Сильный дождь стучал по навесу над крыльцом. «Так какие-то силы бьют и бьют по моей семье… но я должна прогнать эти мысли, и я их прогоню…» – Она закрыла глаза.

Кто же она, лежащая на софе женщина, Лаура Пайге Райс, как она жила до этого дня?


Взрослые думают, что ребенок, строящий в соседней комнате домик из кубиков, не слышит их, а если слышит, то не понимает.

– Бедная малышка, – сочувственно говорит гостья, и сразу переходит на добрый тон: – Но она счастливица, ведь вы, девочки, взяли на себя заботу о ней.

Сестры Пайге, Сесилия и Лилиан, доживи они хоть до девяноста лет, останутся для своего круга «девочками», но не леди, проводящие время за чаепитием с гостями, пресловутые «ленч-леди». Худощавые, изящно одетые, они – не только светские дамы, но и деловые женщины, наследницы «Пайге и Компании».

– Что мы знаем о строительных материалах? Бревна, проволока, цемент? – спрашивала Лилиан каждого, кто проявлял интерес к затронутой теме, – а многие проявляли. – Этим делом занялся наш отец, потом наш брат, и наконец мы, две девушки. И что ж, мы с этим справились. Если у тебя есть мозги, надо их использовать. А потом, нам надо было позаботиться о Лауре.

Две тетушки любили за воскресным чаем, когда чашки позвякивают о блюдца, поговорить со своими гостями о Лауре. Старые девы, обеим за сорок лет, получили от жизни этот подарок – хорошенькую девочку, которая стала забавой и любимой игрушкой и воплотила в себе смысл их жизни.

– Мы взяли на себя ответственность за Лауру, мы должны оставить ей хорошее наследство… Поэтому мы стремились расширить дело. Мы должны были обеспечить Лауру. Женщине необходима обеспеченность. – В пятидесятые годы еще не изжито было представление о женщине как о несамостоятельном существе, хрупком создании, нуждающемся в опеке и заботе.

Тетушки научили Лауру произносить слова «Пайге и Компания», когда она только еще начала говорить.

– Да, если бы не Лаура, мы, наверное, продали бы дело и ушли на покой.

– А какое она прелестное дитя, правда? – взывала к гостю Сесилия. – Я бы хотела, чтобы она осталась белокурой. В светлых волосах – черный или васильковый бант… так красиво…

Они восхищались Лаурой, обожали ее…но ни разу в жизни сами пальчиком не шевельнули для нее. Они нанимали нянек, гувернанток, потом учителей – французского языка, музыки, когда у Лауры проявились способности. Платили детскому врачу, дантисту.

– Они дали мне все, – говорила она мужу. – Они отдали мне свои жизни. Это испортило мой характер, я такая избалованная.

– Нет, Лаура, если они задались целью тебя испортить, то они в этом не преуспели, – ответил муж. – Ты ничуть не избалована.

Когда Лауре исполнилось десять лет, тетки забеспокоились: девочка увлекалась только книгами и музыкой.

– Что если она начнет по субботам играть в теннис? Как ты думаешь? – спросила сестру Сесилия.

– Очень здоровый спорт. Им можно заниматься всю жизнь, – согласилась Лилиан, физические упражнения которой сводились к пешеходной прогулке от дома до машины, поданной к подъезду, и от машины до письменного стола в офисе.

– Можно сделать теннисную площадку, за гаражом есть ровная лужайка, – предложила Сесилия.

– Да, а подальше разобьем огород, как в Англии, – подхватила Лилиан. – И вьющиеся растения на шпалерах, это будет восхитительно.

Старые девы без устали занимались благоустройством дома и участка. Они любили помечтать об идиллическом будущем Лауры в своем родовом гнезде.

– Когда-нибудь ты выйдешь замуж за человека, которому мы передадим наше дело, и он поселится в нашем доме.

Лаура таинственно улыбалась, растроганная их добротой, забавляясь их близорукостью. «Разве вы не знаете, что я выйду замуж за Френсиса Элкота? Ни за кого другого», – думала она.

Усталая женщина, лежащая на софе, предалась воспоминаниям о своей детской невинной любви.

– Но разве дети всегда невинны? И ты, Лаура, вспомни-ка… Не совсем уж невинны были твои мечтания…


Широкая поросль бирючины отделяла участок Пайге от участка Элкотов. В одном месте кустарник был разрежен, и ребенок мог бы проскользнуть, если бы ему разрешили. Но Лауре не разрешали.

– Доктор Элкот должен бы заделать эту дыру, – жаловалась тетя Лилиан. С тех пор как Френсис уехал, участок совсем неухоженный.

– Он скоро приедет. Я слышала сегодня утром. Он разбил обе ноги в Колорадо, катаясь на горных лыжах. Переломы лодыжек, кажется.

Лаура спросила, как это – разбить ноги? Как разбитая чашка, которая разлетается на осколки?

– Нет, нет. Не так. Когда он приедет, мы пойдем навестить его, и тебя возьмем, тогда сама увидишь. Я испеку Френсису лимонный пирог. Он такой славный мальчик.

На следующее утро, когда Лаура играла на лужайке в своей песочнице, она услышала, как хлопнула дверь соседнего дома и как кто-то разговаривал в соседнем саду. Потом голоса смолкли; Лаура подобралась к дыре в изгороди, надеясь увидеть мальчика со сломанными ногам. Но это был не мальчик, а мужчина. Он сидел в кресле, а вытянутые очень толстые белые ноги лежали на скамеечке. Около кресла стоял маленький столик, на нем – кувшин и стакан. Мужчина закрыл книгу, лежащую у него на коленях, налил сока в стакан и начал пить. Потом он причесал пальцами темные волнистые волосы и снова взял книгу, но в эту минуту заметил блестящий в щели изгороди голубой глаз. Встретившись с его взглядом, глаз моргнул, но храбро остался, где был.

– Хеллоу! – сказал мужчина, который не мог быть мальчиком Френсисом. – Иди сюда.

– Мне не разрешают! – отозвалась Лаура.

– Не разрешают? Почему? Ведь мы же соседи!

– Нельзя тревожить доктора Элкота. Он занят.

– Ты его не побеспокоишь, – засмеялся мужчина. – Он сейчас на работе. А я – его сын Френсис.

– А это ваши сломанные ноги? – Лаура уже прошмыгнула в щель и рассматривала белые толстые как бревна предметы.

– Да, невезуха. Половину семестра в колледже из-за них придется пропустить.

Она подошла совсем близко и осмелилась спросить:

– А где сломанные ноги? Под этими белыми штуками?

– Да. Эти белые штуки – гипсовые повязки. Вроде бинтов.

– О-о! Они болят?

– Да нет, уже не болят. Ну-ка, я угадаю твое имя! – улыбнулся он.

– Давайте, – кивнула она. – Только, нипочем не отгадаете!

– Попробую. Ты – Каролина?

– Нет, – покачала она головой.

– Сьюзен?

– Нет!

– Физзи Виззи?

Она восторженно хихикнула.

– Нет! Я же сказала, что не угадаете.

– А я угадал. Ты – Лаура. Я знаю, что ты живешь в соседнем доме, только я здесь не жил, и ты меня не видела. Я учился в колледже в Калифорнии.

– Где это?

– Далеко.

– О! Как Корея?

– Поближе.

– Мой папа улетел на небо в Корее.

– Я знаю, – серьезно ответил Френсис. – Он был такой красивый, твой отец.

– Вы его знали?

– Очень хорошо знал.

– О!

– Ты похожа на него, только волосы белокурые. – Он погладил ее руку. – Твой отец подарил мне мой первый мяч и ракетку. Я тогда был маленьким мальчиком.

– Я думала, вы и сейчас мальчик.

– Почему ты так думала?

– Тетя Сесилия сказала: «Френсис – славный мальчик».

– Вот как? Ну, что ж, она сама – тоже славная. Ей нравилось, что он держит своей теплой рукой ее руку. Когда она посмотрела ему прямо в лицо, его глаза ласково улыбнулись ей, совсем как глаза тети Сесилии, когда Лаура ей говорила: «Я тебя люблю».

– Сколько тебе лет? – спросил он. – Мне четыре года. А вам?

– Девятнадцать.

– Вы старый, да?

– Ну, не очень.

– Лаура! Лаура! Где ты? – У изгороди стояла тетя Лилиан.

– О Боже, да это Френсис! Простите, пожалуйста, она вам надоедала?

– Надоедала, мисс Лилиан? Она просто прелесть.

– Но вам надо заниматься…

– О, мне предстоит шесть недель проваляться с книгами. Времени у меня навалом. Позвольте ей приходить, когда захочет.

Так это началось.


Френсис научил ее читать еще до того, как она пошла в школу. Всю весну, пока он лежал в гипсе, и пару недель, когда гипс сняли и он с Лаурой гулял по саду, он показывал ей в книгах буквы и слова.

– Покажи мне слово из трех букв. Прочитай! Правильно, «кот». Скажи мне, кот лает?

– Какой ты глупый, кот мяучит, пес лает.

– Ну, покажи мне слово «пес».

И пухлый пальчик Лауры скользил по странице, останавливался, и девочка победоносно восклицала!

– Вот! «Пес»!

– Какой милый юноша! – говорили тетки. – Он будет замечательным врачом. Такой терпеливый, такой внимательный.

Когда Лауре исполнилось шесть, кто-то подарил ей на Рождество «Алису в Стране чудес».

– Я не могу это читать, – пожаловалась она Френсису, когда он пришел к ним на обед со своим отцом. – Слова здесь такие длинные.

– Ну, давай, я тебе почитаю, – сразу предложил он.

Одна из тетушек заметила, что Френсис очень добр к Лауре.

– Да, он любит детей, – заметил его отец, – а ваша Лаура – такой милый ребенок.

– Да, все нам завидуют, – она такая послушная. А ведь многие мучаются со своими детьми.

Лаура всегда вспоминала «Алису в Стране чудес», – серый переплет, картинку, где у Алисы развеваются распущенные волосы, палец Френсиса, остановившийся на этой странице.

– Ты похожа на нее, – сказал он, глядя на изображение светловолосой Алисы.

Спустя годы, она помнила каждую книжку, связанную с Френсисом: «Тайный сад», который он подарил Лауре, когда ей исполнилось восемь лет, и «Остров сокровищ», который вызывал в памяти Лауры рассказы Френсиса о его путешествии на чудесный остров в Карибском море. Он показывал Лауре снятые им и друзьями фотографии этого острова, куда они приплыли на яхте, – острова, лежащего в синих водах словно спящий зеленый кит.

– Когда-нибудь и ты посетишь такие сказочные места, – говорил он Лауре. – Мир удивителен, и ты должна увидеть его пока ты молода. Он прекрасен, трудно поверить, пока не увидишь, как он прекрасен, Лаура.

Он давал ей книги, и они вместе восхищались ими или спорили о них. Он подарил ей фотоаппарат и так хорошо научил ее снимать, что она получила приз за снимок листьев магнолии под дождем.

По вечерам, когда он посещал их дом вместе с отцом, она играла им на пианино и радовалась, когда ее хвалили.

Но в то же время она понимала, что все, кроме Френсиса, ее перехваливают. – Мои тети думают, что я буду давать блестящие концерты, ездить по всему свету. Это меня удручает. Если б мне суждено было прославиться, я бы уже блистала. Мне двенадцать, уже поздно.

– У тебя талант, и ты должна быть счастлива этим. Зачем тебе быть знаменитой? – мягко говорил он, и его низкий голос звучал как пианино в нижнем регистре, когда она касалась рукой этих клавиш. Этот голос ласкал душу Лауры…

– Ты умница, Лаура. Это замечательно, что ты так ясно видишь самое себя.

– А как ты видишь самого себя? – с любопытством спросила она.

– Я? Способный студент, который стремится стать доктором, как его отец. И ничего более.

– Нет, ты себя не знаешь, – покачала головой Лаура. – Ты будешь великим.

– Бог ты мой, конечно же, нет. Никогда, – засмеялся он.

– Да! Все так считают.

– Кто это – все?

– Мои тети говорят, что все так считают.

– Ну что ж, – снова засмеялся он, – я постараюсь, насколько это в моих силах.

Иногда Лаура слышала разговоры теток в гостиной, – они как-то обо всем разузнавали.

– Терапия, – говорили они. – Специализация по редким болезням. Может быть, тропическим? Не знаю.

– Его отец сказал, что он подписал контракт на три года в Бостоне.

– Помяни мои слова, он потом сюда не вернется. Останется работать в Нью-Йорке или в Бостоне.

– Да, наверное, ты права. Он и летом сюда не приедет. Нет времени, так сказал мистер Элкот.

– К разочарованию мисс Бэйкер. Будь уверена, она имела на него виды. Он заглядывался на нее все три года, что приезжал домой на каникулы.

– Да-а… Из них вышла бы красивая пара. У этой девушки потрясающая внешность, не правда ли?

– Он ухаживал за ней без серьезных намерений. Его отец говорит, что он не намерен жениться, пока не окончит интернатуру.

– Ну, так она его не дождется. Ей двадцать шесть, до тридцати девушки не ждут.

– Поживем – увидим.

«Пусть лучше и не ждет, – подумала про себя Лаура, и фыркнула: – «Потрясающая внешность!» С ее-то дурацкой постоянной улыбкой, – посмотришь на нее, зубы заноют! Неужели она понравилась Френсису?»