люблю! Понимаешь ли ты это? Люблю!

Раньше такого разговора было достаточно, чтобы я всё оставила на своих местах. Только не теперь. Я собрала совсем ещё маленькое войско своей воли и сказала впервые НЕТ.

Вера заплатила сразу за год вперёд. Теперь, когда на хлеб деньги были, а учиться оставалось ещё больше года, я занялась поисками работы. Пришлось обзвонить всех знакомых: для чего потребовалось взрастить в себе ещё отряд разведки и присоединить к войску со стягами Воля. Хватило смелости потревожить даже малознакомого мужчину, самого-самого.

– Полина? Я помню вас и часто о вас думаю. Чем могу помочь?

Запинаясь, я пояснила, что ищу работу на лето и подработку на время учёбы, что хорошо владею двумя языками, могу переводить, но и чёрной работой не побрезгую.

– Пора бы научиться брезговать, душа моя. Вам необходимо преподать несколько уроков выживания. При первой встрече с вами это первое, что пришло мне в голову. Вы хоть немножко представляете, насколько хороши и первозданны? Но это потом. Позвоните мне через неделю, и я постараюсь предложить вам кое-какие варианты достойной вас работы.

Всю неделю по вечерам я принимала звонки от знакомых. Вера приняла в этом самое активное участие.

– Поля, «Макдональдс», уборщица, личный секретарь для селадона и всё в том же духе.

– У меня не лучше. Оказывается, это настоящая проблема. Мужикам легче: могут подработать грузчиками. А я в начале года не поняла, почему так извинялся декан, когда не смог снова предоставить мне место секретаря.

– Явно получил взятку. Это нормально по нашим временам. Ты могла бы поехать по обмену студентами, но поедут дети шишек, как всегда. Деньги к деньгам. Приеду, расцелую в первый раз папаню за то, что избавил меня от таких проблем. Завтра пойдём в гости к художникам, правда, таким же бедолагам, как ты. Но они могут дать адрес состоятельного господина кисти и холста и рекомендовать ему тебя как модель. Нужен богемный прикид.

– Это тоже не для меня, сгорю от стыда…

– Это о прикиде или о работе модели? – засмеялась Вера. – Да это ещё надо выгрызть, а у тебя зубок нет, так что заранее не волнуйся. Многие студентки кормятся только этим: служительницами муз или музами для служителей муз. Короче, будет очень интересно. Я обязана найти себе друга среди этой братии, хочу научиться акварели. Я ведь окончила художественную школу, млею от импрессионистов, готова часами слушать о великих мастерах, их жизни, их моделях. А ты почти темнота в этом вопросе. Сексуальная революция, феминизм – всё мимо тебя. Модель – не голое бесстыжее тело, а песнь красоте и гармонии человека!

Я опустила голову и улыбнулась:

– Убедила, пойду голышом, потому что надеть мне нечего. Юбка и кофта, платье. Всё.

– А что же Антон? В чём ты ходила с ним по гостям и театрам?

– Мы чаще сидели дома или ездили за город на природу. В прошлом году он подарил мне пару летних нарядов, когда ездили на юг. У нас не приято было забивать голову тряпками…

– А два твоих выходных, надоевших мне, платья?

– Их надо отнести в химчистку… – я покраснела. Денег почти не осталось. – Да, я вспомнила, ещё Антон принёс на женский праздник костюм в подарок, но он мне велик по росту.

Я достала с антресолей шикарный пакет.

– Это уже интересно! – Вера загорелась любопытством, разглядывая этикетку. – Италия, Армани, шёлк. А это что? Этикетка их химчистки… обалдеть! Это ношеная вещь, но шикарная! Ну и жук! С плеча жены…

Исследование потрясло, я тогда ещё удивилась: настолько ошибиться при выборе размера. Но как он мог? Я тогда расцеловала его и утешила: размер не беда…

А Вера уже крутилась перед зеркалом. Костюм сидел на ней как влитой. Ростом она была повыше меня, очень страдала по этому поводу, так как высоких ребят в её окружении был жуткий дефицит. Она посмотрела на меня, и лицо её переменилось.

– Прости меня, Поля! Какая же я дура! Не надо было тебе говорить. Сейчас тебе валерьяночки накапаю, – она побежала на кухню. – Махни и забудь! Ты, конечно, его не наденешь. А ведь за эту вещь лет пять назад в комиссионке бабы передрались бы. Давай сделаем так: я беру его себе, а то вечно в джинсах хожу, а тебе дам свои новые джинсы и кофточку. Ты вечно в платьях.

– Мама не любила брюки на девочках, так и привыкла…

Вера заставила меня нарядиться, и я впервые увидела себя иной.

– Ты бесподобна! – подвела итог подружка.

В дверь позвонили. На пороге стоял Антон.

– Я не могу дозвониться. Что происходит? – его трясло от волнения.

Я пригласила его в комнату. Он вошёл, увидел Веру в костюме жены, и из него как будто вышел весь воздух.

– Здравствуйте, Антон. Как вам мой наряд? Не напоминает ли он вам кого-то?

– Вера, не надо! – взмолилась я.

Лицо Антона покрылось пятнами, он сжал кулаки. Вера в страхе отступила в кухню, а мне почему-то стало жутко стыдно за него, за себя. На глазах выступили слёзы. Антон перевёл взгляд на меня. Он искал точку опоры и не находил. Что он мог сказать?!

– Я тебя любил! – произнёс он белыми губами еле слышно, потом повернулся и ушёл. Дверь хлопнула, из кухни показалась Вера.

– Ну и пусть уходит со своими карамельками, – успокоила она меня.

– Какими карамельками? – не поняла я.

– Из анекдота: монашка слушает в поезде откровения дам. Ты знаешь, что женщины делятся на «дам» и «не дам»? – Я улыбнулась. – Так вот: одна дама спрашивает другую: почём её манто? – Одна ночь любви. – А ваше колье? – Две ночи. – Вечером раздаётся стук в келью. Монашка кричит через дверь: шёл бы ты отсюда, отец Сергий, со своими карамельками!

Ещё я бы заставила его развестись, потом раздавила бы окончательно своим отказом!

– Вера, ты бы так не поступила! Антон не виноват, он просто запутался. Как можно запретить себе любить?! Он не смог…

Мне было не смешно. Вера рассыпалась ещё серией анекдотов. Не помогало. Тогда она подошла с другого конца:

– Он чуть не съел тебя, когда увидел в таком наряде. Держал специально в чёрном теле только для себя. Только для себя. Давай ещё по тридцать капель!

Руки у Веры дрожали, когда она отсчитывала капли для очередной порции.

– Я впервые вижу его таким… – оправдывалась я.

– Всё бывает впервые. Единожды солгав… – копия наш бывший зять, – сбиваясь со счёта, твердила Вера.

Зазвенел телефон. Мы вздрогнули.

– Добрый вечер, будьте так любезны, пригласите к телефону Полину, – раздался мужской голос со стальными нотками.

– Я вас слушаю, – мой голос походил на замогильный шёпот.

– Полина, приглашаю вас завтра к себе на вечерний коктейль. Форма одежды свободная. У меня появились варианты трудоустройства, увы, не переводческого характера. Оказывается, с этим не так просто, извините, был слишком самоуверен. Но это пока. Запишите адрес.

Он продиктовал свой адрес, посоветовал взять такси (он оплатит), извинился, что не может прислать машину, ибо она в ремонте, а он сам в гипсе, немного подпорчен.

– Не беспокойтесь, будут несколько моих друзей, играющих по воскресеньям у меня в вист, и одна дама.

– Я приеду, спасибо, – ответила я и положила трубку. Я не знала, что говорить дальше. На таком уровне мне ещё предстоит научиться общаться. Сам Л. Позвонил!

– Вера, поехали кутить, – решительно сказала я. – У меня хорошие новости: я скоро буду работать!

– Я так и знала, ради денег ты на всё способна.

– Вера, откуда у тебя юмор, красноречие, такие знакомые?

– От папеньки. Он всегда – душа компании, всем нужен, хорошо снимает стресс. В результате ныне процветает, нашёл-таки свою синекуру. А затесаться в хорошую тусовку просто: надо познакомиться лишь с одним из неё и очаровать. Знаешь Вадика с пятого курса? Элитный мальчик с тараканами в голове, знает пол-Москвы. Один раз составила ему компанию, поискрила в ней гранями своих талантов, перезнакомилась со всеми его друзьями и тусуюсь с ними уже четыре года.

– И никакой постели?

– Для постели есть другие, и для них, и для меня. Я – для веселья. С постелью я очень осторожна, голову не теряю. Только здоровья для. Ну что, печальница (есть такой цветок), поехали?»


Неужели судьба не наполнит этот прекрасный сосуд огнём? Где тот Пигмалион, который оживит изящную статую? – подумала Юлия, закрывая дневник. – И кто такой Л.?

Пришла дочь, переполненная таким огнём. Огнём счастья и жизни.

– Мама, это случилось! – она повалилась на кровать рядом с ней. – Я стала женщиной!

Всё чаще и чаще Юлю одолевала хандра. С начала сентября она разрывалась между домом, дачей и клиникой. Мать согласилась, наконец, лечь на обследование. Настоял лечащий врач:

– Куда вы смотрите?! У вашей мамы очень слабое сердце. Обследование, скорее всего, подтвердит мой диагноз, и операция будет неизбежна.

Юля испугалась не на шутку. Она считала маму вечным двигателем. Заняв её место, Юля поняла, какой тяжкий груз несла на своих хрупких плечах мать. И ведь успевала везде: помогала им по дому, Тихону Ильичу. Он тихо и незаметно вошёл в её жизнь – и его душу она согрела своим теплом.

Юля готова была отдавать долги. Время улетало, задуманные статьи откладывались в долгий ящик. Она только теперь поняла значение слов «бытовуха заела». Сейчас новый сюрприз, уже от дочери. Она вздохнула и сказала:

– Поздравляю. С этого момента ты стала вместо охотника добычей, которую не надо догонять. Неужели не могла удержаться? Ещё бы чуть-чуть, и он был бы у твоих ног, было бы белое платье…

Юля обняла дочь. Та уткнулась в её плечо.

– Мы так гордились тобой. Папа с ужасом наблюдал, во что превращаются дети его коллег, интересующихся только тряпками, тусовками, травкой. Наша Света не такая, радовался он. Теперь расстроится наш папа. Девочка моя…

– Мам, я и так продержалась в стане девственниц неприлично долго. В этом виновата философия одного идиота: «Нет отдельно сексуальной энергии. Энергия одна, и распылять её на низменные утехи глупо». И я соглашалась с ним. А ведь он подсознательно оправдывал наши с ним платонические отношения, которые можно было изменить в любой момент – стать его первой женщиной. Ещё на первом курсе я была готова это сделать, но не смогла. Потому что это и стало бы именно убогой низменной утехой. Я ждала и дождалась своего мужчину, с которым секс превратится в святое… в… полёт в космос. Вот! И весь курс ждал, затаив дыхание, моего грехопадения.

– Так что произошло? Грехопадение или полёт? – уточнила Юля.

– С их точки зрения – падение в грех, с моей – взлёт!

– Взрыв сверхновой, не меньше. Не можешь, дочь, без пафоса и театральных эффектов?

– Мам, жизнь – театр! Не я сказала. И в этом театре меня считали странной, по меньшей мере. Ты думаешь, меня не задевало?

– Неужели до Александра твоё сердечко ни разу не дрогнуло?

– Это наши с бабушкой секреты. Только она посвящена.

– Бабушка?! – Юля не нашла больше слов.

– Не надо так … Я знаю некоторое твоё высокомерие по отношению к ней. Неоправданное. Ты была далеко и высоко, а она всегда рядом. Ей можно рассказать всё: никогда не осудит. И мои подружки её любят. Когда Ирина хотела перерезать себе вены из-за одного подонка, мы отвезли её к бабушке, которая нашла слова утешения, и мы обе по очереди дежурили возле несчастной. А когда… ну, это уже не моя тайна.