– Ого, прям научный способ выяснить, спит человек или нет.

Она шутливо теребит мои волосы:

– Рада, что ты не утратила свой сарказм.

* * *

К утру я решаю, что Генри хороший парень. Рада, что Скай за его весьма своеобразной внешностью сумела разглядеть добрую душу. Я засыпаю под его игру на гитаре.

Когда открываю глаза, вижу, как на другом конце комнаты Скай разговаривает по телефону. Сонливость снимает как рукой, вскакиваю с дивана и чуть не спотыкаюсь о Генри, который спит на полу. Она замечает, что я иду к ней, и, качая головой, машет мне рукой. Затем произносит одними губами: «Ксандер», я тут же разворачиваюсь и падаю на диван. Надеюсь, она без особых проблем узнает о бабушке с дедушкой, а потом он может полностью вычеркнуть меня из своей жизни.

– Нет, – говорит Скай. – Она спит.

Сколько времени? Тянусь вниз и поворачиваю часы на запястье Генри, чтобы взглянуть на них. Половина одиннадцатого. Ого! Я проспала не меньше пяти часов. Тогда почему мне до сих пор кажется, будто меня шандарахнули битой по лицу? И почему Скай все еще говорит по телефону? Сколько времени нужно, чтобы записать номер телефона и адрес?

– Ксандер, пожалуйста. – Слышу я ее слова. Она слишком любезна. На ее месте я бы уже получила номер.

Может, позвонить в больницу, пока жду? Ищу телефон, но потом понимаю, что по нему говорит Скай. Почему она не воспользовалась своим сотовым? Что, если сейчас мне пытаются дозвониться из больницы? Моя злость на Ксандера возвращается во всей красе.

– Нет, – произносит Скай со вздохом, который звучит слишком мило. Только я собираюсь встать и отобрать у нее телефон, как она говорит: – Спасибо. – И записывает что-то на листке. – Да, конечно, я передам ей. – Она вешает трубку.

– Передашь мне что?

– Что он хотел с тобой поговорить.

– Рада слышать, только я не хочу с ним разговаривать.

– Знаю. – Она отдает мне листок и, присев на корточки возле Генри, проводит рукой по его щеке: – Генри, просыпайся.

Я пинаю его ногой, и он резко просыпается.

– Иногда нужно быть более настойчивой, Скай.

Она закатывает глаза, но улыбается. Да, я сказала, что ей нужно быть более настойчивой, но на самом деле я совсем не хочу, чтобы она изменилась.

* * *

Спустя час я стою в вестибюле больницы и жду, что мне кто-нибудь поможет. Никто мне не позвонил, но после ухода Скай на работу и звонка маминым родителям я больше не могла ждать. Наконец регистратор кладет трубку и говорит:

– Она в 305-й палате. Поднимитесь на лифте на третий этаж, а там попросите кого-нибудь проводить вас в нужное крыло, хорошо?

– Спасибо.

Я волнуюсь. Мне просто хочется увидеть маму. Если я увижу ее, то почувствую себя лучше. Большая часть моей злости сменилась беспокойством, но кое-что еще осталось, но мне хочется, чтобы вся злость исчезла без следа. В тот момент, как я оказываюсь у мамы в палате и вижу ее бледное, но спокойное спящее лицо, я с облегчением выдыхаю. Подвигаю стул к койке и заставляю себя взять маму за руку.

– Привет, мам, – шепчу я.

Она не шевелится.

Не знаю, как долго я сижу так и держу маму за руку (час? два?), но в конце концов приходит врач и приглашает меня в коридор.

– К сожалению, я не мог разрешить вам навестить ее ночью. Нам пришлось отвезти ее вниз, там общие палаты, в которых определенные часы посещения. Но позже мы перевезли ее сюда.

– Что с ней?

– Мы еще ждем результаты некоторых анализов. Ваша мама в последнее время уставала?

– Да.

Он кивает, будто подозревал это.

– У меня есть предположение о том, что с ней, но для того, чтобы знать наверняка, нам нужно ввести в ее желудок камеру. УЗИ мало что показало, нужно посмотреть поближе.

– Ладно. Это опасно?

– Нет. Это стандартная процедура с минимальным риском, которая, надеюсь, даст нам определенные ответы.

– Она знает?

– Она еще не просыпалась. – Должно быть, я выгляжу напуганной, потому что доктор тут же добавляет: – Нет причин для беспокойства. Мы дали ей сильное снотворное, она скоро проснется. Тогда мы с ней и поговорим – вы тоже сможете с ней поговорить, – и если она согласится на процедуру, то мы тут же ее проведем.

– Сейчас я могу остаться здесь?

– Конечно. Как я сказал, теперь у нее отдельная палата, и вы можете остаться. Можете даже спать там, если хотите.

– Да, спасибо.

Пока я морально готовлюсь к тому, чтобы снова войти в палату, из-за угла появляются бабушка с дедушкой. Почему мама не проснулась, чтобы со всем разобраться? Для меня они чужие. Нервно потираю руки и машу им.

– Кайман, верно? – говорит… миссис Майерс? Бабушка? Женщина.

– Да. Здравствуйте, я Кайман.

Она судорожно вздыхает и на мгновение прикрывает рот.

– Ты так похожа на свою маму. Она была точно такой же в этом возрасте. – Миссис Майерс касается моей щеки. – Только глаза у тебя папины. Ты такая красивая.

Я переступаю с ноги на ногу.

Мужчина что-то тихонько бормочет, а затем протягивает мне руку:

– Привет, я незнакомец номер один, а это незнакомец номер два. Тебе все еще неловко?

Я слегка улыбаюсь.

– Единственное, из-за чего она может чувствовать себя неловко, так это из-за твоего извращенного чувства юмора, Шон. Милая, он шутит.

– Знаю. – Чувство юмора может передаваться по наследству? Я показываю на дверь: – Она еще не проснулась, но вы можете ее увидеть.

Женщина делает несколько глубоких вдохов, затем несколько коротких.

– Вивиан, достать тебе кислородный баллончик или ты справишься сама? Уверен, лишний здесь найдется.

Она хлопает мужа по груди:

– Просто дай мне минутку. Я не встречалась с дочерью семнадцать лет, а теперь увижу ее на больничной койке. Мне нужно это как-то пережить.

– Врач, похоже, уже знает, что с ней, он сказал, что она будет… – Начинаю говорить «в порядке», но понимаю, что он этого не говорил. Может, она и не будет в порядке.

– Кайман, – произносит Шон. – Покажешь мне этого врача? У меня есть к нему пара вопросов.

– Конечно. Собственно, вот он, разговаривает с медсестрой.

– Спасибо. Заходите без меня. Я вернусь через минуту.

Он уходит, а Вивиан стоит у двери и странно дышит.

– Вам лучше войти одной. Я подожду здесь, – говорю я.

Она кивает, но не двигается. Я открываю для нее дверь, и это помогает ей зайти. Разозлится ли мама, когда проснется и увидит возле себя бабушку? После нашего вчерашнего разговора, когда я рассказала ей о родителях, мне кажется, мама давно хотела с ними встретиться.

Мой взгляд перемещается на Шона, который беседует с врачом. Я рада, что кто-то помогает мне в этой тяжелой ситуации. Если Шон такой проницательный, как говорили Ксандер и его братья, то он сможет мне помочь, он все сделает так, как надо.

Мои бабушка с дедушкой богаты. Странно… Вскоре Шон возвращается ко мне.

– Как думаешь, сколько ей нужно времени, чтобы решить все вопросы, накопившиеся за семнадцать лет? – спрашивает он, глядя на часы. – Десяти минут хватит?

Я улыбаюсь:

– Мама спит, так что этого времени даже много.

Он втягивает воздух сквозь зубы.

– Нет, Вивиан слишком любит поспорить сама с собой. – Он поворачивается ко мне: – Им наверняка нужно больше времени. Ты уже ела?

– А вы не хотите ее увидеть? Вы ведь не видели ее семнадцать лет.

– Тебя я тоже не видел семнадцать лет. – Глаза щиплет, и дедушка расплывается, но мне удается сморгнуть слезы. – У меня же есть время все наверстать, правда? Десяти минут хватит?

– Я думала о пяти, но посмотрим, как пойдет.

Его губы растягиваются в улыбке.

– Ага, ты все-таки моя внучка.

Глава тридцать девятая

Остаток дня я наблюдаю, как мама то счастлива, то зла, то плачет, то радуется. Такие резкие перемены настроения не нравятся врачу, и к вечеру он всех нас выгоняет из палаты, хотя еще утром говорил, что я могу там переночевать. Мама не спорит с ним, и я понимаю, что ей, вероятно, нужно отдохнуть.

– Все прошло хорошо, – говорит Шон в коридоре.

Вивиан сердито смотрит на него.

– Кайман, мы живем в нескольких часах езды отсюда. Можно нам остаться с тобой, пока твоя мама поправляется?

– Мы можем снять номер в отеле, если тебе это по какой-то причине неудобно, – быстро добавляет Шон.

– У нас очень маленькая квартира. Не знаю, будет ли вам там комфортно. Уверена, вы привыкли к большему.

Шон вскидывает руки:

– Она считает нас испорченными, Вив. Так не годится.

– Прекрати, – осаживает мужа Вивиан. – Мы будем довольны в любом случае, милая. Чего хочешь ты?

Я бы хотела, чтобы они остановились в отеле, но это прозвучит слишком грубо, к тому же, наверное, компания мне не повредит.

– Все нормально, можете остаться со мной.

Когда мы идем на парковку, Шон откашливается и говорит:

– Так, значит, Ксандер Спенс? На мой взгляд, он слишком смазлив, но семья у него хорошая.

– Слава богу, твое мнение тут не определяющее, – вставляет Вивиан. – Он кажется очень хорошим мальчиком.

– Мы не вместе.

– Ох! Прошлым вечером нам просто так показалось.

– Бывает. Все нормально. – Так вот что значит иметь бабушку с дедушкой. Еще больше людей вмешивается в твою личную жизнь.

Вивиан обнимает меня:

– Я не хотела это говорить, но и мне он кажется слишком смазливым.

Защита срабатывает на автомате, и я говорю:

– Как только вы его узнаете, он… – Замолкаю. Мне больше не нужно защищать Ксандера.

Вивиан сжимает мое плечо:

– Это был очень длинный день, верно?

– Да.

* * *

Видно, что квартира им кажется маленькой. Особенно когда Шон открывает дверь чулана, полагая, что та приведет его в другую часть дома, и резко останавливается.

– Нам двоим здесь достаточно места. Внизу еще магазин кукол, так что, когда становится тесно, у нас есть дополнительное пространство.

Я недостаточно хорошо знаю Вивиан, но кажется, будто она ощущает вину за то, как мы живем. Только я говорила серьезно: конечно, у нас маленький дом, особенно в сравнении с другими, но я никогда не чувствовала себя обделенной. Я всегда была счастлива. Похоже, только недавно я начала замечать все то, чего у меня не было.

Вивиан настаивает на походе в магазин и возвращается домой с таким количеством еды, что нам не съесть и за месяц. Она раскладывает по местам всё, что купила. А потом начинаются ужасные вопросы:

– Ты сказала, что ты выпускница?

Я киваю.

– Что планируешь изучать в следующем году? – как бы невзначай спрашивает Шон, читая этикетку на банке с кукурузой, что купила Вивиан. Очевидно, он избегает смотреть мне в глаза, ведь что еще может быть в банке с кукурузой, кроме кукурузы? Он откуда-то знает, что для меня это больная тема?

– Я не… – Хочу сказать «не уверена», но не могу. Не потому, что мне стыдно признаться в этом, или потому, что нужно помогать в магазине. Обнаружив прошлой ночью в подсобке пустые коробки, я поняла, что моя помощь была никчемной. Маме необходимо придумать, как поднять магазин, и в этом я ей не помощник. Мне нужно двигаться дальше. – Науку. Но пока не уверена где…

– Что будешь делать с научной степенью? Тебя интересует медицина?

– Нет, я подумываю о криминалистике. Но еще не знаю точно.

– Для преддипломной практики есть много возможностей. Можно двигаться в самых разных направлениях. На самом деле варианты безграничны.

Я киваю:

– Да, так и есть.

Звонит телефон, и я быстро отвечаю, полагая, что это может быть мама или врач. Но это мужчина.

– Сьюзен дома?

– Нет, ее нет. Ей что-нибудь передать?

– Можешь передать, что звонил Мэтью?

– Мэтью. Нет. То есть да, могу, но она в больнице.

Он усмехается, чем застает меня врасплох.

– В этот раз у нее такое оправдание?

– Что?

– Послушай, скажи маме, что, если она оплатит счета, я перестану ей звонить.

– Вы коллектор?

Шон смотрит на меня.

– Пусть она позвонит мне.

Шон жестами просит дать ему телефон, и я передаю трубку. Он выходит за дверь и закрывает ее за собой. Как хорошо иметь поддержку.

Глава сороковая

Мама крепко сжимает мою руку.

– Мам, врач сказал, что это стандартная процедура. Не стоит нервничать.

– Но ты все утро не шутила. Ты думаешь, что это серьезно.

Я смеюсь:

– Я просто слишком устала, чтобы шутить, к тому же из-за твоего папы я чувствую себя неоригинальной.

Она улыбается:

– Они тебе нравятся?

– Да. – Вот и все, что я могу сказать. Сейчас не время разбираться с тем, что она лгала мне всю жизнь. Баб ушка с дедушкой определенно не монстры, какими она их пыталась представить. Мне едва удается сдержать злость.